- - - - - - - - - -
Издательство "Четыре" выпустило книгу "Хроники королевства Стеклянных Замков". Часть первая. Авторы Виталий Мордвинов, Дарья Полетаева. Иллюстратор Екатерина Черняева.
В марте 2024 года в издательстве "Четыре" вышла в свет вторая часть "Хроники Королевства Стеклянных Замков"
Желающие могут приобрести как бумажный, так и электронный варианты. Для приобретения книги напишите на электронную почту.
- - - - - - - - - -
Королевские Идилии. Вступление
Альфред Лорд Теннисон
Королевские идиллии
Когда Теннисон удостоился звания придворного поэта лауреата, один высокопоставленный англичанин по этому поводу заметил: хорошо, что хотя бы на эту должность у нас не назначают, кого попало!
«Королевские идиллии». Очень красивый поэтический (не рифмованный) текст девятнадцатого столетия, слегка стилизован «под старину», труден для понимания. Представьте себе попытку перевода на английский русских былин: «…уж вы гой еси добры молодцы…».
Артуриана – термин вполне официальный. Истоки её теперь уже не возможно точно определить. Беря начало в устных народных преданиях, Артуриана плавно перетекла в средневековую литературу, став её значительной и, может быть лучшей частью. Но авторы рыцарских романов не сочли нужным сдерживать полёт собственной фантазии, добавляя всё новые подробности. По вступлении цивилизации в индустриальную фазу, полёт фантазии словно обрёл механическую тягу, кульминация его – весьма примечательный опус «Янки при дворе кроля Артура». Народившийся в начале двадцатого столетия кинематограф не обошёл артуриану вниманием, и к концу столетия, за мельтешением видеофантомов почти не виден легендарный Артур, тем более исторические реалии его породившие.
“Idylls of the King”, как один из вариантов легенды, поможет совершить путешествие в прошлое и узнать некоторые подробности этой легенды.
Пришествие Артура
(вступление)
Леодогран король Камелиарда.
Один единственный ребёнок у него,
Дочь Гвиневера, первая красавица
Своей страны и радость для отца.
Во времена перед пришествием Артура
На королевства многие весь остров поделён.
Враждуя постоянно и жестоко
Они страну родную истощили.
Хозяевами истинными здесь
Разбойники заморские являлись,
Когда набеги дерзкие творили.
Страна всё больше становилась как пустыня,
Всё меньше оставалось в ней людей.
Так было до пришествия Артура.
Жил Аурелиус Король, погиб, сражаясь.
Потом стал Утер королём, он тоже умер.
Они боролись за владение своё,
Но только после них установил порядок
Могучей силы Круглого Стола,
Когда привёл он под своё начало
Правителей всех прочих областей,
Король Артур.
Итак, пока земля Камелиарда
С её густыми влажными лесами
Не испытала добрых перемен,
Собаки дикие, медведи, кабаны и волки
Свободно рыскали в полях,
И даже в королевские сады
Могли прокрасться звери незаметно,
Детей похитить, в логово увлечь,
Так дети исчезали без следа.
Увы, страшнее хищников бывают люди.
Уже не раз Король Леодогран
Звал римлян легионы в помощь,
И Цесарских орлов, когда его же брат
Уриен разбойничьи набеги совершал.
Дым солнце закрывал, кровь заливала землю,
И боль сердца пронзала матерей,
Утративших надежду на спасение.
Но вот Артур обрёл корону,
Хотя среди людей нашлись такие,
Кто говорил: «Не Утера он сын,
А значит и не лучший среди нас».
Военных подвигов Артур пока не совершил,
Но был уже известен. Гвиневера,
Когда увидела его случайно,
Гуляя по стене родного замка,
Довольно знала про него с тех пор,
Как получил он знаки королевской власти.
Но выглядел он рыцарем обычным,
Между других, роскошнее одетых.
Не мог Артур привлечь её внимание,
Простым казалось ей его лицо.
Но самому Артуру взгляд случайный
Запомнился, преобразил всю жизнь.
Он улыбнулся и поехал дальше
В шатёр свой посреди лесов,
Где жил он просто, как язычник.
Охоту продолжал, но верил-
Найдёт обратный путь.
Пока он оставался там,
Сомнения как прежде тлели
В сердцах баронов, лордов разных областей,
Вражду рождая у его вассалов:
«Он не похож на Утера,
Которого мы знали.
Не Утера он сын,
А значит и не лучший среди нас.
Возможно Горлоиса сын,
Возможно Энтона. Он не король».
Итак, Артуром овладела страсть,
Сильнее всех других желаний,
Какие в жизни испытал –
Соединиться с Гвиневерой.
Он размышлял: «Её отец сказал –
Не видит между всех мужчин земли своей
Достойного наследника для трона –
И королю несчастьем одиночество.
Созвездия ко мне неблагосклонны,
Опорою служить не может пустота.
Напрасны ли мечты?
Соблазна слаще нет под небесами
Мечтам предаться. Мир жесток,
И не могу свершить я непосильное,
Но с Божьей помощью в суровой жизни этой
Для царствования силы обрету,
С Ним вместе эту землю возрождая,
Найду пути от мрака к свету,
И поведу её от смерти к жизни».
Кто знают хорошо легенду эту,
Рассказывают дальше так.
Артур впервые на батальном поле,
Где высились шатры его врагов –
Сиянье чистое явилось вместе с ним,
Мерцая над окрестными холмами,
Когда он знамя развернул своё.
Звук горна ветру бурному подобный
Кровопролитие призвал начать.
Пригнули копья и коней пустили в бег,
Помчались рыцари в победную атаку.
И дальше было так всегда:
Неотвратим, как молния и гром,
Всех силой принуждал Артур признать
Неоспоримость своих прав на царство,
И вскоре, к изумленью многих,
Его признали превосходство над собой
Правители всех прочих областей.
Карадос, Уриен, Клаудиас,
И Крадлемонт Уэльский,
И Клариенс Нортумберлендский,
Король Брандагорас из Латангора
С Ангвисантом Ирландским,
Морганор и Лот Оркнейский.
Затем ещё звучали голоса,
Тех, кто не правы, но себя считали правыми
И звали прямого не искать пути,
Не рисковать, опасность избегая,
Прервать полёт меча и успокоиться.
«Они не правы! Гибелен покой,
Вдохнёт в нас жизнь военная баталия!»
На сердце у Артура была радость,
И весело он воинам сказал:
«Не сомневайся в короле своём, когда
Оружие твоё ему надёжно служит».
Он взывал: «Просите вдохновения у Бога,
В сражениях дерзайте вместе с Ним,
Он мой Король!» И каждый бился за двоих,
На поле смерти верные присяге,
Жизнь вечную, погибнув, обретали.
Артур сказал:«Клянусь, и Бог свидетель,
До смерти, рыцари, я вам не изменю».
Терпели неудачу, с ним встречаясь,
И Ульфиус, и Брастиас, и Бедивер.
Они служили Королю Леодограну.
Артур сказал: «Желаешь добрых отношений –
Отдай мне Гвиневеру в жёны».
Встревожился Леодогран, узнав об этом –
«Я должен поступать достойно Короля,
Отдать единственную дочь могу тому,
Кто равен ей происхождением.
Он королевский сын?»
Созвал мужей, помощников своих,
Которым доверять привык, спросил:
«Известно вам происхождение Артура?»
Соратники седые отвечали:
«Сир Кинг, есть два свидетеля надёжных,
И каждый много старше каждого из нас.
Есть Мерлин мудрый, Утеру служивший,
Есть Блэйз, учивший магии его,
(Он Мерлину придумал это имя)
Но превзошёл учителя искусством,
Опередил способный ученик –
Волшебной книги многими страницами
Запечатлел подробности истории.
Пусть много лет прошло, их можно прочитать,
Узнать секрет происхождения Артура!»
Король Леодогран ответил так:
«Друзья, пока всего наполовину
Могу я Королю Артуру доверять,
В отличие от вас, кто верно служит мне.
Предстать передо мнойдолжны
И Ульфиус, и Брастиас, и Бедивер».
Когда они пришли, Король сказал:
«Известно мне, как за дела кукушки
Другие птицы отвечают ей враждой.
Но странно мне, как именно сейчас,
Когда их на батальном поле
Так сильно огорчил Артур,
Те лорды возбудились, говоря:
Он Горлоиса сын, или сын Энтона.
Скажите, мнение своё, не утая,
Достоин сыном Утера он зваться?»
И Ульфиус, и Брастиас сказали «Да».
Затем и Бедивер, его первейший рыцарь,
Он очень был Артуром огорчён,
Сказал: «Для наглых нет большой проблемы
Найти слова для клеветы на короля.
Сир, много разных слухов про него
От тех, кто в сердце ненависть хранит,
Желая и принизить, и унизить,
Его жизнь сделали несладкой и опасной.
Сир, во времена когда был Утер королём,
Отважный воин герцог Горлоис,
Владевший Замком Тинтагиль
На побережье Корнуолла,
Прекрасную Игерну в жёны взял,
И дочерей она ему родила.
Супруг одной из них Король Оркнейский.
Но сына не смогла родить Игерна.
И вот случилось так – в неё влюбился Утер,
Но Игерна хранила верность Горлоису,
Бесчестием сочла такую страсть.
Тогда пришлось спор разрешать войной,
Горлоис побеждён, в бою погиб.
Затем, пылая яростною страстью, Утер
Игерну в Тинтагиле осадил.
Не стали защищать её вассалы,
Страшились биться с королевским войском,
И подчиняясь силе Короля,
Она вступила в брак, слезами обливаясь.
Позор её не долго продолжался,
Не много времени прошло – скончался Утер.
Его кончина вызвала смятение,
Отсутствие наследника грозило
Большой бедой для королевства,
Но в ту же ночь, ночь новогоднюю,
Волнение другое испытала
Артура мать – родился сын.
Узнал об этом вскоре Мерлин,
Способный всё прозреть на расстоянии.
Он поспешил явиться, прежде чем
Те лорды, кто свирепостью известны,
Животным диким уподобясь
Не стали рвать ребёнка на куски,
Как власть привыкли друг у друга рвать,
А многие вражду таили
Помня Горлоиса. Вот потому
Ребёнка Мерлин дал на воспитание
Тому, кто верно Утеру служил.
Сэр Энтон, старый рыцарь и жена его
Ребёнка пестовали вместе со своим.
Никто не знал секрет. А лорды
Как звери дикие сцепились меж собой,
Ведя страну и дальше к разорению.
Но час пришёл! Привёл Артура Мерлин
И посадил его в его чертоге:
«Вот Утера наследник, ваш король»
И сотня голосов взревели: «Убирайтесь!
Он не король нам, Горлоиса сын,
Возможно Энтона. А может быть вообще
Он низкого происхождения».
Но применил своё искусство Мерлин –
Пока проклятия звучали Королю,
Короновал Артура. Лорды
Продолжили войну».
Тогда Король Леодогран
Так рассуждает сам с собой:
«Сомнительно его происхождение -
Зачат он Горлоисом, или Утером?
Одно из двух предположений верно;
Подробности расскажут те, кто скоро
Придут в Камелиард – Гавейн и юный Мордред,
Оркнейской королевы сыновья;
Придёт и Беллисент сама, их мать.
Её слова, какие жду я,
Или не такие, не ложные».
Устроил пир гостям Король,
Когда насытились едой, спросил:
«Непрочный трон – как лёд на тёплом море.
Известен вам Артура двор,
Он победитель и с ним слава!
Но велика и нелюбовь к нему у тех,
Кто видит не его заслуги,
А рыцарей отвагу, так ли это?»
«О, Король, тех рыцарей не много,
Но смелые, и в помыслах едины.
Свидетель я всему сама:
Как Утера оплакивали пэры,
И как Артур наследовал престол.
Тогда немногие, любя его, вскричали:
«Будь нам король, исполним твою волю!»
Король, их искренне благодаря,
Употребил слова совсем простые.
Тогда они колени преклонили,
Восторг и страсть в их душах воссияли,
Как пэйл широкий посреди щита
Сияет дивно под лучами света.
Когда он утверждал свой Круглый Стол,
Древнейшему пророчеству доверясь,
Бессилен передать язык,
Увиденное мной глазами.
Момент, когда так необычен
Вдруг короля стал вид, и Крукифид
Открыл окно с ним рядом,
И светлая небесная лазурь
Собралась в три луча – три королевы
Явились молча возле трона,
Их лица излучали доброту.
Все поняли – Артуру будет помощь.
И Мерлин маг присутствовал при этом,
Сто зим служил он верно тем,
Кого себе синьором избирал.
И Леди Озера стояла рядом с ним;
Кто знает магии обряды,
Оценит белый шёлк её одежд.
Меч необычный, удивительный
Она вручила Королю.
Вокруг неё клубился фимиам,
Таинственная мгла её почти сокрыла,
И слышался священный гимн,
Как звук струящейся воды.
Он изумлял и просветлял,
И силе подчинял своей.
И созерцала я Экскалибур,
Достойный обладателя престола,
Исторгнутый из озера груди,
А эльф Урим в его эфес
Сокровище своё оправил.
Артур блистательный подарок взял.
Сияние слепило, сердце замирало,
На самом древнем в мире языке
На лезвие написаны слова,
«Возьми меня!» Но повернулось лезвие –
Другие слова прочитаны на нём:
«Верни меня!», и опечалился Артур.
Но старый Мерлин так сказал ему:
«Возьми, владей. То время далеко
Когда вернуть придётся».
Король меч взял, и повергал врагов».
Возликовал Леодогран, но всё же
Сомнениям нельзя оставить место.
Внимательно смотрел в её лицо, сказал:
«Поспешные решения бывают
Сродни обжорству. Спешность за столом
Не может быть полезна для здоровья.
Тебя любил он как сестру,
Когда он был высоким принцем,
Не так ли?» И она сказала:
«Дочь Горлоиса и Игерны я,
Сестра ему. Я в том клянусь, и пусть
Свидетелями будут сыновья».
Тут песнь Гавейна зазвучала,
Он волосами пышными потряс,
Танцуя на виду у всех,
Резвился словно жеребёнок;
А Модред слушал их у двери стоя,
И делал выводы свои. Впоследствии,
Взыскуя трона, найдёт погибель.
А королева продолжала.
«Что знаю я? От матери узнала
О тайне Утера и Горлоиса,
Но есть другая, Смысл её глубок:
Король действительно законный – тот,
Кто высшей силой предназначен
Британской расой управлять.
Когда-то я ещё вначале жизни
Услышала от матери слова:
«Твой брат единственный, и только он
Тебе защита в этом грубом мире».
«Да»- сказал Король, -«слова печальные,
А как ты встретила Артура первый раз?»
«О, Король! Тебе отвечу только правду.
Он был тогда ещё ребёнком,
Нашёл меня – я в горести была,
Страдала без вины и убежала
На пустошь вересковую тогда.
Всё в мире мне казалось ненавистно,
Рыдала и желала умереть, а он –
Не знаю, сам ли он явился
Или, содействуя незримо Мерлин
Помог ему найти меня –
Сказал он сладкие слова,
Согрел мне сердце, слёзы вытер,
Как будто я была ребёнок, а не он.
Так стали мы общаться, я взрослела,
И он взрослел; у нас бывало так -
То крепла наша дружба, то слабела,
Но я его любила и люблю.
Теперь я вижусь с ним всё реже,
Но тот воистину счастливый час
Стал часом золотым и для меня,
Сбылись мечты, и он теперь Король.
Позволь тебе другое рассказать,
О Блэйзе, Мерлина учителе.
Он, говорили, умер, но потом
Весть получила от него я, он жив,
Но ослабел, состарился наш маг.
Он рассказал мне, как он сам
И Мерлин Утеру служили
До самой его смерти, и в ту ночь,
Когда скончался Утер в Тинтагиле,
Заботясь о наследнике, вдвоём
Ушли они от короля покойного,
Покинув замок, по ущелью
Во мраке шли ночном, он всё скрывал-
Небесный свод и землю, но потом
Возник над ними призрак странный –
Дракон по небу как корабль плыл.
Свет яркий, исходящий от него,
Дорогу осветил им и привёл
На берег бухты; за волной волна
И каждая мощнее предыдущей
Вздымались там, но вот девятый вал
Поднялся с грохотом ужасным,
И пламя появилось из воды.
Младенца образ в пламени возник,
Водой отброшен к Мерлина ногам.
Ребёнка Мерлин взял, воскликнул:
«Вот Король! Наследник Утера!».
Событие чудесное свершилось,
Как и ребёнок, он облёкся пламенем,
Волшебные слов произнося.
Не сотрясала больше буря берег,
Свечение объяло и его,
Освободилось небо звёздное,
А Мерлин говорить продолжил так:
«Вот тот правитель, с кем придёт порядок,
Пока я жив - я послужу ему».
Так обещал пророк, свой выбор сделав,
Сомнений нет – он помощь подаёт.
Но вот при встрече с Мерлином
Решилась я задать такой вопрос –
Действительно всё это было
Дракон, пророчество, ребёнок?
Он посмеялся и ответил мне
Так как привык – загадывать загадки,
Тройными рифмами при этом говоря:
«Солнце и дождь – вот и радуга светит!
Тайну познать могут малые дети,
Может мудрец на вопрос не ответить.
Радуга в небе вся разного цвета.
Правду знать хочешь, а правда ли это?
Голый ребёнок там был иль одетый?
Радуги свет и лучист и прекрасен,
Смысл сокровенный не всякому ясен,
К тайне великой путь не безопасен».
Да, шуткой Мерлин огорчил меня,
Но ты не бойся Гвиневеру,
Свою единственную дочь, отдать
Такому Королю. Когда-нибудь о нём
Петь будут барды, память сберегая
Об этом Короле, о наших временах.
Так Мерлин говорит вполне серьёзно,
Хотя досадно многим людям:
Не умер он, а вместо этого живой
Явился снова, досаждая
Всем строгостью своей и побуждая
Приветствовать такого Короля».
Услышанному рад Леодогран,
Он мыслил: «Дать пора ответ-
Согласие? Отказ?
Сомнения к бездействию склоняют,
Туманят ум, откладывать нельзя
Принятие решения – оно
От этого становиться сложнее.
Унижен недоверием Король,
Лишь меч помог найти дорогу к власти,
Определить: кто стадо – кто пастух.
Намёки тёмные сомнения питали,
Звучали голоса - Он не король,
Не Утера он сын – нам не король.
Пока пустые домыслы плодились,
Король, который коронован Небесами,
Сам утвердился на земле своей».
Леодогран решился, рыцари его
И Ульфиус, и Брастиас, и Бедивер
Отправились к Артуру дать согласие.
Артур из рыцарей своих любил
Всех больше Сэра Ланселота;
Его Артур послал за Королевой,
И проводил до самых до ворот.
Верхом отправился он в путь,
Скакал среди цветов (Апрель был месяц),
Вернулся вместе с Гвиневерой
И тоже по цветам (уже был Май),
Туда, где Дубрик – Чиф британских христиан
Священный утвердил алтарь.
Король готов был к церемонии;
Пел женский хор, а рыцари его
Вокруг стояли, выражая радость.
Сквозь дверь открытую сияние полей
Окрасило алтарь цветами Мая,
А солнце Майское светило Королю
И Королеве, лучшей среди всех.
Клубился ладан, и звучали гимны
Для них двоих, где поклоняются Христу;
Артур сказал: «Судьбу свою я вижу,
Иную не хочу. Люблю тебя до смерти!»
Сказала Королева, взор потупив:
«Король, мой лорд, люблю тебя до смерти!»
Простёр над ними руки Дубрик и сказал:
«Правь и живи в любви для добрых дел,
Будь с Королевой неразлучен,
А Орден Круглого стола
Всегда пребудет в королевской воле!»
Когда покинули святилище,
Узнали: послы из Рима ожидают,
Там стоя у ворот с надменным видом,
Большие Лорды в золотых одеждах.
Трубили трубы, рыцари его,
Встав возле Короля, сказали так:
«Трубите трубы, прекрасен день в Мае,
Трубите трубы, ночь прочь прогоняя!
Трубите громче – «Пусть правит Король».
Ни Рим, ни язычник здесь править не будут.
Сверкают мечи, победу добудут.
Сияйте мечи! Пусть правит Король.
Сражайся за жизнь и бейся достойно.
Король изъявил королевскую волю.
Звените мечи! Пусть правит Король.
Король нас ведёт, на смерть посылает,
Секретное слово от Бога он знает.
Сияйте мечи! Пусть правит Король.
Трубите трубы! Восстанем из праха.
Трубите трубы! Не ведаем страха!
Звените мечи! Пусть правит Король.
Трубите, под солнцем цветущего Мая.
Трубите, нам сил день за днём прибавляя.
Сияйте мечи! Пусть правит Король.
Король христианин, он Богом храним,
Мы веруем в Бога, а значит мы с ним.
Звените мечи! Пусть правит Король».
Сказав так, рыцари явились в зал,
Банкет устроив Лордам Рима.
Они владыками себя считали мира,
Потребовали дань платить как прежде.
Артур сказал: «Смотрите, вот они,
Кто обещали помощь оказать,
Признав меня законным королём.
Теперь порядок старый отменён –
Пребудет новый. Наш отец Христос,
А вы, я вижу, как и прежде
Язычество храните в Риме.
Не будем дань платить». Большие лорды,
Яростью пылая, ушли ни с чем.
Вот так Артур и Рим врагами стали.
И он, и рыцари его в единстве обретали силу,
Сторонников их множилось число,
В двенадцати больших баталиях,
Языческие орды побеждая,
Порядок новый королевству дали.
Версия исторических событий Артурианы не совпадает с современной, официальной, которая восходит к изданному в 1583 году труду Скалигера «Исправление хронологии», а завершением классического литературного оформления артурианы принято считать произведение Томаса Мэлори «Смерть Артура», изданное в 1485 году, тогда пользовались другими хронографами.
Королевские Идилии. Книга 1
В двенадцати книгах
Рыцари Круглого Стола короля Артура.
Звучит привычно. Но в те времена, о которых речь, в Британии, как и во всей Западной Европе, институт королевской (именно королевской в современном смысле) власти только начинает формироваться. Нет рыцарства, нет дворянства, тяжело вооружённой кавалерии тоже нет. Всё это появится потом, в «развитом» средневековье, а пока ещё не произнесены слова king и knight.
Почему-то принято считать, будто рыцари собирались за круглым столом из демократических побуждений. Но если бы была сделана попытка объяснить благородным рыцарям основы греческой демократии, они бы вряд ли поняли, о чём идёт речь. Логичнее предположить (именно предположить) другое – существование одной очень древней традиции, которую условно можно назвать традицией Кольца. Следы её можно проследить в творчестве Россетти, Теннисона, Вагнера, Толкиена.
А так же это:
Ношение колец, браслетов, ожерелий которые когда-то были не предметами роскоши, а знаками, определяющими статус человека, и вручались как награды. Народные круговые танцы, хороводы. Выражения: круг знакомств, круг интересов, сбор урожая «на круг», и такое странное: «и корона – кольцо, и висельная петля – кольцо». Во время коронации монарху одевают на палец коронационное кольцо – такой же знак власти, как и другие.
Возможно, рыцари за круглым столом образовывали живое кольцо. Когда оно сохраняет целостность, в стране поддерживается относительный порядок, когда разомкнуто, наступает хаос.
Гарет и Линеттэ
Весной дождливой благородный Гарет
Сын младший Беллисент и Лота видит:
Высокая и стройная сосна
В ручей упала, потеряв опору,
Течение уносит её прочь.
«Вот так – сказал сэр Гарет – ложный рыцарь,
Или правитель злой от моего копья
Могли бы пасть, будь у меня оно.
Не знает чувств и неразумен ливень,
Он холоден – во мне живая кровь.
Орудие Создателя потоп,
А я, имея разум – узник
Здесь, в материнском доме,
Пленённый послушанием и лаской,
Заботой, добротой и уговорами.
Мать и сейчас меня считает за ребёнка!
Чем лучше мать, тем хуже для меня!
Плохая мать была бы мне полезней.
Небес подарком для неё являюсь я,
Моя впустую пропадает сила,
Не трогают её мои мольбы
Препятствует она мне постоянно
Взлететь орлом, стать Сыном Славы,
Старается принизить, опустить,
Когда Артур и рыцари его
В опасности смертельной пребывая
Стремятся чище сделать этот мир.
Гавейн и Модред летом здесь гостили.
С Гавейном бились мы как рыцари на копьях,
Когда его я выбил из седла,
Признался он: «Меня ты превосходишь вдвое».
За нами Модред наблюдал тогда,
Он молча насмехался надо мной,
Презрительно кривились его губы,
Понятно и без слов, что он хотел сказать.
Поднялся Гарет, опрокинув стул,
Спросил: «Мать сладкая моя, меня любя
По-прежнему считаешь за ребёнка?»
Смеялась мать: «Шумишь как дикий гусь».
«Да, мать, быть лучше взрослым гусем –
Но не дитём, которое лелеют будто
Он даже не птенец – яичко золотое».
Он дальше продолжал с горящим взором:
«Мать добрая моя, яйцом быть не по мне.
Не только гусь пригоден для полёта,
Полёт орла едва заметен глазу –
Величие его известно всем
Как блики золотые Book of Hours.
Но кто бы как бы ни был благороден,
Несчастен тот, кто заявил:
«Меня поднимет доблесть рук моих,
Пусть и не выше королей иных»,
Но видящие в нём ребёнка
Хватают за руку его, любя:
«Полёт не для тебя, сломаешь себе шею.
Останься в нашей пребывать любви».
И мальчик тот, мать сладкая моя
В порядке шею сохранив
Останется с разбитым сердцем».
Ему сказала мать:
«Сын сладкий мой, реальная любовь
Способна вознести, так, как ничто иное.
Сокровищем таким пренебрегать нельзя».
Ей Гарет отвечал с горящим взором:
«Сокровище? Возможно, но когда
В опасности полмира пребывает
Я должен здраво рассуждать о том,
Насколько золота ценнее сталь
Клинка меча Экскалибура,
И молнии удар во время бури,
И хищника удар сокрыты в нём,
И колокольный звон тревожный,
Взывает он. Меня не удержать».
Сквозь слёзы Беллисент сказала:
«Моё не пожалеешь одиночество?
Отец твой Лот Артуру изменил,
Повёл сражаться с ним баронов
И вот, всего лишённый,
Сейчас лежит отец твой так,
Как в остывающем камине
Лежит полено прогоревшее –
Пока не погребённый труп,
Лишённый речи, зрения и слуха.
А братья все твои Артуру служат,
Никто не любит их меня сильнее,
К тебе особую питаю я любовь,
Так ягод ярких шарм чарует птицу.
И ты, такой невинный, чистый
Желаешь поединков и войны.
Дитё капризное, имея светлый ум,
Не понимаешь сам, к чему стремишься.
Но не спеши: олени благородные
Весной в лесу у нашего ручья
Иную цель достичь предпочитают
Сладка она, достойная мужчины
И в этом я могу тебе помочь.
Найду достойную невесту,
Чья грация усилит жизни ток,
А я на склоне лет взращу твоих детей
Они напоминать мне будут Лота.
Не торопись мой самый лучший сын,
Успеешь повзрослеть мой мальчик».
«Ты всё-таки считаешь – я ребёнок,
Тогда послушай детский мой рассказ
Итак, мать, есть один Король над всеми,
Кто возраста достигнув брачного
Невесту ищут; и тогда Король
Предложит выбирать одно из двух.
Вот выбор первый предлагает он:
Красавица, кто многих возбуждает,
Добыть её придётся силой –
У множества соперников отбить.
А вот второй – не блещет красотою,
Соперников не надо опасаться.
И ставит нам король условия такие:
Красавицею силой овладев,
Впоследствии попасться в её сети
И ревностью терзаться постоянно;
А та невеста, кто сама
Лицом своим бывает недовольна
Сама таиться будет от людей.
Одна – ославит, другая – устыдит.
Я человек, я взрослый, я мужчина,
Пора мне браться за мужское дело.
Оленям подражать, брать с них пример?
Бог и Король – у них учиться надо
Жить честно, правду говорить, зло сокрушать,
Беря при этом с Короля пример во всём.
Иначе для чего родиться?»
Ему сказала мать: «Сын сладкий мой,
Есть много тех, кто думают иначе.
Не могут, или не хотят
Законного признать в нём короля,
Хотя я знаю сердцем – он Король.
Когда встречались в юности мы с ним,
И королевской речи я внимала
Не сомневалась в нём, как и он сам в себе,
Прочна меж нами родственная связь.
Но ты, мой неразумный мальчик
Свою единственную жизнь желаешь
Вручить тому, в ком видят короля не все?
Пока что не рассеяны сомнения,
Не торопись, остановись мой сын».
Ответил Гарет: «Мало чести
Принять плоды подобных рассуждений,
Честь обретая я готов пройти сквозь пламя,
И ты должна позволить это мне.
Кто не законен? Кто стряхнул как прах
Былую власть заносчивого Рима,
Сверг идолов и людям дал свободу?
Кого признали Королём все те,
Кто вместе с ним боролись за свободу?».
Своих усилий видя тщетность
И чувствуя упорство сына,
Решила к хитрости прибегнуть Королева.
«Готовишься пройти сквозь пламя?
Кто одолеть огонь готов,
Не должен устрашиться дыма.
Да, будь по-твоему, но всё же
Намерения твёрдость своего
Ты должен доказать, пройдя проверку,
Любовь ко мне ты этим подтвердишь.
Я это требую как мать».
Воскликнул Гарет:
«Сто испытаний тяжких я пройду,
Пусть начинаются скорее!»
Но не спешила мать продолжить разговор
Внимательно на сына посмотрела:
Ты, принц, явиться должен ко двору Артура
Неузнанным , скрывая своё имя,
Наняться в услужение на кухню,
Еду готовить и посуду мыть
Не открываясь никому
Двенадцать месяцев и день один».
Так полагала Королева,
Когда оставила для сына
Одну дорогу к славе – через кухню:
Принц Гарет благородный
С пути свернёт, останется здесь, в замке
Под мудрым управлением её.
Умолкнул Гарет, но потом ответил:
«Пусть в рабстве тело, но душа свободна
И я увижу рыцарский турнир.
Как сын тебе я повинуюсь, мать,
И пребывая в твоей воле
Готов примерить я личину эту,
Служить нанявшись мальчиком при кухни,
Не открывая своё имя никому».
Пока ещё он оставался с ней
Тоской полны у матери глаза,
Так опасалась мать его отъезда
И даже собиралась ехать с ним,
Но это не входило в его планы.
В тотчас, когда проснувшись, ветер
Ещё не разогнал ночную тьму,
Поднялся принц и разбудил двоих,
Кто преданы ему с рождения.
Мать не заметила отъезд.
И вот, укрыты темнотой, те трое
Направились в путь к югу. Птицы
Затеяли мелодии свои,
Редела мгла и обнажила
Зелёный склон холма и зелень леса.
А было это время Пасхи.
Когда они ступили на равнину –
Она до Камелота простиралась –
Рассвет посеребрил слегка
У Королевского холма, который
Меж лесом и полями возвышался
Вокруг него клубящуюся дымку,
И вскоре город воссиял высокий
Своими башнями и шпилей остриями.
Со стоном дрогнули огромные ворота
С напольной стороны, но только
Они открылись – город вдруг исчез.
Кто были с Гаретом – изумлены
Один взмолился: «Лорд, остановитесь
Не следует свой путь нам продолжать.
Король волшебников построил этот город».
Другой ему ответил еле слышно:
«Лорд, Сказывал один мудрец
Король не настоящий этот –
Подменыш, взятый в Фейрилэнд
У чародеев, у язычников,
И чары Мерлина витают здесь».
И снова первый: «Лорд, возможно
Не город это, а видение всего лишь».
В ответ смеётся Гарет.
У крови благородной молодой
Своих волшебных сил довольно
И Мерлина послать предерзко
Купаться в Аравийском море,
Ворота затворив за ним свои.
Другие ищет пусть врата под небесами.
Босой ногою на сакральный камень,
Омытый набегающей волной
Ступает Леди Озера неслышно:
Как всё вокруг, впитало платье влагу
И всё здесь в её воле пребывает
Заботой доброю защищено;
И капли влаги на руках,
И меч в одной её руке, в другой
Кадильница, смиряющая шторм,
И рыб священных знаки на груди.
Вокруг неё – посланники судьбы,
Артура вдохновлявшие сражаться
И вызов времени принять,
Ибо не виден и пристрастным взглядом
Никто другой способный это сделать –
Высокие три Королевы,
С Артуром дружные,
Готовые помочь в любой нужде.
Кто были с Гаретом, те двое
Смотрели с изумлением туда
Где только что видение им было –
Дракон взлетал там, вихрь поднимая.
«Смотрите, Лорд, ворота появились вновь!».
И Гарет напрягает взгляд
Сильнее прежнего, виденье наблюдая.
Донёс к ним ветер музыку, похожую
На колокольный звон, а у ворот
Почтенный старец появился вдруг;
Спросил: «Кто вы такие, дети?».
Ответил Гарет: «Земледельцы мы.
Земля питает нас, но лемех плуга
Остался в борозде, а мы пришли сюда,
Желая видеть славу Короля.
(Ваш город тайна окружает)
Король у вас – король вполне обычный,
Но магией владея Фейрилэнд
Построил странный этот город;
А может быть владели им всегда
И Короли и Королевы фейри;
Или иллюзия всё это,
Как музыка звучащая сейчас?
Скажи нам правду».
Почтенный старец отвечал шутливо:
«Сын мой, однажды видел я:
Корабль парусный под всеми парусами
По небу плыл, перевернувшись килем вверх.
Правдиво это, как и твой рассказ.
Но я скажу тебе, что ждёшь ты от меня.
Когда Король и Королева фейри
Покинули подземный мир,
Навстречу солнечному свету
Сюда явились с арфами в руках,
То музыка их арф воздвигла этот город.
Вполне естественно такое волшебство,
При короле любом реален город,
А в городе реален сам король.
И так, с почтением к нему пройдите
Под аркой городских ворот, затем
Явите Королю покорность,
Связав себя присягою такой,
Какую стыдно нарушать мужчине.
Обратно не спешите возвращаться,
Как стадо не спешит вернуться с поля.
А музыка, которую ты слышишь –
Пока звучит она – стоять здесь будет город;
Нормально не умея строить,
Создавшие его способны строить так.
Ответил раздражённо Гарет:
«Почтенный мастер с бородой,
Которая до пояса достала
И чисто белая, какой должна быть правда
Зачем насмешливую речь ведёшь
Уместную на ярмарке?».
Но старец возразил:
«Обычай бардов разве ты не знаешь?
Смущать, в повествовании смешав
Иллюзию, реальность и лукавство,
Уклончивость и простоту?
С тобой шучу я, как и ты со мной,
Твоё притворство мне вполне понятно,
Но ты собрался пошутить над королём,
Не выносящем даже тени лжи».
Оставить надо шутку не смешную,
На путь прямой и правильный свернуть.
Ответил Гарет: «Спутников моих,
Которые меня сопровождают
На дело дерзкое такое
Винить не надо, виноват лишь я.
Ну, хорошо, мы всё исправим».
И вот они, ликуя и смеясь,
И говоря друг с другом оживлённо
Явились в Камелот, где камень каждый
Дворцов таинственных свидетель давних дней.
Где Мерлин при дворе Артура служит
Своим искусством наполняя силой
Любой Артуровский указ,
Так делая его законом высшим –
Всегда понятны рыцарям простым
Указов слог и смысл глубокий;
И радовался Гарет слыша
Как прославляется его искусство.
А женский взгляд случайный из окна
К высоким чувствам влёк звездою путеводной.
Все люди встреченные здесь
Довольны добротой правителя.
Заходит Гарет в зал просторный, слышит
Артура голос, видит в глубине
Большого зала Короля на троне,
Он суд вершит – не в силах Гарет
Сдержать биенье сердца молодого.
«Пол тени лжи такому Королю
Сурового достойно наказанья».
Затем, тревожась о другом, он взглядом ищет
Где сэр Гавейн, и где сэр Мордред?
Обоих нет здесь, но глаза находят
Высоких рыцарей, у трона вставших в ряд,
Чья честь сияет как роса,
А верность Королю порождена любовью;
И слава их побед навеки с ними.
Пришла вдова, взывая к Королю, сказала:
«О, добрый Сир Король! Отец твой Утер
Отнял владения покойного супруга.
Сначала плату предложил,
Но были милыми поля для наших глаз.
Не уступили мы, тогда отнял их силой,
И вот теперь ни денег, ни земли».
Спросил Артур: «Что предпочтёшь,
Земля тебе дороже, или деньги?».
Заплакала вдова: «Мой повелитель,
Поля милее были мужу».
Сказал Артур: «Любуйся ими снова,
Когда проверкой твоя правда подтвердится;
И денег втрое тех, что Утер предлагал.
Проклятие тому, кто посчитает
Законным беззаконие отца».
Затем она ушла, пришла другая
Вдова, воззвала к Королю:
«О добрый Сир Король! Я враг тебе.
Мой Лорд был рыцарь, Утеру служивший.
И он, и Лот, и множество других
Тебя считавших низким по рождению
Мятеж подняли. Он сражён твоей рукой.
Но слушай! У меня похитил сына
Брат мужа моего, и в замке у себя
Содержит в заточении,
И смертию от голода грозит.
Он требует отдать наследство
Какое должен получить мой сын.
Вражда меж мною и тобой, но всё же
Дай рыцаря ты мне сражаться за меня
Грабителя убить, и дать свободу сыну».
Один из лучших рыцарей сказал:
«О, добрый Сир Король! Готов я ей служить.
Благослови неправду правдою исправить».
Затем и Сенешаль сэр Кэй сказал:
«О, добрый Сир Король! Откажешь если –
Заставить ты тогда не сможешь
Любителей злословия молчать».
На это возразил Артур:
«Совет плохой даёте Королю,
Желая подсказать, как верно править.
В любви и ненависти та благословенна
Кто любит мужа, но за это
Владыки старые могли огню предать.
Мог смерти лёгкой Аурелиус Эрмис
Тебя предать, а Утер вырвать мог язык.
Но ты спокойно удаляйся;
Нрав грубый старых королей мне не указ,
А вам Я так повелеваю:
Дела семейные свои
Решите сами миром, без убийств.
Ему напомни, не забудь сама:
Король, как высший судия
Отмерить может каждому
И жизнь его и смерть».
Затем явился вестник, Марк его послал –
Король злосчастный Корнуолла.
Ткань драгоценную несёт посол.
Блестит она как дикая горчица,
Когда её, умытую дождём
Внезапно освещает солнце.
Сравнима ткань и с пэйлом золотым.
Колени преклонив у трона,
Подносит дар посол от Лорда своего,
Вассала короля, о милости он просит,
Посланника отправив в Камелот:
Кузена доброго Тристрама посвятить
И сделать рыцарем, а самого его
Признать правителем своей страны,
Которой править будет справедливо.
Прося себе высокой чести,
Ткань драгоценную он посылает в дар,
Всем сердцем верность выражая.
Велел Артур материю раскрыть,
И в отблесках огня камина –
Дубовые дрова горели в нём –
Задумчиво материю смотрел.
«Вот! Рыцари, щит Марка здесь?»
В огромном зале много их висело,
Повёрнутых передней стороной,
С гербами, с гравировкою и без,
Холодный камень стен украсив в три ряда;
А их самих огонь камина красил,
Под каждым имя рыцаря читалось.
Такой обычай утвердил Артур:
Как добрый рыцарь подвиг совершал –
Его оружие один раз украшалось,
А за второй – присваивался герб.
Без подвига щит оставался чистым.
Читая имена, увидел Гарет:
Гавейна щит блестит, гербом украшен,
Щит Мордреда бледнеет словно смерть.
Материю велел Артур в камине сжечь.
«Здесь просят сделать рыцарем того,
Корону чью замыслили похитить.
Когда идёт война, нуждаясь в руководстве
К правителю взывают все,
И покидают после, получив награду.
Сказать по правде, рыцари мои,
Такое поведение не чуждо
И некоторым вам, собравшимся здесь в зале.
Но Марк позорит звание своё,
Воспитан дурно, чтобы быть вождём.
Прислал он золотую ткань –
Задобрить подношением подарка;
Нам будто нечем прикрывать свои колени.
Обманщик, трус и тайный заговорщик,
Способный нападать лишь из засады.
Сомнений в этом нет. Пусть Кэй, наш сенешаль
Достойный даст ответ тому,
Кто явно не достоин власти.
Потом просители другие
Вели рассказ поочерёдно
О причинении вреда
Животным, или человеком.
А вот, руками опираясь
На плечи спутников своих,
И Гарет предстаёт пред королём
Учтиво и просительно сказал:
«О, добрый Сир Король, от голода я слаб;
Яви мне милость, прикажи меня
Взять в услужение на кухню,
Где буду есть и пить я в волю
Двенадцать месяцев и день один,
Не открывая своё имя, после
Скажу другую просьбу».
Сказал Король:
«Достойный юноша и вежливый проситель!
Ты слаб сейчас, так пусть Кэй сенешаль
Заботу о тебе проявит
Он мастер доставлять нам пищу и питьё.
Король поднялся, удалился. Сэр Кэй
Мужчина и язвительный и желчный,
Как корень ядовитого растения
Сказал: «Теперь меня послушай!
Бог свидетель: такие вот как ты
Аббатство разорить способны,
Умело притворяясь простаками,
Но здесь ты отработаешь мне всё;
Тогда лосниться будешь словно боров».
Сэр Ланселот ему ответил так:
«Сэр сенешаль, знаток охотничьих собак
Коней знаток, людей ты знаешь мало:
Прекрасное и честное лицо,
Высокий нос и правильные брови,
И руки крупные красивы.
Сей юноша таинственный, рождением
Превыше многих, кто толпятся в зале.
О нём ты судишь низко и неверно».
Ответил Кэй: «Ты что ворчишь, какая тайна?
Ты сам как думаешь – вот этот парень
Травить не будет королевскую еду?
Как речь твоя на глупости похожа – тайна!
Возможно, прав ты, парень благороден,
Прекрасны и лицо и руки, ну конечно!
Представь его вооружённым, на коне –
Как эта красота в один из дней
Натравит на меня моих людей!»
Покрытый сажей, а не славой Гарет
Еду вкушал за кухонною дверью,
С чумазыми как он парнями
Нёс рабства тяготы со всеми наравне;
И Ланселот с ним вежлив был всегда,
Но сенешаль, не любящий его
Покоя не давал и заставлял работать
Всех более: дрова для очага готовить,
И воду принести, бутылки откупорить.
А Гарет проявлял покорность
И скромность проявлял во всём
На столь нелёгкой королевской службе.
Но между тем бывало и такое:
Вели между собою разговоры
Те, кто любили и хвалили Короля
И Ланселота – он Королю обязан многим.
Он, Ланселот – в турнирах первый,
Артур – в баталиях первее всех.
Приятно Гарету узнать об этом,
А также и другие разговоры слышал:
О том, как за туманным морем,
Где в окружении каровых озёр
Стоят Ирландские Престолы Силы
В лесу рассветном предсказал Пророк,
Пророчивший когда-то о ребёнке:
«Он явится на остров Avilion
Там исцелится, обретёт бессмертие».
Приятно Гарету такое слышать.
Но сколь правдивы разговоры эти,
Возможно, легкомысленны они,
Подобны песенкам хвалебным.
Истории слагают и такие,
В какие верится с трудом:
О рыцарях, чья била жизнь ключом,
А путь кровавый лёг через драконьи кольца;
Но шла ли речь о доблести их рук,
Или рассказ, очарованья полный
Заслуга рта? Тем временем сэр Кэй
Покоя не давал, подобно злому ветру.
Такой сумеет мёртвого достать.
Зато когда простой люд затевал
Между собою состязания,
То Горет на два ярда дальше всех
Метал тяжёлый камень и бревно.
А так же, иногда, когда сэр Кэй,
Делами занятый другими,
Терял над Гаретом контроль,
Он мог турниры рыцарские видеть:
Ломались копья и оружие звенело,
Тогда был счастлив он – наполовину.
Вот так провёл он в рабстве месяц.
Ещё неделя, и Королева добрая
Раскаялась в своём поступке, и, печалясь,
В середине цикла лунного послала весть,
От клятвы Гарета освобождая.
Итак, весть эту Гарету принёс
Оруженосец Лота, с коим
Играли в детстве в рыцарский турнир.
Дистанцию отмерив на песке,
Стремительно бросались друг на друга.
Девицы не краснеют от стыда,
Так, как от счастья Гарет; он смеётся:
«Конечно, мне за это не ноги сатаны,
Обнять Петра колени надо.
Нет новости приятнее вот этой.
Пока Король здесь, в городе, я должен
Найти его и всё сказать ему.
«Гавейн могучий мною потрясён,
Когда на копьях бились прошлым летом.
Сказал он мне – ты рыцарь настоящий.
Безвестен я, но к приключениям
Прорвусь как пламя из-под пепла».
Доброжелательно Король
Воспринимал его горячие порывы,
Поклон и поцелуй руки, и отвечал:
«Мать добрая твоя известна мне
Пошлю ей весть, исполнив просьбу.
Став рыцарем присягу принеси.
Клянись быть смелым, клянись быть добрым,
В любви клянись, на верность присягая,
Она – причина верности монарху».
С колен поднялся Гарет живо:
«Король мой, в смелости клянусь,
Исполню всё беспрекословно,
Как и приказы сенешаля исполнял,
Хотя не важный он питья и пищи мастер!
Что до любви, то Бог свидетель
В любви клянусь любовью к Богу».
Король сказал:
«Мой рыцарь может безымянным быть?
Возможно. Но всё же, кто-то должен
Ручаться за него, кому известен он».
«Король мой, я известен Ланселоту
А он известен честностью своей».
Король сказал:
«Но почему у многих любопытство
К тебе обращено? Желают знать
Какие подвиги свершишь ты для меня,
Препятствия одолевая».
Ответил Гарет живо:
«Как заслужу свой пирога кусок?
За своё имя я спокоен,
Его создам я сам себе,
А подвиги мои начнутся в этот день».
И улыбается Король, но всё же
Горячность юности одобрил не вполне.
Призвал он Ланселота для беседы.
«Пора доверить подвиг первый
Тому, кто раньше их не совершал.
Всех известите во дворце об этом.
Коня ты дашь ему, последуешь за ним.
Покрой свой щит фигурой льва,
И постарайтесь обходиться без убийств».
Затем, в тот самый день явилась в зал
Девица знатного происхождения,
Прекрасная, как майский день,
Как яблоня цветущая прекрасна,
Но соколиные глаза глядят сердито,
И носик тонкий морщится слегка.
«О, Король! Как можно властвовать, врагов не видя,
Не чувствуя враждебных побуждений
Разбойников, засевших в крепостях
Всего лишь в полу лиге от тебя.
Не расслабляйся, Сир Король, будь Королём
Пока владение законное
Не покраснело благородной кровью,
Как напрестольной пеленой алтарь».
«Спокойствие храни – сказал Артур –
Все рыцари мои верны присяге;
И пустошь вересковую своих владений
Беречь я буду, как и свой дворец.
Как твоё имя? В чём твоя нужда?»
«Я благородна. Я зовусь Линеттэ.
Мне нужен рыцарь для моей сестры,
Для благородной леди Леонорс,
Она владелица обширного поместья
И, может быть, прекраснее, чем я.
Убежище её – Замок Опасностей.
Там делиться река на три протоки,
Три рыцаря три брода стерегут,
Четвёртый мощью превосходит их;
В осаде держит замок он и принуждает
Её вступить с ним против воли в брак.
А стать женой лишь по любви она способна.
Но есть ещё возможность для отсрочки.
Она взывает к сэру Ланселоту,
Его, считая лучшим из мужчин:
Пусть честь её спасёт, свою умножит славу.
Вот почему мне нужен Ланселот».
Артур сказал, не забывая Гарета:
«Ты знаешь, для чего наш орден существует,
Искореняем зло мы в королевстве нашем.
О рыцаре четвёртом расскажи подробно».
Сказать подробно, Сир король –
Отчаянный искатель приключений,
Способен и учтив и вежлив быть,
Но может быть и грубым, и развратным,
Не признающим никакой закон.
Себе те трое взяли имена такие:
Один назвался Утренней Звездой,
Второй себя назвал Дневное Солнце,
Себя зовёт Звездой Вечерней третий.
У света взяв такие имена,
Свою большую глупость показали.
Четвёртый – тот лишён и капельки ума.
Он встал на путь служенья силам тьмы,
Он выбрал имя для себя Ночная Смерть,
А шлем его похож на череп,
А латы на скелет похожи.
Убийца он опаснее тех трёх,
В себя вобравший силу ночи,
А безрассудства более чем силы.
Вот почему мне нужен Ланселот.
Волнение сэр Гарет испытал,
Взыграли чувства и горят глаза:
« Король, доверь мне подвиг этот!»
Он не успел договорить, а Кэй,
Стоящий рядом заревел как бык:
«Король поверь, он мальчик кухонный,
Готовящий еду по моему приказу,
В награду получающий пинки!»
Артур на Кэя посмотрел, нахмурив брови.
«Обманчива бывает внешность иногда,
Твоё неправильно суждение о том,
Кто рыцарства достоин. Ему верю –
Пусть идёт». Дивились, кто услышал это.
Девицей овладели гнев и ярость,
Куда девался майский день –
Рукой взмахнула возмущённо:
«Тьфу, на тебя Король! Просила я
О рыцаре, который лучше всех,
А ты даёшь мне мальчика из кухни!»
И растолкав людей, какие были в зале
От Короля стремительно сбежала,
На лошадь села, поскакала прочь
Мимо полей для рыцарских турниров,
Ворча сердито: «Мальчик кухонный».
За нею вслед на поиск приключений
Два знатных путника покинули тот зал
Так, с позволенья Короля, друг с другом рядом
Спустились вниз, по лестнице туда,
Где солнцем освещён простор полей и лес.
Вот Королевский холм остался позади,
И башни замка им уже не видно,
И сам Король от них уже далёк.
Один из тех двоих – искатель приключений
Готовый поменять очаг на щит с гербом,
Не опасается при этом получить
Потёртость кожи кожею седла.
Спешит сэр Гарет, сокращает путь,
Оставив королевскую дорогу.
На север путь ведёт защитника девицы,
Конь боевой усталости не знает,
Но всё же Гарет придержал коня,
Навязчивость стесняясь проявить.
Поправил плащ, свисающий до пят.
Ткань тяжела и выделана грубо,
Но цветом углям тлеющим подобна,
Которые под пеплом скрыты,
Вдруг вспыхнут, разгорятся ярко,
И Гарет сам подобен вспышкам этим.
В порядке шлем, копьё и щит,
Наточен остро меч, послушен конь.
Преображению такому
Сейчас бы очень удивились те,
С кем вместе кухонное рабство
Терпел покорно за похлёбки миску,
А получив её, кричал, как и другие:
«Благословен Король и рыцарство его!»
Теперь для радостного возгласа
Причины есть другие у него,
Но не услышит здесь его никто,
Среди путей, ведущих в неизвестность.
Так едет Гарет с радостью, нет страха
Перед боями страшными, уверен он –
Способен имя сам создать себе;
Но не забыл, с досадой вспоминает
И кухонную дверь, и грубые насмешки,
И как сэр Кэй работать понуждая
Покоя не давал.
«Готов на подвиги
С оружием и конный – остался в прошлом
Кухонный слуга! Нелепа мысль
Вернуть былое рабство, как нелепы
Рассвет на западе, а вечер на востоке,
Такие мысли убирайтесь прочь!
Быть может мальчику понравилось вполне
Когда служака старый выжив из ума
Цветущую тиранил юность?
Глупец! Когда подлец свой голос повышает,
Не стыдно самому орать в ответ.
Эх ты! Там был и кроткий и ручной,
Теперь здесь, с Ланселотом рядом
Павлин ты распустивший хвост.
Вот так, мой шустрый мальчик,
Смыв копоть прежнюю, стремишься в бой
Благословение монарха получив,
Усердно Богу помолясь,
Идёшь другую чистить грязь.
Теперь случится это скоро».
Но возражает Ланселот:
«Кэй, вероятно, верность Королю твою
Чрезмерной строгостью желал проверить,
Насколько велика она в тебе?
Послушай мой совет: тот мальчик
Оружием владеть достоин,
Кто проявил терпение и кротость.
Не нравиться – ворчал сэр Кэй –
Носить после побоев синяки,
Но только так мальчишку делают мужчиной».
Коня он развернул и с видом недовольным
Обратно поскакал к воротам городским.
Гарет – Рыцарь Кухни. Звучит странно. Но будущих рыцарей в детском возрасте отдавали на воспитание в чужие семьи, как правило, в семью сюзерена, где обучали всему необходимому, заставляя при этом выполнять любую, в том числе самую грязную работу. Хочешь командовать – учись подчиняться. Просто Сэр Гарет несколько запоздал по не зависящим от него причинам с началом прохождения курса молодого бойца.
Поля пригодные к турнирам
Остались позади, и вот
Послышалось девицы бормотание:
«Зачем Король смеялся надо мной?
Сэр Ланселот похоже не из тех,
Кто для того готов потратить силу,
Чтобы склонить к любви, свою умножить славу
О небеса! Тьфу, на него.
Бессовестный, будь проклят он,
А с ним и мальчик кухонный».
К ней Гарет обратился
(Быть вежливей стараясь, чем она)
Как рыцарю положено: «Девица,
Указывайте путь, я следую за вами».
Тогда она, как будто ей в еде попался
Гриб не съедобный отвратительный вонючий,
Или зверёк лесной вдруг укусил за палец
Кричит пронзительно: «Что происходит!
Здесь позади меня воняет кухней тот,
О ком рассказывал мне Кэй, который
Сам о себе сказал: «Я мастер Кэй,
Известен всем, ого очаг питает».
Ответил Гарет:
Мастер невелик! Но грубостью
Он превосходит всех,
Кто рыцарем Артуру служит.
Мне говорил он сам: «Знай своё место»,
И грозил расправой». Вновь Гарет попросил:
«Указывайте путь, я следую за вами».
Потом в порыве лучших чувств, стремился
За доброй лошадью её поспеть,
Но принижает чувств полёт высокий
Внезапная язвительная речь.
«Зачем в попутчики мне нужен поварёнок?
Моей ты благосклонности не жди,
Её ты не получишь даже малость,
Ты, жалкий неудачник и невежа
Посуду мой и открывай бутылки,
Не приставай ко мне, воняя кухней!»
Ей вежливо ответил Гарет
«Исполню я любую вашу просьбу,
Но вас покинуть не могу, пока
Не кончится вот это приключение,
Пусть даже смертью».
«Ах, ты желаешь так?
Лорд новоявленный заговорил как рыцарь!
И жулик может воспринять манеры эти,
Но, мальчик, встретишь ты не мальчиков сейчас,
Не кухонную ссору за похлёбку,
В лицо опасности взглянуть ты не посмеешь».
«Я к испытанию вполне готов».
Ответил Гарет улыбаясь,
Её тем самым больше раздражая,
И по лесной дороге следовал за ней.
«Сэр мальчик кухонный, мне кажется дорогу
Не контролируют Артура люди эту,
Разбойники здесь прячутся в лесу
Ограбить могут и убить; Так что же,
Посудомойка – сэр, тебе плевать на это?
Как знаешь, я выбираю этот путь».
До темноты и до вечерней песни
Девица всё ругалась и ругалась.
Когда достигли страсти высшей точки,
Заходит солнце за вершины сосен,
А темнота спускается к дороге,
На запад продвигаясь постепенно.
Вокруг краснели филинов глаза
Такие же, как цвет заката;
За криком их другой вдруг слышен голос,
Призыв отчаянный из темноты лесной
«Они схватили лорда моего
И в озере желают утопить».
«Освобожу его и зло исправлю –
Воскликнул Гарет – как быть с вами?»
Она сказала: «Я поеду следом!»
Ответил Гарет: «Следуйте за мной!»
Он ринулся стремительно меж сосен
Туда, где камыши высокие росли
И видит: шестеро мужчин, связав седьмого,
На шею камень привязав, топить собрались.
Тремя ударами троих сражает Гарет,
Другие трое убежали в лес.
Освободил от камня Гарет шею,
И камень в озеро закинул далеко –
К поверхности поднялись пузыри.
Сорвал верёвочные путы Гарет,
И Бэрон перед ним, Артура верный друг.
«Ты вовремя явился проучить
Мошенников, какие ненавидят
Всех тех, кто презирают их.
Попавших в руки к ним, бросают в эту воду,
На шею камень привязав, и вот,
Гниют они, а по ночам встают,
И в танце кружатся в мерцании зловещем.
Не только жизнь ты сохранил мою,
Лес этот от проклятия избавил,
Тебя готов я отблагодарить
Что хочешь получить в награду?»
Ответил Гарет резко
«Нет! Мне подвиг нужен ради подвига,
Обет мной данный Королю таков.
А, кстати, ты не видел здесь девицу?
Вопрос Бэрон задал вместо ответа.
«К столу Артура ты принадлежишь?»
Послышался девицы звонкий смех.
«Да, это истинная правда –
Он у Артура поварёнком служит!
Да, благодарности достоин он
За кухонный вертел с добычею из леса,
Какие на пирушках подают,
Владеет он предметом этим острым.
Здесь кухни запах не заметен разве?
А, кстати, в нём ты видишь лорда?»
Такой вот разговор вела она.
А лес вокруг хорош, как парк в ином поместье.
Он высился как своды зала,
Украшенные празднично листвой,
Торжественность тройную обретая.
И вот они, приличия блюдя,
Галантность проявляя как павлины,
Девице предложили сесть, и сел Бэрон,
И Гарет сел, но ей спокойно не сиделось.
«Позвольте, невоспитанность какая –
Когда сидим здесь лорд и я, и мальчик сел.
Меня послушай, у Артура в замке
Сегодня утром побывала я,
Просила Короля дать Ланселота мне
Сразиться с рыцарями Дня,
А так же с рыцарем Ночным, который
Чудовище опасное вдвойне.
Подробно просьбу изложила я,
И вдруг вот этот мальчик кухонный кричит:
«Пусть будет приключение моё».
Артур сошёл с ума, ответ дал сумасбродный:
«Пусть идёт». Ему доверил подвиг этот.
Побить бы палкой мужика нахала
За издевательство над женщиной, а он
Седеть осмелился в присутствии моём».
Лорд, удивление сдержав с трудом,
Вальяжности павлина не утратил.
Внимание девице уделил, потом
Он повернулся к Гарету, сказал.
«Друг мой, ты мальчик кухонный, иль нет,
Девичье это фэнтэзи, иль нет,
Король наш сумасшедший, или нет,
А, может быть, ума лишились оба,
Судить об этом не берусь я, но
Могучие твои удары
Красноречивы сами за себя.
Спасли они мне жизнь, и потому
Для чести рыцарской других
Не требуется доказательств,
А так же и не надобно девице
Просить о Ланселоте Короля.
Прощения прошу, но всё же
Полезен быть желаю я тому,
Кто спас мне жизнь».
Ответил Гарет:
«Прощения прошу вдвойне.
Я следую навстречу силам зла,
И встречу сам и День, и Ночь, и Смерть, и Ад».
На следующее утро лорд спасённый
Простился сними и покинул их
Желая доброго пути и помощь Бога,
Сэр Гарет предлагает снова:
«Указывайте путь, я следую за вами».
Надменностью ответила она.
«Мне некуда спешить, час близок, мальчик.
Ждёт впереди нас полноводная река,
Там встретишь силу и отвагу льва.
Мне всё-таки немного жаль тебя,
Остановись глупец, ты будешь уничтожен,
А я обратно во дворец вернусь,
И буду Короля стыдить пока
Он не смягчится сердцем и уступит».
Ответил Гарет вежливо на это:
«Вы можете сказать мне что угодно,
А что мне делать, я решаю сам.
Пусть наступает час, который
Несчастным посчитали для меня,
Но предстоит ещё определить
Кому и по кому носить придётся траур».
Изгибы берега речной протоки
Изяществом змеиным не уступят,
Береговые заросли густы,
Теченье быстрое, но есть и брод,
За ним шатёр стоит роскошный.
Расшитый нитями златыми шёлк
Сияет словно лилия цветущая.
Другой был цвет – малиново-пурпурный
У знамени трепещущего рядом.
Свирепый воин появился тут же,
Он вышел без оружия, сказал:
«Девица, это твой защитник?
Сразимся с ним!» «Нет, нет – она сказала –
Сэр, себя назвавший Утренней Звездой,
Король, тебя безмерно презирая,
Решил, как видно посмеяться над тобой.
Здесь мальчик кухонный, сам на него взгляни,
Но опасайся: напасть он может на тебя
Пока ты без оружия, не рыцарь он – слуга.
Тогда сказал он так: «О, дочери рассвета
И слуги Утренней Звезды, придите
Вооружить меня». Шёлк занавеси дрогнул;
Босые, с головами непокрытыми,
В златых одеждах драгоценных
Явились три девицы, чьи волосы
От утренней росы искрились так,
Как минерал авантюрин.
Доспехи подали, оружие и щит,
Всё голубых цветов для Утренней Звезды.
А Гарет молча и внимательно смотрел.
А вот они ведут прекрасного коня,
Он весь покрыт лазурной тканью,
Достоин тоже звания звезды.
Девица говорит: «Дивишься на него?
Сейчас получишь трёпку, время не теряй
Пока не на коне он, не стыдись
Спасаться бегством, не рыцарь ты – слуга».
Ответил Гарет: «Время не теряя
В бою я покажу вам, кто есть кто,
Кому должны достаться все упрёки,
А кто достоин вашей похвалы,
Но вам сказать придётся это честно,
Когда оружием своим сейчас
Его я опрокину.
А оскорблённая Звезда, сев на коня
Кричит с той стороны сурово, грозно
«Эй, мальчик кухонный, смеёшься надо мной!
За оскорбление ответишь,
Изведаешь реальный ты позор,
Тебя я спешу и обезоружу,
И заберу коня, расстанешься с девицей,
Вернёшься, мальчик, пешим к Королю.
Не должен мальчик кухонный верхом
Прогуливаться с леди».
«Сейчас я твой собачий лай
Верну обратно в твою глотку».
Он так ответил. Яростью пылая, оба
Пригнули копья, устремились друг на друга,
И сшиблись на средине брода.
Упали оба за хвостами лошадей,
Камням из катапульты уподобясь.
Вода их быстро в чувство привела.
Меч Гарет обнажил и ринулся свирепо
На своего врага. Кричит девица:
«Добей его, мой мальчик кухонный!»
Хотя у Гарета расколот щит,
Но мощь удара прежняя осталась,
И получив его, упал противник ниц,
Взмолился: «Жизнь сохрани мою, сдаюсь».
Ответил Гарет: «Пусть решит девица
О милосердии её моли.
Исполню я легко решение любое».
Девица вспыхнула: «Посудомойка!
Не много ли ты хочешь от меня?
Не понял сам – достоин смерти он».
И Гарет шлем расшнуровал, убить готовясь.
Девица снова возмутилась:
«Нельзя тебе, посудомойке,
Распоряжаться жизнью благородной».
«Девица, не много ли хотите от меня,
Отдав такие два распоряжения
О жизни рыцаря?.. Вставай и поспеши
К Артуру во дворец, там скажешь:
Мальчик кухонный тебя сразил,
О милости моли, там оставайся,
Пока я не вернусь. Твой щит беру себе.
Девица, укажите путь,
Я следую за вами».
Девица устремилась прочь,
Когда нагнал её, сказала:
«Когда я наблюдала этот бой,
Немного удивил меня мой мальчик.
Но ветер переменчив, много раз
Сменить своё он может направление».
Затем она поёт о утренней звезде
(Но не о той, упавшей неудачно):
«Свет утренней звезды небесно-голубой,
А на рассвете сон особо сладок мой.
Мне улыбнись, небесная звезда,
Приди любовь, со мною будь всегда».
«А вот тебе советую убраться прочь.
Защитник у второго брода,
Второй брат из семейки этой
Тебе наивному, как в страшной сказке
Жестоко отомстит, тебя проучит.
Забудь про стыд: не рыцарь ты – слуга».
Ответил Гарет, весело смеясь:
«Как в сказке? Послушайте про мальчика рассказ.
Служу я мальчиком при кухне,
Товарищ у меня, а у него
Огромный и лохматый пёс.
Он псу вычёсывает шерсть, а спать ложится –
Имущество своё велит стеречь.
«Стеречь!» - и не было надёжней стражи,
А вас мне поручил Король беречь.
Теперь я – пёс, который не сбежит,
Что стережёт – не выпустит из пасти;
Служу я вам как мальчик, и как рыцарь
Не хуже рыцарей других,
Свободу вашей дать сестре готовый».
«Да, сэр Мальчик!
Да, умеет мальчик драться словно рыцарь,
Тем более тебя за это ненавижу».
«Прекрасная девица, вам всё более
Придётся восхищаться мной,
Как буду ваших поражать врагов».
«Ай, ай – она сказала –
Сначала повстречайся с ними».
Когда явились ко второму броду,
На отмели со стороны другой –
Гигант на красной лошади гигантской
В сияющих как Солнце Дня доспехах,
Как будто от щита его стремительно
Отскакивают и вспыхивают стрелы.
У Гарета, когда он смотрит на него
Цветные пятна плавают в глазах.
Шумит вода, ревёт гигант с той стороны:
«Что делает мой брат на рубеже моём?»
Кричит девица с этой стороны:
«Он мальчик кухонный, служивший у Артура.
Он брата твоего сразил
И взял его оружие себе».
«Проклятие!» - взревело Солнце.
Забрало шлема опускать не стал,
Стремительно послал коня вперёд.
Ему навстречу устремился Гарет.
Но мало этот брод подходит для турнира.
Четыре раза яростно сходились,
Рубились на мечах, со всею силой,
Друг другу мощные удары нанося.
Когда сходились в пятый раз они,
Споткнулся конь – упало Солнце в воду.
Теченье быстрое уносит его прочь.
Его спасает Гарет с помощью копья
И возвращает к жизни, но закончен бой,
Побиты кости на камнях речного дна.
Он сдался. Его отправил Гарет к Королю:
«Там оставайся, жди, когда вернусь. Девица,
Укажите путь, я следую за вами».
На сей раз, не спеша, она путь продолжала.
«Так как, девица, ветер не сменился?
По-прежнему он добрый для меня?»
«Совсем не в этом смысле. Ты победил, но как:
Не с помощью искусства боевого –
Благодаря камням подводным,
Сама я видела, как оступился конь.
О, Солнце, (не сила Мальчика
Тебя сразила – неудача).
О, Солнце, пробуждаешь чувства новые.
Как сладок свет в небесной вышине,
Я дважды попрошу: любовь, приди ко мне».
Что значит песня о любви?
Поймёт лишь Бог те чувства благородные,
Которыми тебя Он наградил.
«Цветы в росе на солнце открываются,
Цветы в росе закрылись – день кончается.
Как сладок аромат цветов во всей красе,
Я дважды попрошу: любовь, приди ко мне».
Цветы и прочие растения
Для украшения стола нужны
И в качестве гарнира. Когда Король
Беречь тебя распорядился как цветок,
Цветы любить не приказал. Цветы?
Пирог украсить и свиную голову?
Нет, розмарин живому хряку нужен в стойле.
«О, птицы, утро пением встречаете.
О, птицы, день песней провожаете.
Как сладко пение в небесной вышине,
Я дважды попрошу: любовь, приди ко мне».
Линеттэ, знаешь что о птицах?
О жаворонках и о дроздах –
Есть птицы полевые и лесные?
Мечтаешь ты о чём, когда поёшь
Девица музыкальная, стараясь
Всё это вдохновенно воспевать?
Но есть силок (не для твоих фантазий)
И есть вертел – с него не улетишь.
Не лучше ли тебе остановиться здесь,
На третьей аллегории.
Протоки третьей плавные изгибы.
На стороне другой, весь будто голый,
Сияет всеми красками заката
(Он сам и отражение его в воде)
Могучий рыцарь – Вечерняя Звезда
«Зачем разделся этот сумасшедший?»
Она сказала: «Нет, не голый он,
Доспехи это необычные,
И крепости необычайной
О них сломаешь ты оружие своё».
Кричит брат третий из-за брода:
«О, брат, ты светишь здесь, но почему так слабо?
Убил ли ты защитника девицы?»
В ответ ему девица прокричала:
«Не брат он твой – звезда другая,
Которая с небес Артура
К тебе явилась на твою беду.
Двух братьев он сразил, юнец вот этот,
И до тебя добрался, сэр Звезда.
Ты как, оружием владеть не разучился?»
«Оружие моё и грозно и надёжно,
А сил достаточно для двадцати юнцов».
Ответил Гарет: «Хвастать ты умеешь
Не хуже Утренней Звезды,
Не хуже, чем Дневное Солнце».
В ответ раздался рёв,
Не хуже, чем охотничьего рога:
«Иди ко мне, оружие моё испробуй!»
Неспешно, как бывалый воин,
Сияя весь, как павильон цветной
Поправил гребень шлема, взял оружие,
А на щите его вечерняя звезда,
Его эмблема, вспыхнет и погаснет,
И снова светится над лукою седла.
Стремительно они бросаются друг к другу,
Удар обрушил Гарет и сразил
Противника, поднял, и опрокинул снова,
Поднял, и снова опрокинул.
В воде тот тонет, а когда встаёт,
Пытается продолжить поединок.
Пришлось его поставить на колени.
Сомнениями Гарет полон,
Он дышит тяжело, и сердце часто бьётся,
Нелёгкий выбор предстоит ему:
Казалось, в возрасте таком нельзя
Отдать себя во власть вражде и злобе,
Убитого уже не воскресишь, но всё же
Сам Гарет не бессмертен тоже. Он сказал:
«Не должно лордам поступать как ты!»
А как сам Гарет должен поступить?
Девица в это время восхищалась:
«Хороший мальчик-рыцарь, хороши удары,
Хороший рыцарь-мальчик, благородством
Ты превосходишь рыцарей других;
Теперь не стыдно признавать мне это:
Герой – достойный Круглого Стола.
Оружие твоё сильнее оказалось
Брони необычайной. Добрый ветер
Не сменит направление теперь».
Услышал это и решился Гарет.
Он разрубил и разломал доспех
Похожий на человеческую кожу.
Когда увидел кожу настоящую,
Сомнения явились снова,
Но их отбросил он и, с кличем грозным,
На рёв морской волны похожий,
Которую зюйд-вест о скалы дробит
Вонзил он меч свой по эфес.
«Ты – мой, я так тобой распорядился».
Но далее, в смятенье чувств он поступает
Не так, как рыцарь настоящий.
Оружие его по броду разбросал,
И утопил, и снова говорит:
«Указывайте путь, я следую за вами».
Но говорит девица:
«Я дальше этот путь указывать не буду
Ты, королевский мальчик кухонный
Со мной сейчас проследуешь туда,
Где всё готово к твоему приходу».
«Трилистники дождём умыты чистым
Сияют словно радуга лучистая.
Любовь моя пусть трижды улыбнётся мне».
«Сэр, с радостью признаю – рыцарь ты,
Хотя себя ты называешь мальчиком.
Стыжу себя я за свои упрёки
И грубость, я подумала, Король
Смеётся надо мною благородной.
Теперь прошу прощения, дружок.
Со мною ты всегда учтив и вежлив,
И смелость проявил, и кроткий нрав,
Как лучший из людей Артура, но
Назвавшись мальчиком, смутил мой разум».
Ответил он: «Себя вы порицайте
Лишь за сомненья в добром Короле,
Когда ошибочно восприняли насмешкой
Такой ответ вам на такую просьбу.
Слова словами – я ответил делом.
Меня ошибочно считали вы
Не рыцарем, способным драться
За благосклонность благородных дам,
Поступок безрассудный совершая.
Но за слова, какие говорили мне:
Не рыцарь я, такой, как Ланселот.
Смущаться вам не надо вовсе,
Они лишь подзадорили меня
На этой верховой прогулке».
Спустилась ночь, и цапля одинокая,
Поужинав добычей из пруда
Дремала, стоя на одной ноге,
В привычной пребывая меланхолии.
Девица благородная с улыбкой,
Взяв за руку, его к пещере повела,
Где Леди Леонорс запасы сделала,
Защитника прихода ожидая,
Еды и красного вина.
Они прошли по узкому ущелью
Туда, где на скалы отвесном склоне
Фигуры конных рыцарей заметны.
«Сэр мальчик, рыцарь мой,
Здесь обитал отшельник,
Своей святой рукой он изваял в скале
Мужчин иных времён изображения.
На мрачных стенах и в таком порядке
Ты узнаёшь их, или нет?» и Гарет
Читает надписи, начертанные грубо
Поочерёдно на скале.
PHOSPHORUS (Утро)
MERTDIES (Полдень)
HESPERUS (Вечер)
NOX (Ночь)
MORS (Смерть)
Пятый воин лицо своё прикрыл,
Застыл в стремительном движении,
Рукою поправляя одеяние,
Видны лишь волосы – свободно вьются.
Спешит к отшельнику в пещеру.
«Открой лицо своё, и мы узнаем,
Что предвещает появление твоё?»
Сначала Кэя в Камелоте навестив,
Решение сменил сэр Ланселот –
Ошибочно избрала путь такой девица,
Опасен этот лес. Преграды водные,
Те самые, он одолел, и вот
Щита мерцанье видя голубое,
Похожее на свет звезды, ошибся он,
И Гарету кричит: «Стой, рыцарь злой!
Я отомщу тебе за друга моего».
В ответ коня пришпорил Гарет,
Неосторожно вызов принимая:
Удар копья о щит могуч, но бесполезен,
Зато узнал сэр Гарет руку Ланселота,
Которая его повергла на траву.
Смеётся он, а следом дерзкий смех Линеттэ:
«Смешна победа, как и поражение,
Когда сражение ведётся со слугой?»
«Ну, нет, девица благородная.
Отец мой – старый Лот король, его я сын
И королевы доброй Беллисент,
И победитель на речных протоках.
Артур не знал, кого он посвящает,
Но верил мне, и вот теперь возможно
Поверить моему мечу!».
Ответил Ланселот: «Не обижайся, принц,
Что помощь я не оказал.
Тебя я рад увидеть в добром здравии,
Как и в тот день, когда Артуром был ты посвящён».
Ответил Гарет: «Ланселот!
Рука ли не твоя меня сразила,
Ушиб оставив и синяк? А, впрочем,
Вдвойне такое посвящение почётно –
Копьём твоим, и лучшего не надо.
Вот так-то, Ланселот!»
Затем девица дерзко говорит;
«Ты не идёшь, когда тебя зовут,
Теперь явился ты не званным.
Мой славный мальчик претерпел упрёки,
Как рыцарь истинный он вежлив был всегда,
Готовый на любое безрассудство,
И удивлял меня своей сноровкой.
И я раскаялась в сомнениях своих,
Достоин быть он при дворе Артура –
Принц, рыцарь, мальчик и слуга.
Я перед ним в долгу теперь всегда».
И Ланселот сказал:
«Оружие твоё, сэр Гарет
Послужит славно Королю. Девица,
Не пристыдишь его на этот раз
За поражение случайное?
Достаточно давно его я знаю.
Он младший отпрыск рода старого,
В котором все привыкли побеждать.
Меч славный есть у каждого из них,
Конь – благороден, как и всадник.
Мужчину узнают не по одежде,
А по умению владеть копьём,
А ты владеешь им вполне достойно. Кстати,
Кто защищает справедливость –
Не выглядит смешно и в неудаче,
Поступок безрассудный совершив.
Приветствую тебя Принц, рыцарь,
Достойный Круглого Стола».
Тут всё-таки следует дать пояснение: Согласно артуриане Гарет и Ланселот состоят в родстве, как и многие другие рыцари ордена Круглого Стола.
Затем, когда к Линетт он обернулся,
Она его речь дерзко оборвала:
«Кстати, кто силой наделён,
Себе позволить может безрассудство –
Когда в избытке сила есть большая,
Не обязательно к ней ум большой иметь.
Теперь пожалуйте в пещеру,
Там пища есть и для людей, и для коней.
И кремни есть, для разведения огня,
Но надо жимолость найти нам –
От насекомых вредных средство».
Нашлась и жимолость, когда её нашли.
Насытившись, уснул сэр Гарет. А девица
Доброжелательно смотрела на него.
«Спокойно спи. Сон крепкий тебе нужен.
Как мать баюкала тебя когда-то,
Ребёнка сон благословляя,
Как запах жимолости сладок
В полночной тишине сон детский,
В нём всё - покой, любовь и доброта.
«О, Ланселот, эй, Ланселот» –
Девица похлопала его слегка ладонью –
«Мой мальчик добрый – рыцарь благородный,
Забавно наблюдать такое превращение;
Он верен мне и не предаст меня.
Когда явился ты, то первым делом
Вы в поединке с ним сошлись.
Насколько он хорош, мой рыцарь-мальчик,
Он подготовку совершенную имеет?»
«Когда случилось приключение такое,
Узнал мой щит, на что способен Гарет,
Но можно и обмен произвести.
Я, полный свежих сил, коня пришпорю,
И завершу всё в наилучшем виде,
А вы продолжите прогулку верховую».
«Теперь я Ланселота узнаю» – она сказала –
И не сказала больше ничего.
Проснулся Гарет, сразу щит тот взял.
«Не очень прочным оказался щит,
Осколок откололся от него,
И лев на нём, копья отведав,
Ревёт от боли, и придётся, Лорд
Страдать ему во всю оставшуюся жизнь.
Тебе в том нет стыда, и со щитом таким
Ты остаёшься благородным Ланселотом.
Теперь пора нам в путь».
Продолжен путь в полях пустынных.
Сэр Гарет задремал, теплом согретый летним,
О верности Артуру размышляя,
И вспоминая арфы там звучащие,
Но крик совы вернул его в реальность.
«Послушайте, ещё остался враг!
Колоколов победный звон пока
Доносится до нас издалека!»
Девица, проезжая слева,
На Ланселота щит взглянула,
Который Гарету доверил он.
«Следы я снова вижу поединка,
Вчера ругал тебя язык – сегодня хвалит
Тебя, коня и щит, но всё же,
Ты чудо вряд ли совершить сумеешь.
Тебе довольно славы, трижды
Стремительно бросался ты в атаку.
Я сомневаюсь: стоит ли в четвёртый раз».
«Зачем пугаете меня, девица,
Со скорбью в голосе, в лице?
Как можно приключение прервать
Когда конец его так близок».
«Нет, Принц – она сказала –
Свидетель Бог, лицо моё таким осталось,
Каким его ты видел прежде,
И голос мой не изменился,
Но чувствую сейчас я холод ночи. Такое
При приближенье призрака бывает,
Которого призвал ты сам к себе,
Как призывают слуг на службу,
Но вот прогнать его уже нельзя,
Лишь гнев его усилишь многократно.
Его боятся все, все передним слабы.
Мужчин и женщин, и детей
Пожрать он может всех. Чудовище!
О, Принц, на это приключение
Пусть Ланселот идёт. Ты щит верни ему.
Смеётся Гарет: «Вы в сражение
Мужчину лучшего желаете послать?
Увидите, что так и будет!»
Но Ланселот его призвал
Себя как рыцаря реально оценить
Пред встречей с тем, кто лучше может быть
В седле сидит, оружием владеет.
Ошибочный расчёт приводит к неудаче.
Прислушаться призвал к его словам.
«Возможно, ты и прав, но знаю я другое:
Решительность моя вела меня к победам,
Для рыцаря я вижу только этот путь».
Линеттэ говорит ему:
«Пусть Небеса тебе помогут».
Покрыто облаками всё пространство,
И молнии сверкают ярче метеоров,
А кони движутся вполсилы,
Тем самым недовольство выражая.
Вот наконец-то виден замок
Замок Опасностей.
На поле перед ним шатёр огромный
Размерами на холм похожий
Во мраке тёмно-красном чёрный,
А рядом знамя чёрное и чёрный горн.
Что бы ему другие не мешали,
Сэр Гарет поскакал вперёд,
И в горн трубит, и слышит эхо
От замка стен оно к нему пришло.
Ответа ждёт, в горн дует снова.
Звук снова возвращается обратно,
И замирает где-то вдалеке, но вот
В сопровождении служанок
Сама явилась Леди Леонорс,
У одного из окон встала,
Свет излучая красотой своей,
Приветливо рукой ему махнула.
Принц протрубил и в третий раз.
И снова тишина в ответ, но вскоре
Колышется шатёр зловещий.
Конь чёрный появился, а на нём
Весь чёрный кто-то и с оружьем чёрным,
Но с белыми костями на груди,
На шлеме – черепе ухмылка Смерти.
Приблизился зловещий монстр,
Не говоря ни слова замер.
Тут Гарет произносит возмущённо:
«Безумец, люди говорят не зря –
Для добрых дел дарует силу Бог,
Не для того, чтоб угнетать других.
Самообман твой сам тебя погубит.
Ты жизнь ведёшь достойную глупца,
Себя лишая радостей её,
Так гибнет всё цветущее в ненастье».
Но снова слова не было в ответ.
Недоумение росло,
Переходило в беспокойство.
Уже рыдала Леди Леонорс,
У нежных рук заламывала пальцы –
Представила себя невестой,
Жених которой Ночь и Смерть.
Сэр Гарет вдруг под шлемом холод ощутил.
Сэр Ланселот, хотя был возбуждён
Озноб вдруг ощутил в крови горячей.
Держа оружие готовым к бою,
Сэр Ланселот кличь боевой издал,
И чёрный конь ответил ему ржанием,
Поднялся на дыбы, а далее
Случилось то, что не смотрелось страшным.
На землю Смерть упала и пока встаёт
В стремительном броске сэр Гарет
Нанёс по шлему – черепу удар,
Затем, пытаясь снять его
Раскачивает вправо – влево.
Вот результат: под шлемом – черепом
Как свежераспустившийся цветок
Прекрасное лицо ребёнка
Взмолился он: «Сэр рыцарь, не губи меня.
Плохие люди мои братья
В осаду взяли этот замок,
Тем ужас наводя на Леди Леонорс.
В своих намерениях твёрдые
Иначе не желали поступить».
Учтя его столь нежный возраст,
Ответил Гарет вежливо ему:
«Прекрасный мальчик, что же происходит?
На самом деле вызов брошен был тому,
Кто лучший при дворе Артура
И самый лучший из его друзей.
Артура ненавидя, пожелали
Прикончить сэра Ланселота
Там, на речных протоках?»
Так неожиданно закончился тот день.
Победу празднуя над Смертью,
Весёлый праздник в замке Леонорс
Сопровождали танцами и пением,
И мальчик веселился вместе сними.
Вот так окончил Гарет это приключение.
Рассказывая нам о старых временах,
Одни свидетельствуют так:
Взял замуж Гарет Леди Леонорс.
Другие говорят – женился на Линеттэ.
Считается, что в работе над «Королевскими идилиями» Теннисон черпал вдохновение у Мэлори и взял за основу «Смерть Артура», но уже во вступлении к Круглому столу в «Пришествии Артура» начинаются расхождения, чем дальше, тем больше. Стоит ли проводить подробное, а значит долгое и нудное сличение текстов? Лучше отметить другое. Труд Мэлори примерно в пять раз превосходит по объёму «Королевские идилии», а сам он использовал источники впятеро большие «Смерти Артура». Таковы размеры Артурианы.
В тексте есть подробности, мало привлекающие внимание современного читателя, но необходимые по законам жанра.
Артур и Гвиневера впервые видят друг друга, когда она находится в родовом замке. Нахождение в замке, в башне, иной способ изоляции вольной или невольной, или погружение в сон способствует сохранению невинности. Освобождение или пробуждение ведёт к утрате.
Три Королевы. Возможно речь о временах года. Было и такое деление года на сезоны, не на четыре, а на три. Видеть трёх вместе почиталось за добрый знак.
Мерлин, рассказывая о ночном событии, трижды упоминает радугу. Радуга – символ обновления, очищения.
Дракон. Красный дракон – символ Уэльса. По основной версии Артурианы, родина Артура -южный Уэльс. Но есть другая версия. Согласно ей Артур был правителем королевства Дал Риада, территория которого находилась частью в северной Ирландии, частью в южной Шотландии. Эта версия тоже имеет право на существование. Обычно Дал Риада переводится как «Удел властителей колесниц». По Артуриане рыцари и король должны были передвигаться исключительно верхами, тем не менее, то созвездие, которое мы называем Большая Медведица, бриты назвали Arthur’s Wain – Телега Артура.
Королевские Идилии. Книга 2
Женитьба Герайнта
В спорах о личности Артура сломано копий
(разумеется в переносном смысле) не меньше,
чем на всех рыцарских турнирах вместе взятых.
Был у Артура исторический прототип или нет?
Пока что преобладает мнение тех, кто утверждают:
«Скорее «нет». А вот герой следующего повествования
имеет больше шансов на историчность.
Как говорят знатоки артурианы, это имя упоминается
Не только в литературных источниках.
Да и сам сюжет – история любви и ревности,
Совсем не сказочный, а весьма жизненный.
Герайнт, Девона благородный принц,
Артуру верный рыцарь Круглого Стола,
Энид взял замуж, Иниола дочь,
Отца её единственный ребёнок,
И полюбил её, как любят свет небес.
Рассвета свет и свет заката,
И свет Луны, мерцанье звёзд ночных.
Любил её за красоту
День ото дня сильнее и сильнее
Сокровище бесценное своё.
Энид за каждый благодарна взгляд тому,
Кто чувства пробудил её впервые.
Взаимность наблюдая эту,
И к Принцу благосклонна Королева,
И Энид в наряды одевала,
Прекраснее которых во дворце
Имелись только у неё самой.
Энид любила Королеву так,
Как только чистая душа способна
Любить, и обожать, и преклоняться,
Её достойнейшей считая
Из всех живущих женщин на земле.
Герайнту праздником казались бесконечным
Взаимность их и вечностью любовь.
Но вот о Королеве слухи появились,
О чувстве её грешном к Ланселоту.
Пусть даже нет пока весомых доказательств,
Но тихий шёпот слышен иногда
Не хуже, чем зловещий гром далёкий.
Герайнт не верил этому, но всё же
Он страх невольный испытал.
Как отразится на его жене
Такая её близость к Гвиневере.
Страдал, страдания скрывая,
Явился к Королю, найдя такой предлог.
Границам территории его
Покоя нет от графов злых
И рыцарей бесчестных.
Убийцам и презренным негодяям
Пора дать ощутить закона силу
И справедливость возродить.
Забота Короля – всё королевство,
А он, желая укрепить владение своё,
Смиренно просит позволенья удалиться.
Король недолго размышлял, потом
Согласием ему ответил.
Принц, с Энид, и рыцарей полсотни с ними
Помчались к берегам Северна,
Земли достигли им принадлежавшей.
Возможно, там его жена, как всякая,
Кто лорду своему верна,
Приличия сумеет соблюсти.
Так мыслил он, и с ней уединившись,
Чтобы остаться с ней здесь навсегда, старался
Забыть про службу Королю,
Забыть про соколиную охоту,
Забыть про поединки и турниры,
Забыть про поиск славы для себя,
Забыть свои обязанности принца,
И, наконец, избавиться от мыслей злых.
Пусть люди меж собою что угодно
С презрительной насмешкой говорят,
Как из любви к жене он мужество утратил,
Но так всё ж лучше, чем рога оленя
Носить ему по милости жены.
Желание сберечь свою любовь
Усилило его волнение:
Чем больше день за днём Энид
Старается уверить в чувствах чистых,
Тем больше не смотря на это
У Принца беспокойство возрастает.
Случилось так однажды летним утром,
(А спали они вместе) солнце
Проникло в окна, комнату согрело,
И побудило сбросить одеяло,
В порядок привести гортань и рот,
Дыханье сделать чистым, звонким голос,
И мускулы размять, умыться так,
Как каждый камень ручеёк лесной
Заботливо омоет в своём русле.
Всё завершив, Энид присела рядом с ложем,
Любуясь тем, кто восхищал её,
Был ей дороже всех других мужчин,
Хотя известны ей людские разговоры
Всех тех, кто упрекнуть его желают
В излишнем почитании жены.
Склонившись вежливо пред ним, сказала:
«Душа моя, мой добрый повелитель,
Виновницей невольной я являюсь
Того, что люди говорят о вас?
Молчание моё всему причиной,
Я не решалась мнение сказать,
Но мне не следует вести себя так далее,
Иначе как любить мне лорда моего,
Как славным именем его гордиться,
Когда всю жизнь я под его защитой,
За ним готова следовать повсюду,
В сраженье даже, где его рука
Спасает мир, сражая негодяев.
Мне легче претерпеть позор самой,
Лишиться ласки дорогих мне рук
И в темноту уйти от света глаз его,
Чем лорду моему из-за меня страдать.
Я недостойна рядом находиться,
И наблюдая, как страдает он,
Как будто рану получил в сраженье,
Не делать даже слабую попытку
Ему поддержку словом оказать.
О, да, плохая значит я жена».
Звучала речь то сбивчиво, то громко,
Рыдания потом её прервали,
И слёзы горькие закапали на грудь.
Но возбудился он к несчастию сильнее,
Неверно восприняв её слова,
В неверности жену подозревая,
Подумал так: «Моя предосторожность
Нелепым делает меня вдвойне.
Она действительно хранит мне верность
Иль слёзы льёт о рыцаре другом?»
Хотя он только что боготворил её,
С ней страстью плотскою на ложе наслаждаясь,
Вдруг боли приступ ощутил в груди,
Себя почувствовал и жалким, и ничтожным
Рабом своей любви к сей сладкой красоте,
И, позабыв манеры благородные,
Он ложе пнул и свой повысил голос:
«Велю готовить лошадь твою дамскую
И шпоры мне для моего коня.
Мне надоело нежиться в постели.
Уж лучше странствовать по дебрям диким,
Чем здесь выслушивать мне всякий вздор.
Оденешь платье самое простое –
Меня сопровождать в поездке».
Энид удивлена, но отвечала:
«Энид под подозрение попала –
Энид докажет правоту свою».
Сказал он ей: «Тебе я запрещаю
Со мною говорить, но только слушать».
Тогда она, заботясь приготовить
Накидку, платье и вуаль себе,
В свой гардероб тот час же поспешила,
Украшенный кедровыми панелями.
Всё, что хранилось там, всё радовало взгляд,
Как радует весна и предвкушенье лета.
На множество прекрасных одеяний глядя,
Припоминала – первый раз
Когда надела то или иное платье?
И успокоилось её волнение.
В поездку всё, что надо, собрала,
Сама с собой об этом рассуждая,
И вспомнила, как первый раз она
Явилась ко двору Артура.
(По времени назад перенесёмся, когда…)
В канун дня Троицы Артур
Держал свой двор в старинном Карлеоне,
На берегу реки с названьем Аск.
Он восседал на возвышенье в зале, когда
Предстал пред ним лесничий леса Дин,
Покрытый влагой, только что из леса.
Явился он с известием таким.
Олень молочно-белой масти
Ему в лесу сегодня повстречался,
Подобного ему он никогда не видел.
Король повелевает в рог трубить,
Сзывать охотников для будущей охоты
И завтра утром всем готовым быть.
Лесничий удалился, а приказ
Был выполнен охотно и легко,
Весь двор пришёл в движенье на рассвете.
Проснулась поздно этим утром Гвиневера.
В снах сладких Ланселота вспоминая,
Она совсем забыла про охоту.
Но будит, наконец, её служанка.
На лошадях вброд Аск преодолев,
В лес углубились и остановились
На небольшом холме – собачий лай послушать.
Но вместо этого копыт вдруг слышат стук.
То Принц Герайнт – одет как на охоту,
Но без оружия, лишь меч при нём
С эфесом драгоценным золотым –
За ними следом, брод преодолев,
К тому же направляется холму.
Шарф шёлковый пурпурный у него,
И яблоки златые на концах,
И вьётся он, словно дракон в полёте.
Такой наряд ему вполне к лицу,
Вполне хорош для путешествий летом.
Склонился Принц пред ней как верноподданный.
Она, как подобает Королеве
И благородной женщине любой,
Ответила изящно и любезно:
«Вы опоздали, Принц, и даже больше нас».
«Да, Королева – он ответил – я опоздал,
Но встреча с вами приятнее охоты той,
Участвовать в которой не готов».
Она ответила: «Тогда меня сопровождайте.
Сейчас с вершины этого холма
Собак услышим, ищущих нам дичь».
Когда прислушались внимательно они,
Издалека стараясь лай услышать,
Пса лучшего, какой был у Артура,
А звали пса Кавал, неспешно мимо них
Верхами проезжали рыцарь, леди, карлик,
Который поотстал, а рыцарь,
Проехавший с приподнятым забралом,
Красив был, молод и высокомерен.
Лицо такое не знакомо Гвиневере,
Она свою служанку посылает
Спросить о том, кто при дворе Артура
Ни разу ею не замечен, у карлика.
А он и стар, и с виду не приятен,
Высокомерен, зол и раздражителен,
И, судя по всему, не склонен к разговорам.
«Есть у меня вопрос» - она сказала.
В ответ ей карлик грубо закричал:
«Ты недостойна задавать вопросы».
Тогда она решила рыцаря догнать,
К нему направила свою кобылу,
Но карлик злой её хлыстом ударил.
В слезах она вернулась к Королеве.
Тогда Герайнт воскликнул возмущённо:
«Сейчас его я проучу, конечно,
А также имя рыцаря узнаю».
Он с карликом заговорить пытался,
Но тут же хлыст лицо ему рассёк,
И шарф от крови сделался краснее.
Рука сама собою тянется к мечу,
Но благородный человек не может
Давить ничтожного презренного червя,
Тем самым и своё достоинство роняя.
Смиряя благородный темперамент,
Он возвратился, верный выбор сделав:
«О, Королева благородная,
Служанку оскорбив, тем оскорбляют вас.
Я отомщу тому, кто допустил такое.
Сейчас я без доспехов, но за ним
Я прослежу вплоть до его владений,
Надеюсь там взять в долг и под залог
Всё то, что мне необходимо,
Чтоб спеси поубавить негодяю.
А если не вернусь на третий день,
То, значит, сам я пострадал в бою. Прощайте».
«Прощайте, благородный Принц».
Сказала Королева благородная.
«Удача пусть сопутствует в поездке,
И свет любви. Вдруг первую любовь
Вы встретите, невесту обретёте,
И свадьба – в завершении всего.
Не важно, кто она, дочь Короля,
Иль обедневшим будет её род,
Сама для свадьбы я её одену.
Она прекрасна будет словно солнце».
Вот Принц Герайнт, услышав горн далёкий,
И вожака собачей своры лай,
Слегка жалеет о пропущенной охоте,
Слегка жалеет об испорченной прогулке,
Но по долине зеленью покрытой
Внимательно за этой троицей следит.
Когда закончился простор лесной
И начался подъём на горный гребень,
Открылся вид достойный восхищения.
И вот Герайнт внизу и впереди
Увидел город в улицу одну,
Но протяжённую, как та долина,
Которую сейчас он миновал.
Со стороны одной – на возвышенье крепость
Вся белая, построена искусно,
А в стороне другой – старинный замок
Скорее на развалины похожий.
Мост перед ним над пересохшим рвом.
А там, на улице, похожей на долину,
Звук слышен многих возбуждённых голосов:
Вот так шумит поток, чьё дно покрыто галькой,
При ссоре крики вот такие издают,
Или когда мошенника поймают.
Похоже, к ночи лишь утихнут страсти.
Те трое к укреплению спешили
И вскоре скрылись за его стеной.
«Ну вот, теперь – Герайнт подумал, –
Узнал я, где находится владение его».
Усталость чувствуя, а вместе с ней и голод,
По улице поехал длинной,
Гостиницу сыскать надеясь,
Где можно всё найти необходимое
И для себя, и для коня, а также
Для поединка нужное найти.
Вопрос он задал встречному тому,
Кто торопливо начищал доспехи:
«Чем город ваш сейчас так возбуждён?»
А тот, занятье не прервав ответил: «Сокол!»
Оставив этого невежу, Герайнт
Спросил другого, нёсшего мешок с зерном:
«Что означают эти шум и суета?»
Ответ был откровенно груб: «Ха! Сокол!».
И этого оставив тоже,
К другому обращается, а тот
Заклёпки новые прилаживал на шлеме,
Между коленями его держал.
Не повернувшись даже, не взглянув
На задающего вопрос, ответил:
«Приятель, к соколиному турниру
Готовимся усердно мы сейчас,
И время нет вести пустые разговоры».
Сдержать Герайнт уже не в силах недовольство:
«Болезней тысяча тебе и соколу,
Пускай его синицы заклюют.
Невежеством таким ты свой позоришь город,
Кудахтаешь, как курица с яйцом.
Ваш сокол нужен мне не больше воробья.
Оборотись ко мне. Приют мне нужен на ночь,
А так же и доспех для встречи со врагом.
Изволь мне отвечать, ты, соколопоклонник».
Тот обернулся, и смущён, и удивлён,
Увидев пред собою шёлк пурпурный,
Он шлем, едва не уронив, ответил:
«Прошу прощенья, странствующий рыцарь,
Турнир здесь состоится завтра утром,
Сейчас для нас важнее не заботы.
Оружие? Клянусь! Не знаю,
Кто может уступить его сейчас?
Приют, ночлег? Я тоже в затруднении.
Ну, разве что у Графа Иниола.
Вон там его найдёте, за мостом".
В не лучшем настроенье пребывая,
Мост миновал Герайнт над пересохшим рвом.
Его там встретил благородный Граф,
(Но ветхая одежда у него
Годилась мало для торжеств и церемоний)
Спросил: «Что ищет здесь, мой юный друг?»
«Почтенный друг – Герайнт ответил, –
Ищу приют себе на эту ночь».
«Тогда воспользуйтесь моим гостеприимством.
Мой бедный дом когда-то был богаче,
Но дверь его открыта и сейчас».
«Благодарю, почтенный друг – Герайнт ответил, –
Все заняты к турниру подготовкой
И никому нет дела до меня;
Сейчас я голоден как в самый строгий пост».
Почтенный Граф вздохнул и улыбнулся.
«Конечно, всех заботит сокола турнир,
Но не меня. Входите утолить желание».
Затем Герайнта проводил во двор он замка,
Который, как созвездья, покрывали
Чертополоха гроздья меж камней.
Как видно, всё-то здесь пришло в упадок.
Под аркою, грозящей развалиться,
Разросся папоротник цвета спелой сливы,
А башни здесь как старые утёсы,
Ступени к ним ведущие разбиты.
Украшенные дикими цветами,
Они не безопасны для подъёма.
На них не только ноги поломаешь,
Опасность существует и другая.
Вон там из тёмной щели меж камней
Змея, навстречу свету извиваясь,
Ползёт и прячется в густой траве.
И вот Герайнта Иниол в двор замка ввёл.
Там дочери его приятный голос
Доносится до них из окон холла.
Она поёт, и голос её сладок,
Как пенье птицы, он вдвойне приятен
Среди такого мрачного пейзажа.
Какой породы птица петь так может?
Должна быть внешность голоса не хуже.
Тот сладкий голос влёк к себе Герайнта:
Так чувства новые рассвет в нас пробуждает,
А чувство первое, как воздуха движенье,
Закончиться порывом бури может.
Как и деревья гнуться перед ветром,
Теряя распустившиеся почки,
(Бывает так в Британии в апреле)
Теряют люди над собой контроль.
Потом причины ищут не в себе:
«Не я виновен – это соловей…»
Вот так же и с Герайнтом, он сказал:
«По Божьей милости я слышу этот голос».
О, счастье, так Енид поёт, его утратить жалко,
А у Фортуны колесо вращается как прялка.
«Вращай, Фортуна, колесо, вращай, да будет так,
Не остановят пусть его ни ветер злой, ни мрак.
Пусть не на ненависть оно, а на любовь укажет.
Вращай Фортуна колесо, то хмурясь, то смеясь,
Случайный выбор встретим мы, нисколько не боясь.
Хорош он будет или нет, сердца нам наши скажут.
Когда нам улыбнёшься ты, улыбкой мы ответим,
А твой сердитый хмурый взгляд без робости мы встретим.
Перед превратностью судьбы никто не дрогнет даже.
Своё, Фортуна, колесо ты продолжай вращать,
Таинственных движений смысл нам предстоит узнать.
Пусть не на ненависть они, а на любовь укажут».
«Полезно слушать – Иниол сказал, –
Как птица певчая поёт, она
Не только петь, гнездо нас учит строить».
За кучей обвалившихся камней,
Под балкой тёмной и покрытой паутиной
(И весь так выглядит у холла свод)
Он видит женщину почтенную в парче
Когда-то пышной, но теперь уж потускневшей,
А рядом с ней, как яркое соцветие,
Которое не всякая фантазия представит,
ПрекраснаяЭнид одета в красный шёлк,
Дочь матери почтенной. Думает Герайнт:
«По Божьей милости я повстречал её».
Но вслух не высказал, а Граф проговорил:
«Энид, конь рыцаря остался во дворе,
Поставишь в стойло, дашь овса, затем
Ты сходишь в город за вином и мясом.
Мы пировать ещё не разучились,
Доход пусть мал, но не мала душа».
Герайнт готов был следовать за ней, помочь,
Но Иниол остановил, и даже
За шарф пурпурный придержал, сказал:
«Остановись, ты гость, обычай дома
Обязывает нас заботу проявить.
Ты отдыхай пока». Обычай уважая,
Герайнт послушался, учтивость проявил.
Пока Граф Принца развлекал беседой,
Энид, покупки совершить спеша,
Мост перешла, приходит в город, там
Нашла всё лучшее за небольшую цену,
Приобрела и мяса и вина,
И сладкий кекс, достойный восхищения,
И хлеб. Всё это покрывалом обернула.
Прислуги не было у них на кухне,
Сама сварила мясо, стол накрыла,
И у стола стояла в ожидании.
Такое поведенье видя,
Герайнт пред ней благоговеет,
Навечно чувством этим к ней проникся.
Когда она ему подала хлеб,
Случайно пальцы их соприкоснулись,
И тёмный холл казаться мрачным перестал.
Потом вкушать все начали, Герайнт
И без вина жар ощущает в жилах.
Энид его притягивает взгляд.
Чтоб не смущать её, отвлечься как-то,
К почтенному он Графу обратился:
«Хозяин добрый, Граф гостеприимный
Что означает сокола турнир?
Какое странное названье, впрочем
Участвовать я в нём не собираюсь.
Преследую я рыцаря, который
Здесь в белой крепости находится у вас.
Да, я Герайнт, Девона Принц
Поклялся наказать его за дерзость.
Сегодня утром Королева пожелала
О имени его узнать и поручила
Своей девице карлика спросить,
Который рыцаря того сопровождал.
А карлик с виду нехороший, злой,
Таким он и на деле оказался.
Хлыстом её он по лицу ударил,
В слезах она вернулась к Королеве.
Тогда поклялся я за рыцарем следить
Вплоть до его владения, а после
Сразиться с ним и поубавить спеси.
Я совершал прогулку безоружный,
И думал в городе оружие найти.
Но здесь у вас народ какой-то странный,
На улей с пчёлами сейчас похож ваш город.
Быть может, вы подскажите мне это,
Где я сейчас могу доспех найти,
А то со мною только меч один,
Но я обязан с наглецом сразиться,
А так же имя разузнать его,
Отмстив за оскорбленье Королевы».
Граф говорит: «Ты в самом деле тот Герайнт,
Среди людей известный благородством?
Как только я тебя увидел на мосту,
Я почему-то сразу сам подумал
Про Круглый Стол Артура в Камелоте.
Я не намерен примитивно льстить,
Хваля достоинства любимого ребёнка
Ни ей, ни самому себе, однако
У многих они чувства пробуждали,
И двое очень знатных, благородных
Её желали видеть своей парой.
Один – Лимоурс, первый претендент,
Большой любитель пьяного скандала.
Он и за ней ухаживал не трезвый.
Сейчас не знаю, жив он или нет,
Отправился он странствовать куда-то.
Второй – твой враг. Он сокола владелец,
Племянник мой, моё несчастье злое.
Его по имени противно мне назвать.
Притворщик дерзкий и неблагодарный,
Мою он помощь принимал охотно,
Но получив отказ в другом, рассвирепел,
Явил свою коварную натуру,
Какую редко встретишь у людей.
За дело давнее меня оклеветал.
Он заявил: его отец оставил
На сохранение мне деньги для него,
А я присвоил их себе, затем
Посулами и ложью совратил
Всех состоящих при моей персоне.
Невольно в этом я ему помог,
Те, кто служили мне, мной недовольны были.
Мой дом для всех открыт, гостеприимство
Добавив хлопоты, богатства не прибавит,
Уйдёт оно в незапертую дверь.
Как раз на день рождения Энид
Он ночью взбунтовал мой город,
Мой дом разграбил и всего лишил.
Лишив меня владения, построил
Он крепость – защитить себя от тех,
Кто могут заступиться за меня,
А мне оставил этот замок,
На смерть надеясь скорую мою.
Собой гордясь, меня он презирает.
Себя я тоже презираю иногда
За то, что, будучи мужчиной, я смирился,
И воли не имею для борьбы.
Возможно, глупо это, а возможно, нет
Мне проявлять терпение такое,
Но верю я, должно произойти
Удачное событие такое –
Накажет по заслугам это зло
За всё, что мне пришлось перетерпеть».
«Речь хороша, идущая от сердца –
Сказал Герайнт, – а завтра на турнире
Племяннику я спеси поубавлю».
На это Иниол ответил: «Принц Герайнт,
Оружие, конечно, есть, но старое.
Доспехи ржавые могу я предложить,
Но только тот сражаться на турнире может,
Кто даму сердца почитает.
Два приза выставят в турнирном поле.
Жезл серебра – один из них,
И сокол золотой – другой,
И рыцарь, вышедший на поле,
Что б доказать, чья леди всех прелестней,
Склонится вежливо пред ней, а после,
Искусство всё своё употребив,
Соперника стремится опрокинуть,
Какой за даму бьётся за свою.
Кто победит, сам соколом зовётся.
Но если дамы нет, к турниру не допустят».
И вновь Герайнт с трудом отводит взгляд
От той, которая к себе манила.
«Позвольте! Благородный Граф!
Копьё мне нужно, также всё другое,
За вашу дочь готов сражаться на турнире,
Нигде не встретил я подобной красоты.
Я имени её не опозорю,
Мне в этом деле Небеса помогут,
Как помогали до сих пор во всём.
А далее, дав слово верное, её я
Готов назвать своею верною женой».
Давно такого с Иниолом не случалось,
Танцует сердце у него в груди.
Он взглядом поискал Энид, однако
(Услышав здесь такое про себя,
Она хотела незаметно удалиться)
Он не нашёл её на прежнем месте.
А бдительнее оказалась мать,
Её за руку нежно придержала.
Граф говорит: «Из под твоей опеки, мать,
Как это понимаешь ты сама,
Её придётся передать тому,
К кому стремится её сердце – Принцу».
Любезно и сердечно прозвучала
Речь Графа благородного. Девица
Смущённо улыбалась, но молчала.
Сначала щёки покраснели у неё,
Потом и руки покраснели тоже,
Возможно даже и до самых плеч, однако
Под платьем ярким это не увидишь.
Не отрывая взгляда от лица её
Он высказал ей всё, что подсказало сердце.
А сумерки сгустили в холле мрак,
А небеса оттенком бледно-розовым,
Таким же, как и на щеках Энид
Пророчили ненастную погоду.
Слабеет постепенно свет небес,
А у неё румянец всё сильнее,
Всё ниже, ниже голову склоняет,
По-прежнему сказать, не смея, слово,
По-прежнему поднять не смеет взгляд.
Смешалось удивление с восторгом,
Поверить трудно в то, что происходит.
Волнение покоя не давало
Всю ночь, и вынуждало думать
Достойна ли она такой судьбы.
Когда восток окрасился румянцем,
От солнца восходящего алея,
Поднялись и они, дочь с матерью,
И за руки взялись, отправились туда,
Где находился луг, готовый для турнира,
И ждали там Герайта с Интолом.
Они явились вместе, и Герайнт,
Её увидев, ждущую его,
Почувствовал, как силы пребывают.
А там уже установили кресло
Для Идриса. Турниром он руководит.
Да, Иниола ржавые доспехи
Смотрелись странно на персоне Принца,
Но сам держался он, как принцу подобает.
Всё прибывали рыцари и дамы,
И городские жители собрались
Толпой вкруг огороженного места.
Уже разметили дистанцию на поле
И место для серебреного жезла
Определили с соколом златым.
В рог протрубил племянник Иниола
И обратился к своей даме с речью:
«Получишь ты, как лучшая из лучших,
Тот приз, что для прекраснейшей назначен.
Я это докажу своей победой
Здесь и сейчас и на виду у всех.
Но голос Принца громче прозвучал:
«Не торопись пока не победивший».
Впервые встретив здесь такую наглость
Был рыцарь удивлён без всякой меры,
В душе огонь пылает у него
Не хуже, чем костёр во время Святок.
Так страстью обожжённый изнутри
Сумел сказать он только лишь: «Сражайся!».
Сходились трижды и ломали копья.
А после спешились и бились на мечах,
Друг другу нанося могучие удары
На удивленье всем, кто это наблюдали.
А там, за полем ограждённым находясь
Старались клакеры явить своё искусство,
И силы убывают у Герайнта,
Из тела мощного коварно истекают,
Как пот и кровь смешавшиеся вместе.
Клакеры это те, кто составляли сообщество клака. Их нанимали освистать актёра (и не только актёра), сорвать представление или какое-либо мероприятие. Тем, кто преуспел в этой «профессии» платили хорошие деньги. Сейчас, в виртуальном пространстве делать то же самое намного проще и безопаснее. Похоже на то, что кое-кто занимается этим бескорыстно, просто из желания быть существом типа «гадкий я».
Но Иниол к нему взывает: «Помни
О тяжком оскорбленье Королевы».
И силы прибывают у Герайнта.
В приливе ярости нанёс такой удар,
Которым шлем клинок рассёк, достал и кости.
Упавшему, Герайнт на грудь поставил ногу,
Спросил: «Твоё как имя?». Побеждённый
Со стоном прохрипел в ответ: «Эдирн сын Нудда.
Ты победил. Стыжусь и признаю,
Убавил спесь мне на виду у всех».
«Теперь, Эдирн сын Нудда – говорит Герайнт, –
Ты сделаешь, как я скажу, никак иначе.
Во-первых, с дамою своей и карлом
Отправишься ты ко двору Артура
Прощения просить у Королевы
И претерпеть любое наказанье
С покорностью безропотной, затем
Владенье графское вернёшь, иначе – смерть».
Эдирн ответил: «После поражения
Мне гордость не нужна, сломил ты и её,
Когда моё паденье видела Энид.
Я выполню условие любое!»
И он отправился к Артуру,
И там его простила Королева,
И он жизнь новую решил начать.
Оставив в тёмном прошлом преступленья,
Открылся он для света новой жизни.
Впоследствии погиб в бою за Короля.
В день третий после утренней охоты
Остыли страсти и настал покой.
В той части замка, где спала Энид
Сквозь тень плюща мелькали тени птиц,
Пал слабый свет на светлую головку,
Энид проснулась с мыслею о том,
Как обещал Герайнт на третий день вернуться,
И как она Герайнту обещала
С ним вместе появиться при дворе.
Обещанное ранее, она
Исполнит этим утром, чтобы
Предстать пред Королевой благородной
Вполне готовой к брачной церемонии.
Она внимательно своё смотрела платье,
Но не нашла его к тому вполне пригодным.
Увы! Листва в середине ноября уже
Не выглядит нарядной, как в октябрь.
Оделась, снова оглядела платье.
Готовясь к путешествию с Герайнтом,
И страх и недовольство испытала:
Ужасно при блистательном дворе
В таком поблёкшем шёлке появиться.
И доброе ей сердце подсказало:
«Принц Благородный возвратил нам графство,
Своей победой нам вернул богатство.
О, небеса, нельзя его позорить,
С поездкой пусть немного подождёт.
Приму я меры перед встречей с Принцем,
Изяществом должны мы поравняться.
Он склонен возвратиться в третий день,
И доложить, как одержал победу,
Но можно задержаться день иль два.
Мой внешний вид не радует мой взор,
И пальчики мои без украшений.
Не долго так дискредитировать его».
И тут Энид припомнила ту золотую ткань,
Подарок очень дорогой, который
Был доброй матерью её преподнесён
Пред ночью той, на день её рождения.
С тех пор прошли печальные три года,
Когда Эдирн разграбил этот дом.
Вот так губителен бывает и пожар,
Чьё пламя раздувает ветер,
Но ткани этой не коснулся он.
А с матерью они тогда
Той красотою любовались вместе,
Но горем обернулась радость.
Спасаясь от людей Эдирна,
Спасти не многое сумели то,
Что позволяло покупать им пропитание,
А замок их в руины превращался.
Пусть Принц не примет это как каприз,
Во время прошлое желание вернуться,
В приличном облике явиться перед ним.
Сравнение её внезапно посетило;
Тропинка чуть заметная к пруду,
Где рыбки золотые обитают
И каждой блеск прекрасен в глубине
Ведёт. Явилась ей фантазия такая:
Вот также и она между других
Там, при дворе весёлом Короля
Других не хуже блеском воссияет.
И в тёмном омуте взыграть способны краски,
Как птичье оперение под солнцем,
И клумба обихоженная тоже
Способна также выглядеть прекрасно,
Как пышные плюмажи мусульман,
Цветами всевозможными сияя.
И лорды все высокого двора,
И леди в серебрящихся одеждах,
И приближённые к особе Короля
В одеждах золотом расшитых,
Что б статус их особый всем был виден
Подумают: я не известна им,
Но всё-таки сочтут меня
Достойною предстать пред Гвиневерой
Воскликнут разом: «Красоту такую
Не каждый может вырастить садовник
Достойную с ней нашего общения.
Она нам ровня. В том сомнений нет».
Конечно же, фантазия такая
Не может не порадовать Энид,
Хотя, быть может и наивны те мечты.
Но стоп! Пора к реальности вернуться.
Как поучала её мать,
Надежды светлые нельзя осуществить,
На облик полагаясь только внешний:
«Не опытна пока дитя моё.
Каким бы ни был облик внешний,
Каким бы ни был с виду он приятным,
Обманчиво такое искушение.
Обдумай всё. Потом поговорим об этом».
Тогда Энид иначе рассудила.
Какой наивной может быть мечта,
Какая ей внезапно овладела,
Себе сказала: «Да, таланты светлые
Полезны мало в темноте ночной,
Употребленье нужно им иное».
Как поучала её опытная дама:
«Тот утра свет принёс нам истинную радость.
Турнир тот, состоявшийся на днях,
Владенье Иниолу возвратил.
Одно лишь платье у тебя осталось,
Теперь украденное нам вернули всё
И власть над городом восстановилась тоже.
Вернулось всё, а накануне вечером,
Ведя приятный с Принцем разговор,
В своей руке твою держала руку,
Соединяя робость и любовь,
А цель моя была такая:
Нам графство наше возвратить обратно.
В тот вечер я об этом промолчала.
Но как приятен утром был сюрприз,
Событие возможно ли приятней?
В сравнении с тобою я
Увядшей выгляжу, и не в одежде дело,
И выглядит больным наш Иниол.
Ах, милая, благодаря тебе
Вернулось нам владенье драгоценное
Во всём великолепии его.
Теперь за это надо расплатиться.
Свою обязанность прилежно исполняют
Слуга, и паж, и сенешаль
И похвалы достойны все за это.
Да, нам владение вернула ты,
Но, как и солнце клонится к закату,
Удача переменчива бывает,
Её причуды нам понятны не всегда.
Ты в лучшем виде, как невеста Принца
Явиться хочешь, это справедливо,
Но справедливо также и другое.
Пред ним впервые появившись, ты
Смутила его разум в платье старом.
Как дамы при дворе о Принце говорят:
Цветок он редкостный в сравнении с другими,
И многим дамам головы вскружил.
Ребёнок мой, не устыдишь ты Принца.
Я вижу, как он смотрит на тебя,
Да, лучшему в стране двору
Он предпочёл тебя, провинциалку,
Хотя таких, как ты, у нас в стране немало.
Ты снизошла к нему огнём пасхальным».
Мать благородная умолкла и вздохнула.
Энид с вниманьем слушает её.
Вот так же, как и свет рассвета
Скользя по облакам их красит,
Окрасилась девица постепенно
В такой же цвет, как платье у неё.
В тот день, когда заботливая мать
Ей помогла в то платье облачиться,
Без зеркала понятны стали
Достоинства его. Теперь
Она сказала, дочку оглядев:
«Сейчас, как никогда прекрасна ,–
И разговор продолжила с девицей –
Когда-то славою своею воссияли
И Гвидион, и Кассивелаун
И Римским Цезарям чинили беспокойство,
Вторгавшимся в Британию, и гнали их.
Им равный Принц вдруг появился здесь.
Не разделить теперь его и наше счастье,
Но ваше появленье при дворе,
Об этом говорит мой опыт,
Проблемами другими обернётся.
Ни Иниола, ни моих советов
С принцессою моею там не будет.
Подарок мой не сможет их решить».
Пока они вели приятный разговор,
Герайнт проснулся в верхнем холле.
Пока те рассуждали об одежде,
Он с Иниолом вёл любезный разговор
О том, как видится ему
Их появление пред славной Королевой.
Он говорил: «Граф, я любовь обрёл
Быть может и рассудку вопреки.
Мне шёлк поношенный казался драгоценным».
Граф откровенье слушал с пониманием.
И летом из семян здоровые ростки
Вот так же прорываются внезапно,
И так же неожиданно, смущаясь,
Так, что и матери пришлось вмешаться,
К покорности её призвав,
И оказать ей малую поддержку,
Энид подарок дорогой преподнесла,
И даже пребывая в платье старом,
Судьбу свою сумела обновить.
Предела нет для радости Герайнта.
Какой бы ни был у неё наряд,
Как ни старайся подобрать одежду,
Прекрасней нет румянца её щёк.
И матери её он благодарен
Рукой своей её за руку придержавшей,
И очарованный сказал:
«Мать новую себе здесь обретя,
Сын новый да её не огорчит
Поспешным возвращеньем в Карлеон,
Как обещал высокой Королеве,
Словесной ласкою вселившую надежду,
Бодрящую, как солнца луч с Небес.
Когда впервые здесь у вас в руинах
Увидел в мрачном холле свет,
Поклялся я его достойным быть,
Порадовать тем самым Королеву.
Не ради выгод мой порыв к Энид,
Как солнца луч из тёмных облаков
Нам светит совершенно бескорыстно,
Так и в любви не может быть иначе.
Нас будет двое, с ней соединюсь
С восторгом, о другом не помышляя.
Её я встретил неожиданно, случайно.
Прекрасные достоинства её
Нельзя преувеличить даже лестью.
Но сомневаюсь я, кто знает,
Дочерней нежности естественна природа,
Иль воспитания хороший результат?
Так ткань прекрасною бывает,
Когда узорами покрыта вся, тогда
Она фантазию любую превосходит.
И в холле мрачном, и в дворце
Та ткань воображенье поражает,
Но в этом заключён и некий риск…
Хотелось бы мне знать: на самом деле
Её признания в любви ко мне
Они от чувства, или от рассудка?
А с дамами высокоблагородными
Общение ей будет не привычно,
А потому особо интересно.
А если трудность не возникнет при общении,
То вдесятеро будет интерес
Самой ей темы для беседы выбирать.
Но повод для тревоги есть иной:
К чему ведёт общение такое?
Один мудрец когда-то мне пророчил:
Остерегайся тени недоверия…
Прошу прощенья за такие мысли.
Все странности сужденья моего,
Надеюсь, не испортят этот праздник.
Когда ребёнок ваш прекрасный
Роскошный принимает ваш подарок,
Вам на колени радостно садится,
Тем самым делая подарок вам,
Согрето сердце, но Всевышний
Дары иные может поднести,
И радости, и новые уроки.
И вот, сквозь слёзы улыбаясь, мать
Дала ей покрывало и накидку,
Чувств не сдержав, целует, обнимает,
И вот они отправились в дорогу.
А вот на третье утро Гвиневера
На башню поднялась, которая
Над замком возвышалась. Размышляет:
Как говорят, холмы прекрасны в Сомерсете,
Прекрасен парус на спокойном море.
Но моря и холмов не видит Королева.
Унылая долина Аска
С её лугами снова перед нею.
Потом спустилась вниз, к воротам,
Устроить дружескую встречу
И Принцу, и его невесте.
Приветствуя, в объятья заключила
И позаботилась одеть невесту
Для свадебного пира так,
Чтобы была прекрасна, словно солнце.
Неделю всю старинный Карлеон
Был весел. Дубрик совершил обряд,
Соединил своей рукой их руки.
Теперь к неделе Троицина дня
Энид тот старый шёлк свой берегла,
Который был на ней, когда
Впервые ко дворцу она явилась.
И сколько б ни меняла она платьев,
И как бы ни любила их она,
Ей этот старый шёлк как память дорог.
Сегодня утром приказал он ей:
«Наденешь платье самое простое».
Она взяла его, надела.
Гвидион, Кассивелаун … Опять расхождение с официальной версией. Но, несомненно другое. Для большей части острова, подчинён он был не весь, римский период был самым спокойным в его истории, в отличие от того, что происходило после добровольного ухода римлян с острова.
Королевские Идилии. Книга 3
Герайнт и Энид
А всё-таки, что такое рыцарство? Вопрос этот чётко разделяется на два. Существовали духовно – рыцарские ордена, каждый со своим уставом. Но в этом повествовании речь не о них, а о рыцарстве как явлении чисто «не формальном», о сообществе людей, существующих исключительно на основе неписанных правил. Что эти не писанные правила представляли собой на самом деле? Есть небольшая, но очень интересная и содержательная работа, которая так и называется «Рыцарство» автор Филипп дю Пюи де Кленшан. У него о надёжных источниках о средневековом рыцарстве сказано очень просто, их всего лишь два: церемониалы посвящения в рыцари, а также песни о деяниях, и рыцарские романы. Но церемониалы постоянно эволюционировали, как правило, в сторону усложнения, а романы, как отмечает автор, скорее всего так же далеки от реалий повседневности средневековья, как современные приключенческие от современности. Увы! Познать жизнь любого не формального сообщества можно только изнутри. Поэтому неформалы всегда могут влиять на жизнь государства, а вот государственным органам сложнее контролировать неформалов.
О, странная природа человечья,
Когда и люди лучшие меж нами
Проблемы сами создают себе,
Лож правдой посчитав, а правду ложью.
Вот потому, мы, в сумерках блуждая,
Наощупь познаём всё то,
Что не способны мы глазами видеть!
Когда готовы лошади их были,
В путь тронулись они, как и решил Герайнт.
Любя её со всей возможной страстью,
И в сердце чувствуя бурлящий крови ток –
Он шумом отдавался в голове – сказал:
«Со мною рядом не должна ты находиться.
Поедешь впереди, так легче будет
Мне наблюдать тебя, тебя оберегая,
Как долг супружеский велит беречь жену.
Со мною говорить ты не должна,
Ни слова одного ни под каким предлогом».
Энид в смятении , услышав это,
А он так рассуждает сам с собой:
«Изнежился, ослаб, размяк, отвык владеть
Своим оружьем драгоценным.
Пора мне снова твёрдым становиться
Как и моё оружие железное».
Он кошелёк деньгами полный отстегнул
От пояса, и бросил сквайру.
Энид последний взгляд на дом бросает,
На мрамора сияние его,
Которым он искусно приукрашен.
А сквайр новой ношей не доволен.
Но вот звучит команда: «В дебри!».
И тронулась Энид вперёд,
Сама дорогу выбирая
По воле случая туда,
Где свой притон разбойники держали,
А так же цапли обитали там:
Кругом болота, ручейки, пруды.
Тем более там труден путь для тех,
Кто посетил впервые это место.
Желая неприятность избежать,
Им ехать приходилось осторожно,
Коней придерживая шаг.
Герайнт так рассуждает сам с собой:
«Всё время, вместе с нею проведённое,
Окружена она заботой и почётом,
Всегда наряды лучшие имела,
И это истинная правда.
Но что-то приключилось с её сердцем.
Наверно просит небеса теперь
Беречь другого дорогого лорда,
А я об этом так и не узнаю,
Пока не просвистят об этом птицы».
Затем помыслил так он: «Если я
В такое положение попал,
На волю высшую мне надо положиться.
Она мне всё откроет не притворно».
Когда четвёртая часть дня
Уже была близка к закату,
Трёх рыцарей увидела Энид
Вооружённых, конных под скалой в засаде.
В тени её скрывались негодяи
И разговор такой вели между собой:
«Какой-то увалень к нам движется сюда,
Печален, как побитая собака.
Его легко убьём и завладеем
Его оружьем, конём и дамой».
Энид решила, как велело сердце:
«Я к лорду моему посмею обратиться,
И расскажу про этих негодяев,
Пусть даже если он убьёт меня за это.
Погибнуть легче от руки любимой,
Чем допустить его такую гибель».
Итак, она назад оборотилась.
Смущенье одолев, взгляд хмурый встретив,
Сказала: «Мой лорд, три негодяя под скалой
С намереньями подлыми таятся.
Их разговор я слышала. Они
Убить хотят вас, что бы получить
Оружье ваше, вашего коня,
А так же и меня».
Ответ звучал рассерженно и гневно:
«Я разве не велел тебе молчать?
Одной команды не довольно было?
Впредь исполнять! Сейчас увидишь
Кто победит, кто будет поражён.
Моя продлится жизнь, а смерть
Опять мной будет недовольна.
Смотри, как побеждает справедливость».
Энид вся бледная, переживая,
Стояла в стороне, а Принц Герайнт
Копье, пригнув, наехал на бандитов.
Грудь одному пробил – копьё вошло на локоть.
Копьё извлёк, направил ка других,
Но как сосулька колется копьё.
Тогда, подобно ветра буйного порывам
Мечом наносит он удары,
Один, другой, налево и направо,
Ошеломил и надвое рассёк обоих.
Потом, как шкуры со зверей снимают,
Оружие снимает с трёх волков,
Которых женщины ошибочно родили.
Оружие на трёх коней он грузит,
Уздечками связав всех трёх.
Тела лежать оставил, где упали.
Команду дал Энид: «Вперёд, я следом».
И вновь она прокладывает путь.
Теперь старался он держаться ближе к ней.
То жалость пробуждалась в нём,
То снова гнев вскипал, и, глядя на неё,
На ту, кого любил он больше всех на свете,
С трудом смирял в себе такие чувства,
Зовущие его с ней говорить,
Всё объяснить словами, но…
Но заблуждение сжигает изнутри,
И совести упрёки беспокоят:
Её неоспоримо совершенство,
Которым наслаждался много раз.
Вот так же полноводный Аск,
Стремиться к морю он. У Карлеона
Вот так же на пути его
Теченье переменчиво бывает.
В смятенье чувств скомандовал: «Привал!».
И вот её прекрасное лицо так близко –
Желание объятий пробудилось,
Но чувствует: вдруг онемел язык, и это
Тем больше ему злости добавляет.
Сама Энид с ним говорить не может,
Послушная его приказу,
И потому они страдали оба.
Таинственно смотрелся лес,
Наполовину скрытый мраком.
Заметила Энид: сквозь ветви дуба
Блеснул последний светлый луч,
И осветил укрывшихся под ним
Трёх конников вооружённых.
Один из них значительно крупнее её лорда.
В смятенье слышит разговор: «Смотрите, приз!
Три лошади нагружены оружьем,
И все на попечении кого? Девицы!»
Второй сказал: «Там есть ещё и рыцарь».
Сказал и третий: «Если не руками,
То головой он явно слаб».
Гигант ответил весело: «Так он один?
В засаде ждём, пусть ляжет отдыхать».
Энид сказала: «Так велит мне сердце,
Хранить мне верность лорду моему.
Ещё одну ему открою мерзость.
Мой лорд недавним боем утомлён,
А на него хотят напасть внезапно.
Посмею я запрет нарушить строгий,
Иначе как опасность избежать?
Мне легче смерть принять самой, спасая
Того, чья жизнь мне жизни собственной дороже.
Решенью своему верна,
Его спросила, робость одолев:
«Дозволено ли мне заговорить?».
Сказал он: «Да, ты можешь говорить».
«Злодея три в лесу в засаде затаились,
На вас, на спящего, хотят напасть,
И каждый хорошо вооружён,
Один из них намного вас крупнее».
Он весело ответил в этот раз:
«Пусть сотня их таится там в лесу,
И каждый меня силой превосходит,
И на меня все разом нападут,
Клянусь, пред ними я не оробею,
Как не робеешь ты передо мной.
Встань в стороне. А если я умру,
Ты лучшего найди себе мужчину».
Итак, Энид стояла в стороне,
Молилась и едва дышала,
Исхода поединка ожидала
Со страхом, нарастающим всё более.
Герайнт мишенью выбрал шлем.
Обманное движение копьём –
Металла треск, и шлем пробит насквозь,
И с грохотом низвергнут враг.
Ещё один стремительный удар,
Опасен он, как шквал на мелководье –
Ещё один сражён, в наивности своей
Искусством боя недостаточно владевший,
Сражён вторым, последовав за первым.
Приятель их, робея перед Принцем,
И слабость чувствуя свою,
Надежды на победу не имел,
Но верность договору соблюдая,
Как раньше слушать барабан привык,
В сраженье своим грохотом зовущий,
Пришпорил он коня,
Кличь воинский издал особый:
Так горного ручья стремительный поток
Сменяется вдруг рёвом водопада,
И звуки грозные врагу внушают страх.
Уловка эта действенна бывает,
Но результат получен был обратный.
Привыкнув убивать, нашёл он смерть свою,
Своею глупостью себя всего лишивший.
Потом, сойдя с коня, Герайнт
Заботливо отёр своё копьё,
Троих волков успешно поразившее.
Коней их всех троих уздечками связал,
И ей сказал: «Следи за ними ты».
И ей пришлось пасти всё это стадо.
Спокойно путь он дальше продолжал.
Она, продолжив путь по диким дебрям,
Заботилась о связанных по трое,
Нагруженных оружьем звонким,
Жалея их, кто от рождения,
Конечно, были хороши,
Однако, попав в плохие руки,
К бандитам на конюшню угодив,
Преступные приказы исполняли.
Зелёный мрак лесной преодолели.
Открылся им простор под небесами,
И город, укреплённый на скале,
И луг под ним, хорош он для охоты.
Сейчас покрыт он спелою травой,
И косари на нём, и юноша красивый
Идёт к ним и несёт в руках
Достаточно еды для косарей.
Герайнт, вновь жалость испытав к Энид,
Такую её бледность наблюдая,
Спустился вниз на луговину,
И поравнявшись с юношей сказал:
«Друг мой, ослабла моя дама,
Еды бы ей, её бы накормить».
«О, да, конечно, – юноша ответил –
И вы, мой лорд, поешьте тоже, хотя
Простая пища здесь для косарей».
Он выложил в траву всё из корзины.
Они пустили лошадей пастись,
И сами занялись едой.
Энид, на голод не смотря,
Брала не много, ела деликатно,
Не о себе, о лорде беспокоясь.
А Принц еду вкушал совсем иначе,
И сам был удивлён не мало, когда
Еды вдруг не осталось косарям.
Сказал он: «Бой, съев всё, готов я расплатиться,
Любым конём, нагруженным оружьем.
Себе любого можешь выбирать».
Весьма польщённый юноша ответил:
«Мой лорд, вы очень мне переплатили».
«Так стань богатым ты» – воскликнул Принц.
«Тогда приму я это как подарок.
Сейчас пусть дама ваша отдыхает.
Я быстро обернусь, вернусь
С едой для косарей, принадлежащих Графу,
Здесь всё его, и поле, и я сам.
О вас я расскажу ему.
С людьми приличными он любит пообщаться,
Зовёт их в свой дворец.
Вас тоже пригласит, и это будет
Как бы расчёт за пищу косарей».
Сказал Герайнт: «Не ел вкуснее пищи,
Такой, чтоб вызывала аппетит, и вот
Я косарей оставил без обеда.
Но Графу нанести визит в его дворце
Особого желанья не питаю.
Я много раз, в том Бог свидетель,
Во многих побывал дворцах.
А нужен я ему – пусть сам бы шёл ко мне.
Но если он любезно спальню на ночь,
И стойло лошадям, и пищу косарей
Нам предоставит, я не откажусь.
«Да, добрый лорд», – сказав так, юноша ушёл,
И рыцарем довольный, и собою.
Поднялся на скалу, пропал из вида,
Оставив их с их лошадьми одних.
Принц взглядом проследил за ним,
Потом он снова на Энид взглянул.
По-прежнему она не весела,
И чувствуя себя под подозрением
Напрасным, ложным тяжело вздыхает.
И снова жалость испытал он к ней,
А так же пожалел и косарей,
Которые остались без обеда.
А солнце грело и клонило в сон,
И вспомнился ей холл их обветшалый,
И крики галок, и трава, которую
Самой косить ей приходилось,
И вот замужество её,
Которое случилось столь внезапно…
Воспоминанья юноша прервал,
Вернулся к ним, сказал: «Ночлег готов для вас».
Герайнт сказал ей, следуя за ним:
«Общаться можешь ты с хозяйкой дома».
«Благодарю, мой лорд» - ответила она.
И снова шли они как прежде порознь,
И молча к месту своего ночлега.
Как два живые существа
Немые от рождения,
Скитальца два по диким дебрям,
Как два изображенья на гербе.
На взгляд прекрасны оба, но разделены,
Отдельно друг от друга существуют.
Нежданно шумной оказалась улица.
И голоса, и топот ног, и звоны шпор
На всём пути сопровождали их,
Но, протолкавшись сквозь толпу
Беспечных уличных гуляк
И женщин, поведением не скромных,
Явилися ко Графу Лимоурсу.
Владелец полновластный этих мест
Он превосходит возрастом Герайнта,
Но встретил, как положено, учтиво.
Он горячо и крепко руку жал,
Но на Энид поглядывал украдкой,
Её печальный облик подмечая.
Герайнту предложил отведать
Вина и лучшую еду.
Пусть гость и не знакомый, но приём
Достойнейший тому, чья внешность благородна,
Окажет благородный Граф.
Велел друзей своих созвать, устроить пир.
«Чем щедрость большую являю я,
Тем больше уважения ко мне».
Вот поданы вино, еда и Граф Лимоурс,
Немного опьянев, забавные истории,
Которые случились лично с ним, поведал.
Рассказ его вдвойне приятен был
В компании приличной и с вином.
Так камень драгоценный ярче
В хорошем свете гранями играя
Вниманья больше привлечёт к себе.
И Принц как все был увлечён,
И аплодировал, смеясь со всеми вместе.
Затем, когда и Принц уж опьянел,
Граф задаёт ему вопрос:
«Позвольте, лорд мне с вашей милой дамой
Беседу повести, а то, мне кажется
Она скучает здесь?» Ответил он:
«Беседуйте как вам угодно.
Ей лишь со мною говорить нельзя».
Поднялся Граф, и вот он рядом с ней.
И, с обожанием разглядывая ноги,
Решился он рискнуть, как рисковал он в покер.
На тихий шёпот перейдя, сказал:
«Теперь, как путеводная звезда, Энид
В моей ты жизни графа одинокого.
Как не хватало мне тебя, Энид,
Не чудо ли тебя мне встретить здесь?
Хотя и поздно, но оно свершилось.
В моей ты власти здесь сейчас,
Но ты меня не опасайся,
Я не дикарь, толк знаю в обхождении,
Пусть даже в сердце одиноком пустота…
Я знаю, повелитель твой меж нами,
Но прояви ко мне ты благосклонность,
Перемени привязанность свою,
Надежду малую почувствовать мне дай.
Энид, мы рядом, ты и я, и вот я счастлив,
И чувствую я долг теперь перед тобой.
Сидишь ты одиноко, молчаливо,
С ним разговаривать тебе нельзя,
Как будто бы служанка ты ему.
Так разве обращаются с любимой?
Наложницу так можно содержать.
Да, за тебя сражаться он готов,
Как и за вещь, которую владеет,
Что б избежать насмешек за потерю.
Но вижу я: и старенькое платье,
И немота – обида для тебя.
Все прелести твои достались не тому.
Покинь его, так будет справедливо.
Я в людях разбираюсь хорошо:
Любовь ушла – обратно не вернётся.
Но есть другой, влюбившийся реально,
И эта страсть становится безмерна.
Ответствуй мне, и он бессилен будет.
Сумею у него тебя похитить,
Но кровь я не намерен лить при этом,
И тем страдание доставить и тебе.
Не полон злобы я, как ров вкруг стен водой,
И без него бывает оборона
Надёжною. Скажи лишь слово,
Или молчи, и мне ты предоставь
Открыть о моих чувствах правду.
Употреблю всю власть, которую имею…
О, извини! Внезапное безумство
Любви не разделённой мной владеет.
Звучавший голос вкрадчиво и нежно,
Так жалость возбуждающий к себе,
Способен выдавить из глаз слезу,
Но влажными их делает не это.
А чувство страха перед дерзким графом.
Он пьян. Но женщины способны,
Когда опасность их подстерегает,
Скрыть чувства, и Энид сказала:
«Граф, если вы любви моей так долго ждали,
И честны вы со мной, тогда
Меня похитить можете хоть силой,
Но приходите утром, а не в ночь.
Усталость чувствую смертельную сейчас».
Окончив разговор, с поклоном Граф
Плюмажем помахал у своего ботинка,
А Принцу громко пожелал спокойной ночи.
С друзьями он продолжил болтовню
Уверенный, что лорда своего
Энид не любит, и легко, возможно,
Как скорлупу яйца разрушить их союз.
Иное думала Энид, когда
Она совместно с Принцем удалилась.
Приказ молчать она нарушить вправе.
Пока себя в том праве убеждала,
Заснул он крепко, и Энид
Будить не стала, пожалев его,
Иначе позаботилась о нём.
Прислушиваясь к ровному дыханью,
Оружие, добытое в боях,
Сложила всё она в укромном месте,
Чтоб взять его легко, когда потребность будет.
Затем сама дремала, но не долго.
Не лучший выпал день для путешествий.
Не просто спать, опасность сознавая,
Она же, как противная колючка,
Вонзившись в тело, вовремя разбудит.
Действительно, услышала она:
Граф дерзкий там, за дверью,
И не один, с толпой приятелей своих,
Шум голосов на рёв слонов похожий,
И крики петуха, зовущего рассвет,
В мир, кравшийся пока что слабым светом
И на оружье в комнате мерцая.
Она оружье осмотрела снова,
Теряясь и не зная, что ей делать.
Страшил её звук громких голосов.
Поднялся Принц и рядом с нею встал,
Запрет на разговоры отменил.
Она ему пересказала
Всё содержание беседы с Графом
За исключеньем слов своих,
А вместо этого она сказала
Как Принца любит сладостно она.
Не громко и не многословно
Сказала всё, что нужным посчитала,
И он сказал ей то, о чём подумал:
«Не по нему ты, значит, плакала в Девоне?»
Потом вздыхая тяжко так, продолжил:
«Красоты ваши все, приятные на вид,
Не больше, чем ловушка для глупца,
Которым правите потом вы как конём,
С удобствами в седле усевшись дамском,
Так приготовь же своё дамское седло».
И плавно и неспешно в доме шумном
Она, подобно духу домовому,
Скользила по проходу между стен,
И разбудила спящих лошадей,
Потом вернулась к лорду своему,
Готовая служить ему, как сквайер.
А он, тем временем вооружившись,
Так обращается к толпе:
«Друзья мои, что вам угодно?»
А ей: «На всех коней грузи оружье всё».
Она ответила предельно откровенно:
«Мой лорд, мне это не положено!»
«Ты всё имущество хранить должна –
Сказал ей Принц, – вперёд! Сегодня
Тебя ценю особо высоко.
Прекрасно служишь мне как зрение и слух,
Обет молчания при этом нарушая».
(Хотя я этому мешал немного сам).
Ответила Энид: «Мой лорд, страдали сами,
Меня вы заставляя замолчать,
Но с самого начала путешествия
Я слышала всё то, что вам не слышно было,
Опасность видела, не видимую вам.
Не отвращать беду обет я не давала».
Сказал он: «Да, конечно, поступая так
Благоразумен был я не вполне.
Как видишь, муж тебе такой достался
Упорный в заблуждении дурацком,
Но защитить оружием способный,
Когда ты бдительна и зрением и слухом».
Теперь он на неё смотрел
Всё с тем же прежним обожанием,
Которого лишил её напрасно
Как опрометчивый судья.
Она в смущении краснеет, отводит взгляд.
И он неловко чувствует себя.
Затем, вполне приличная дорога
От графа вероломного вела
Их во владения другого графа, Дурма,
Которого вассалы звали Бык.
Границ уже почти достигли
Бодрая Энид с угрюмым спутником своим.
Она назад оборотилась, видит:
Он грустен более, чем даже прошлым утром.
Её почти развеселило это,
Но мыслит, жалость испытав,
Теперь уже печалясь вместе с ним:
«Защитник мой и повелитель мой».
Но вдруг вдали под солнцем утренним
Оружие блеснуло, и донёсся
Тяжёлый топот множества копыт,
И видит пыль, и ловит слух её
Проклятья им несущиеся вслед.
И снова лорда своего приказ нарушив,
О том, что он не видит и не слышит,
В задумчивости путь свой продолжая,
Сказала, пальцем указала
Но тучу пыльную. А он,
Как воин не привыкший отступать,
Коня остановил и развернул,
Моментом позже буйный Граф Лимоурс
На чёрном скакуне, как туча грозовая,
Как шторма сокрушительный порыв,
И страстный вопль при этом издавая,
Герайнта атакует. Тот спокойно
Копьё своё готовит боевое,
И сбрую поправляет у коня,
Как прежде, смерти не страшась, но к ней готовый,
Противника дырявит он насквозь.
Но есть ещё дружков там графских стая.
Поддавшись панике, они
Как стайка рыб в хрустально чистых водах,
У Камелота дамбой окружённых,
Когда появится внезапно
Большая тень на отмели песчаной,
Спасаясь, бегством не жалеют плавников,
Так эти компаньоны Графа
Серьёзную опасность повстречав,
Пускаются в обратный путь.
Но, впрочем, их испуг не долог,
Не долго длится и печаль о Графе.
Одно с ним было общее у них:
Употребление вина.
Как солнца луч вслед шторму уходящему,
Улыбка у Герайнта засияла.
Он видит: в путь обратный лорды
Спешат быстрее, чем сюда спешили.
Он говорит: «У каждого из них
Ума, конечно, более чем чести,
В отличие от их же лошадей,
Которые не повернут копыт,
Неся в сраженье всадника с оружьем.
Я не разбойник, действующий подло,
А им оружье нужно для чего?..
Но погоди, сейчас не пост, а значит,
Подумать об обеде не грешно.
Нам встретиться сейчас бы с Графом Дурном.
На честь его придётся положиться».
С печалью прежнею смотрел он на неё.
Она, как прежде, слова не сказав,
Взялась за повод, продолжала путь.
Как страх не знающий мужчина,
Не ведая, что ждёт там, впереди,
Но путь готовый продолжать,
Пусть даже и ведущий к смерти,
Коня пришпорив, пожалел Герайнт:
Те бой не приняли, кто с Лимоурсом были,
И крови нет их на его оружье.
Но мысли грубые такие
Супруге нежной не сказал,
И пряча взор, он сдвинул шлем пониже.
А вот дороги поворот,
И на обочине хорошая трава,
И лошадь тянется пастись.
Герайнт не возражает.
Иначе всё Энид воспринимала.
От пережитого заметно побледнев,
Следила за сохранностью трофеев,
Чтоб груз оружия не сбросили бы кони.
Глаза не увлажнились голубые
И руки не дрожат её, когда
Обиды прежние вдруг в памяти всплывают.
Но покрывала старый шёлк
Блестит на солнце, ей напоминая
О прежней жизни с дорогим ей лордом.
И снова подступает огорчение.
А вскоре там, в той местности,
Где королевские законы нарушались,
Рыдает женщина над мужем поражённым.
Но кто услышит здесь стенания её?
А слёзы лились, словно летний дождь,
Полезный для владений Графа Дурма.
Опасностью нельзя пренебрегать,
Где есть вооружённые бандиты.
И дерзкий свист, и песня грубая,
И свист стрелы звучали уж не раз,
Здесь на дороге к замку Графа Дурма,
И ярость вызывали у него.
А конь без всадника ржёт жалобно, потерю
Переживает он как человек.
Но вот, когда был полдень, как обычно
Граф Дурм огромный, сияя рыжей бородой,
Для сбора дани выехал в поход,
И с копьями сто всадников при нём.
Но задержался здесь и крикнул громогласно:
«Он мёртв?» «Он жив! - ответила она поспешно –
Вы не могли бы дать своих людей,
Пусть унесут они его отсюда.
Несчастный день и место здесь плохое.
Но я уверена, он жив, и нет сомнений».
Тогда сказал Граф Дурм: «Отлично! Если жив
Зачем рыдать над ним как малое дитя?
Здесь преждевременны стенания и вопли.
А был бы мёртвый, тем более тогда
Лить слёзы глупо, этим не поможешь,
Испортишь только милое лицо.
Ну, хорошо. Возьмут его, в наш холл доставят.
Останется живой – зачислим в наш отряд.
Умрёт – найдём ему мы место для могилы.
Коня его возьми, не позабудь,
Он благороден как его хозяин».
Сказав так, он продолжил путь, оставив
Своих двух копьеносцев лучших.
Они ругались и как псы рычали,
Которых деревенские мальчишки
Съедобной костью дразнят, издеваясь.
Да, косточки теперь достанутся не им,
Другим, в поход ушедшим за добычей.
Но и терять того, кто умирает
Страшились больше, чем терять добычу,
И так же бережно, как ранее с добычей
Привыкли обращаться, мародёрствуя,
Носилки делают, его кладут на них,
Заботливо плащами укрывают,
Несут его в холл Графа Дурма.
(А верный конь, конечно, идёт следом).
Приносят в холл они носилки,
И ставят на дубовую скамью,
А сами в сторону отходят.
К своим товарищам им поздно возвращаться,
Тем больше повезло, и потому
Бранят они как прежде всё подряд.
Потерянное время, Графа,
Судьбу свою, а также даму.
Но их не слышала она.
Молилась о спасении.
Сидела долго возле лорда своего Енид
В просторном холле. Собственным дыханьем
Согреть старалась стынущие руки,
И в чувство привести его,
И разговаривала с ним,
Как с самым милым, кто ей всех дороже,
И слёзы капали на милое лицо.
Не в силах полностью очнуться,
Услышал он, как сердце подсказало:
«Она рыдает по тебе».
И разум то же самое сказал:
«Она рыдает по тебе».
Могучий Граф, как и всегда
К обеду возвратился в холл.
С ним копьеносцы. Грохот издавая,
Вооружение своё бросали кучей,
Наполнив холл и криками, и шумом.
А он копьё своё воткнул в пол мозаичный
И шлем повесил на него.
Картина эта странной показалась,
Такое поведенье копьеносцев
Для женских деликатных глаз.
Велел Граф Дурм вино подать и мясо.
Свиные туши подавали целиком,
Говяжие – делённые на части.
И пар от них туману был подобен,
И сумрачно в просторном холле стало,
И смолкли крики, шум утих.
Все молча стали есть. Так лошади их тоже,
Когда пасутся, ржать перестают.
Энид от них держалась в стороне,
Робея перед дикою толпой.
Но вот насытился Граф Дурм,
Обвёл он взглядом холл, вниманье обратил
На даму со склонённой головой,
И вспомнил он, как плакала она,
И благородство проявить решил.
Он встал, заговорил поспешно: «Ешь!
Поесть тебе необходимо, ты бледна.
Впервые вижу я такие слёзы, они,
Свидетель Бог, сведут меня с ума.
Вот если б кто так плакал обо мне!
О, леди сладкая, с тех пор, как я впервые
Цветы понюхал, лилию такую,
С таким прекрасным цветом щёк я не встречал
Между других достойных дам,
Чьи лучше платья, туфли и перчатки.
Ты выслушай меня, возможно, я не прав,
Но если бы ты мне явила благосклонность,
Моим владением владела бы, как я.
Кто может быть счастливей птичек двух,
Уютным гнёздышком владеющих совместно.
Весь урожай со всех своих полей
Готов я, как и все земные блага,
Которыми владею, дать тебе».
Он продолжал: «Здесь копьеносцы бравые,
Но тот кусок, который предназначен
Самой судьбою вовсе не для них,
Им не дано за щёку положить.
Да и вообще, давно уже их души
Себе присматривает «старый джентэльмен».
Подобные листве увядшей,
Которая должна опасть на землю,
Они к нему когда-то попадут.
Да, женщина такая вот, как ты,
Им не должна достаться как добыча.
С учтивостью смиренной я прошу
Ответь мне что-нибудь,
Позволь мне твой услышать голос».
Она заговорил еле слышно,
Но так, как разум подсказал:
Изобразить притворно благородство:
«Спасибо за заботу обо мне.
Конечно, угощению я рада».
И далее ответ её звучал смиренно:
«Но это преждевременно, пока
Мой лорд в сознанье не пришёл
И на меня не смотрит».
Её прервал могучий Граф.
Понять не в силах чувства утончённые,
Манеры благородные утратил,
Её схватил и потащил к столу,
И в блюдо ткнул, и крикнул грубо: «Ешь!».
«Нет, нет – Энид сказала твёрдо, –
Не буду есть, пока не встанет он
И не поест со мной.
«Тогда хотя бы пей!»
(И рог охотничий вином наполнил)
«Смотри, я это осушить могу за раз.
Свидетель Бог, когда не в настроении,
Всегда вино я пью для аппетита.
Так выпей, и захочешь есть».
Она заплакала: «Пусть видят Небеса,
Я выпью лишь тогда, когда
Мой лорд очнётся, сам предложит мне.
А если нет, не буду пить до смерти».
Весь красный, верхнюю губу кусая,
Он повернулся, холл хотел покинуть,
Но перед этим всё-таки сказал:
«Презреньем отвечаешь на учтивость,
Так знай: умрёт мужчина этот, несомненно,
Окажешься тогда в моей ты власти.
Не хочешь есть, не хочешь пить?
Тогда мольбы твои мне безразличны.
Я удивлён, красавица, а носишь
Поношенное платье ты. Смотри!
Такое поведение твоё
К тебе самой презреньем обернётся.
Но ты носить недолго будешь вдовий траур,
Поношенный потёртый шёлк.
Одену как красавицу тебя
Во всё, что красоты твоей достойно.
Да кто бы от такого отказался?
И потому ты будешь мне повиноваться».
Когда он так сказал, одна из местных дам
Великолепный показала шёлк,
Не местного, чужого производства. Он,
Как на газоне утренняя свежесть, когда
На нём играют капельки росы,
Переливаясь синим и зелёным цветом.
И так же он приятно льнёт на тело,
Как утренний туман на склон холма.
И будто бы раздался перезвон
Камней прекрасных драгоценных украшений.
Ответ Энид был строг и неприятен
Тому, кто силой всё решать привык
И мог бы повредить самой Энид,
Но всё-таки она сказала:
«Когда мой лорд меня увидел
Впервые в холле моего отца,
Меня он полюбил и в этом платье.
Потом я в этом платье бедном
Явилась ко двору, и Королева
Сама меня одела так,
Чтоб я была прекрасная, как солнце.
Но лорд мой мне велел одеть вот это платье
Для несчастливого такого путешествия.
В вопросах чести честным надо быть,
И платье старое поношенное это
Как шкуру старую я сбросить не могу
Пока мой лорд любимый не очнётся
И не прикажет сделать это сам.
Сейчас я, пребывая в горе,
Молю вас, проявите благородство.
Пусть Бог поможет вам остаться добрым,
А мне любить того, кого люблю».
Широким шагом Граф могучий
Измерил холл, кусая бороду зубами.
Стараясь овладеть собой, сказал:
«Бессмысленно мне с этой дамой
Быть вежливым, как было до сих пор,
Впредь будет обращение другое».
И вовсе не по-рыцарски рукой
Небрежно потрепал её за щёку.
Но в этом положении отчаянном
Подумала Энид: «Напрасно
Опасностью пренебрегает он,
Надеясь, что мой лорд не будет жить».
И вдруг издала крик пронзительный и резкий,
Как дикий зверь, попавшийся в ловушку,
Которую не видел он в лесу.
Герайнт услышал и очнулся, и меч схватил.
(Лежал он рядом на его щите)
Как молния сверкнул его клинок,
И шея мощная лишилась головы.
Она катилась по полу как мяч
И рыжей бородой сверкала.
Вскочили все, кто были в холле
И поспешили из него убраться,
Ожившего увидев мертвеца.
Когда вдвоём они остались,
Герайнт сказал:
«Энид, в моих победах есть твоя заслуга.
Я впредь не учиню тебе обиды.
Мы многое с тобою испытали,
Да, неприятности случались не однажды.
Теперь скорее я готов погибнуть,
Чем далее тебе не доверять.
Ты берегла мой сон, и не спала сама,
Ты говорила, что считала нужным,
Хотя тебе я это запрещал.
Тебе я верю как жене мне верной.
Готов с тобою вместе умереть».
На эту тему говорить Энид не стала,
Сочувствуя раскаянью его.
Сказала только: «Надо возвращаться,
А лошадь дамская похищена моя».
«Энид, садиться можешь впереди меня».
Энид сказала: «Да, поедем вместе».
И подошли к коню, который благородством
И верностью вассалов превосходит.
Довольный возвращением своим
К законному хозяину
Он ржёт и землю бьёт копытом.
Готов нести чету супругов на себе.
И белую звезду на лбу коня
Энид поцеловала, а Герайнт
Проверил у коня его копыта.
Потом, когда уселись на коня,
Энид поцеловала и Герайнта.
Они обнялись, отправляясь в путь обратный.
Так, после всех событий неприятных,
Почувствовав себя словно в Раю,
Хотя живым туда вход воспрещён,
Услышала она, прижавшись к мужу,
Что сердце говорило ей его:
«Ты плакать не должна, и слёзы
Твой больше не должны туманить взор».
И сердце ей своё сказало тоже:
«Взгляд голубых прекрасных глаз
Не может быть печален так, как прежде,
Но он внимателен, как прежде, должен быть,
Каким был там, в разбойничьих владеньях,
Что бы копьё у рыцаря Артура
Осталось бдительным, как бдительна и ты».
И тут же ей о том же самом
Напомнил голос резко прозвучавший:
«Остановись, пока ещё живой, но смертный».
И тут же тот же рыцарь говорит:
«Я узнаю Энид». А в нём она
Эдирна сына Нудда опознала,
И тоже прокричала громко:
«Кузен, собрались убивать того,
Кто жизнь вам сохранил великодушно».
Эдирн тот час же тон переменил:
«Мой лорд Герайнт, вас искренне любя,
Готов вас защищать от Графа Дурма.
Бояться нечего, Энид,
Когда в долгу я перед Принцем.
Кто полюбил вас, Принц, не важно и за что,
Вам верность сохранят, как все хранят
Любовь и верность Небесам.
Когда собой я был не в меру горд,
На пол -пути я находился к Аду,
Но поражение от вас
Меня с дороги этой увело.
Теперь я рыцарь Круглого Стола Артура.
Насколько мне известно, местный Граф
Полу -бандит, каким был я когда-то.
Послал меня Король ко Графу Дурму,
А сам Король – он следует за мной
С намереньем разбои прекратить,
И воле подчинить своей,
И приговор свой вынести ему».
Принц говорит израненный и бледный:
«Ты слышал приговор от Короля,
Который рыцари его исполнить рады,
Но выслушай другое: им придётся
Для Графа насыпать могильный холм,
Поскольку разбежались в страхе
Все те, кто наблюдал как Граф могучий
Лишился жизни в собственном же холле.
И рыцарь попросил его тогда:
«Прошу вас, Принц, со мною в Королевский лагерь.
Пусть сам Король услышит всё о том,
Как в одиночку вы собственноручно
Рискнули свой исполнить приговор».
Внезапно слабость ощущает Принц,
И собирается привал устроить здесь,
Надеясь, что Король его за это не осудит,
И получив ответ, казавшийся столь странным,
Эдирн сказал: «К Артуру если не идёте вы,
Тогда Артур сам явится сюда».
А между тем Энид двух опасалась страхов.
Один – не встретиться бы здесь
С бандитами другими, такими же
Каким и сам Эдирн недавно был,
И самого его она немного опасалась,
Припомнив страх, который испытала
Она когда-то, и сказала с чувством:
«Кузен любезный, вы когда-то были
Причиной сами страха перед вами.
Когда-то вы, вполне корректно
Во мне разжечь ответных пламя чувств
Пытались, надеясь на ответ желанный,
Пока отказ не получили Иниола.
(Таков ответ от сердца моего)
И пламень чувств реальным стал пожаром,
Но в поединке рыцарском тогда,
Кто полюбил меня по-настоящему,
Всем показал, где честь, а где бесчестие.
Паденье тела, головой о землю,
Вам приступы дурного гнева излечило,
Хотя считались вы непобедимым,
А мне добавило всё это новых чувств.
Вы после смерти вашего отца,
Владеньем завладели нашим,
Но я жила надеждою на то,
Что всё-таки когда-нибудь
Появится и тот, любовь чья будет
Намного искреннее вашей.
Теперь же, бедный мой кузен,
Глядите на меня глазами голубыми,
И чистыми, как свет Небес –
Они свидетель пораженья вашего.
Теперь готовитесь колени преклонить,
Таким явились вы сейчас вот здесь.
Но было появление другое
И тоже с искренним намереньем во взгляде
(Вы понимаете, о чём я говорю)
Победу одержать над тем,
Кому любовь сейчас вы изъявили.
С тех пор уже три года миновало,
Как я избавлена была от жизни жалкой,
И Королева оскорблённая довольна.
Но, к сожалению, при её дворе
Была я как зверёк, попавший в клетку.
Я вместе с удовольствием имела
Насмешек снисходительность и взгляды,
Следившие внимательно, как я
Сумею там вести себя прилично.
Зверьком пленённым я была на самом деле.
Я говорила с Дубриком святым,
Как мягко, кротко и тепло
Умеет говорить оратор этот,
И подчинившись мягкости его,
Вступила в брак совсем без колебаний.
Конечно, вы бывали при дворе,
И с Королевой тоже вы встречались,
Но вот меня там видеть не могли.
Не я сама себя подвергла испытаньям,
Но я держалась, как могла, достойно.
Все приключения пошли на пользу мне:
И я сама теперь другою стала,
И положение моё переменилось».
Потом и он был откровенен с нею.
Энид, натура простодушная,
Одна из тех, кто в горе
Друзьям опорой верною бывают,
Самообман вражде предпочитают,
Она ему с доверием внимала.
А в лагерь Короля они явились всё же сами.
Он сам на встречу вышел им, приветствовал,
И молча созерцал её,
Усталую безмерно, но счастливую.
Эдирн ей свою помощь предложил,
Она в ответ смущённо улыбнулась.
Помог он ей с коня сойти на землю,
Поцеловал по-братски, показал шатёр,
Раскинутый специально для неё,
Потом он обратился к Принцу и сказал:
«Когда вы, Принц, отправили меня
Границы вашего владенья защищать
Воспринял это я как наказание,
И был я не достаточно активен.
Теперь я мыслю несколько иначе.
Я понял: надобно от скверны очищать
Не только лишь одно какое-то владение
Сейчас себе я выбрал верный путь.
Смотрите, стал Эдирн совсем другим,
И дело делает сейчас он очень важное.
Не удивительна такая перемена,
Когда преображается душа.
Устроен этот мир довольно мудро,
Раскаянью он верит не всегда,
Оно ведь не всегда бывает полным,
А лишь стремлением прощенье получить.
Не так-то просто выполоть сорняк,
Оставив лишь полезные растения,
Чтоб сорное не прорастало снова.
Сумел Эдирн очистить свою душу,
И потому он – рыцарь Круглого Стола,
Желающий делами доказать
Всю преданность свою его высоким целям,
Наиважнейшим стало для Эдирна
Служенье бескорыстное ему.
Как все другие, жизни не жалея,
Приказы выполнять любые он готов,
Страну оборонять от тех,
Которые всегда предпочитают
Всей бандой нападать на одного,
Чем выходить на честный поединок.
И делу этому не изменю до смерти.
Затем речь произнёс Король.
Почтительно пред ним склонился Принц,
Считал свои заслуги важными не очень.
Потом вошли они в шатёр Энид.
Там лучший Королевский лекарь,
Умеющий пиявки ставить,
Его все поврежденья осмотрел.
Энид вокруг порхала словно птица,
Как жизни дуновенье было
И крови ускоряло ток
Волшебное воздействие любви,
Вот так и реку Ди своей водой питает
Таинственное озеро Бала.
Пока Герайнта раны заживали,
Блистательный Король передвигался дальше,
Проведать тех, о ком заботился и Утер.
Он справедливость Королевскую вершил
Для тех, кого давно не навещал.
И видит на холме Берг Шир,
Который был границей графства,
Людей каких-то. Белого коня
Они заботливо кормили, вычищали.
Как видно, всадник у него ленивый был.
Такое положенье не терпимо.
Пришлось Артуру самому распорядиться,
И людям он своим отдал приказ:
Очистить территорию от скверны,
Бандитов истребить, и утвердить закон.
Когда Герайнт вполне здоров был снова,
Они к Артуру в Карлеон на Аске
Явились. Снова Королева
Её как милую подругу обняла
И вновь её одела, чтобы
Она была прекрасная как День.
Герайнт воспринял это с одобрением.
Пусть с Королевой пообщаются как прежде,
И отдых добрый ей полезен будет.
Так времени достаточно прошло, затем
Они отбыли к берегам Северна,
И рыцарей полсотни, как и прежде,
В поездке той сопровождали их
На всём пути к родной своей земле.
И там он правосудие своё
Вершил по Королевскому закону,
И по веленью сердца своего,
Не слушая при этом шёпот злой.
И в остальном он вёл себя как прежде,
Вновь побеждая всех на рыцарских турнирах.
За это стали звать его Великий Принц.
Энид, любуясь им, от радости сияла.
Её прозвали Добрая Энид.
Ещё немного времени прошло, и холл их
Услышал звуки детских голосов.
Счастливой жизнь была.
Достойной была смерть
На вересковой пустоши
У Северного моря.
В бою за Короля.
Почему поведение рыцарей, встреченных Герайнтом, столь далеко от общепринятых представлений о рыцарстве, но тем не менее они рыцари? Вряд ли возможно получить исчерпывающий ответ на этот вопрос.
Но тут вспоминается другое. Два эпохальных романа. Один –Томаса Мэлори, он закрывал собой эпоху рыцарского романа. Другой – Сервантеса, открывал эпоху романа нового типа. Оба автора были посвящены в рыцари, оба были людьми благородными, отважными воинами, оба были очень талантливы, хорошо образованы.
Но сходство на этом не кончается. Оба автора создавали свои шедевры, сидя в тюрьме, и оба вовсе не были невинными жертвами репрессий.
Королевские Идилии. Книга 4
Балин и Балан
Повествование о Балине и Балане предваряет главные, трагические события Артурианы. Здесь упомянут Святой Иосиф Аримафейский и появляется Вивиен.
Почему Святой Иосиф Аримафейский местом пребывания избрал Британию? Согласно местной корнуоллской легенде он был торговцем оловом, месторождения которого разрабатывались там с древних времён. Однажды по своим торговым делам он взял с собой своего Племянника; Он тоже побывал там, в Корнуолле. Такова легенда.
Достоин мантии король, с которым
Впервые терпит пораженье Лот.
Власть сохранив ему пока формально,
Дань обязал Артур платить, при этом
Он речь такую произнёс: «Пока что
Пусть казначей его пребудет у меня,
Здесь дань считая, под моим контролем.
Так легче сохранить правдивость его трону.
Мужчины клятва быть должна
Как слово Бога».
Однажды Бэйрон сообщил ему:
«Как говорят, два рыцаря чужих
У родника, от Камелота в миле,
Кого встречают, всем бросают вызов
И побеждают. Как нам поступить?
Позволить им там дальше находиться,
А может быть доставить их к тебе?»
Артур смеётся весело над другом:
«Друг старый, с юных лет знакомый,
Зачем нам медлить, там им позволяя
Сидеть пока самим не надоест».
А вот что было дальше. Ранним утром
Горн трубача Артура пробудил.
Вооружился и собрался в путь.
У родника Балина и Балана видит.
Они как две статуи неподвижно
По обе стороны от родника сидят,
И в их фигурах видно было
Большое мужество и силу.
Плюмажи их из lady-fern.
(Латинское название:
Arthyriumfilix femina)
«Привет, красавчики, – сказал Артур. –
А что вы делаете здесь?».
Балин с Баланом отвечают: «Ищем славы.
Сильнее всех мы, кто Артуру служат,
И это мы желаем доказать.
Легко повергнем рыцаря любого».
«Ну, что же, – им Артур сказал. –
К двору Артура так же я принадлежу,
Но более прославлен я в войне Возмездия,
Чем в рыцарских турнирах. Одно из двух:
Иль вы повергните меня, как и хотите,
Или получится у вас наоборот».
Артур легко поверг обоих братьев.
Когда Балин поднялся, а за ним Балан
Они у родника уселись в прежних позах.
Журчит вода, они молчали оба,
Обдумывая это происшествие,
Пока их не накрыла рощи тень.
Тогда они сказали: «Сэр,
Как видно провидение велит
Отправиться сейчас нам к Королю».
Артур спросил: «Как ваши имена
И почему вы оказались здесь?».
Балин, минуту помолчав, ответил:
«Сказать помягче, имя мне Балин,
«Свирепый»– дополнение к нему.
Мой брат – Балан, как человек меня он лучше.
Бросал я вызов очень многим,
Старался в череп нанести удар,
А брат меня предупреждал:
Добром не кончится такое поведение.
И в самом деле, возмутились многие,
Мне присудили трёхгодичное изгнание.
Я сам от жизни этой не в восторге,
Жесток я с побеждёнными бывал,
В неистовство себя сам приводя.
Балан поможет мне, я знаю,
Источник моих горестей иссякнет.
А ты воспитывать меня не словом стал,
А действием – с коня на землю сбросил,
Не то, что твои люди в эти дни,
Пытавшиеся спесь мою убавить.
Когда у нас такой наставник будет,
Сильнее с братом сможем стать вдвойне».
Артур сказал: «Похоже, говоришь ты правду.
Счастливо жить свирепым невозможно.
Садитесь на коней, правдивые мои.
Придётся обучать вас как детей,
Как гибели моральной избежать.
А в нашем Ордене сейчас как раз
Сиденья два вакантны. К сожалению».
С момента этого Балин,
Простившись с прошлым, приобрёл
Как высшее богатство свет Небес
Над местностью, покрытой пышным лесом,
И холл; цветов гирлянды тянутся вдоль стен,
С них вниз они спускаются к предполью,
И чашечки цветов звенят, поют
О будущих двенадцати баталиях,
О знамени победном, как оно
Как прежде будет реять над Артура войском.
Викторию одержит свет над тьмой.
В их Орден и Балан вступил.
Всё прошлое осталось в прошлом.
К нему не состоится возвращение.
Докладывают Королю они однажды:
«Сир король, ты посылал к Пелламу нас,
Но мы наличие зловещей тьмы
Узрели там в его угрюмом холле.
Христу не враг он, но он сам,
Как конь его стремителен в атаке.
Угроза он любому королевству.
Твоё же с именем Христа,
Как видим мы, успешно процветает,
И с уважением к святым дарам, какие
Иосиф нам Аримафейский
С собой принёс, моря преодолев.
А также веру дал Британии великую.
С его заветами сверять свои поступки,
Поддерживать духовной пищей пульса ритм,
Чтоб жизнь прожить достойно, как и он,
Должны мы, но не просто это.
Не просто это так же, как и быть
Женою верной, девой целомудренной.
А что же тот Король, который с мраком дружен?
Ларец роскошный показал нам, в нём
Святые мощи, шип венца тернового,
Копьё, каким римлянин бок Христа пробил.
Он уверял нас, что Святой Иосиф
Всё это сам доставил нам сюда.
Но вот что изумления достойно.
На предложенье дань платить ответил:
«Не вижу повод для уплаты дани,
Не для того я правлю королевством.
Наследник Гарлон мой сердиться будет».
Похоже, что наследник этот
Важнее для него, чем ты».
«Когда мы возвращались диким лесом,
Нашли мы рыцаря, убитого копьём.
Удар был нанесён бесчестно сзади.
Сначала Гарлона подозревали мы,
Но вот лесничий местный сообщил нам:
В лесу том обитает демон злой.
Законов никаких не признаёт,
Он поражает всех, кого встречает.
Он чёрной магии учил язык
Пока живой он был, а после смерти
Досталась дьяволу его душа.
Невидим стал, скрывается в пещере,
Есть около неё следы копыт,
А большего узнать мы не смогли».
Сказал Артур: «Представьте, те, кто раньше
Устраивал охоту на меня,
Убить меня жестоко собираясь,
Не нападали сзади, я их видел.
Так кто возьмётся монстра затравить?».
«Я! Моё пусть будет это приключение, –
Балан ответил, – но сначала
Я брата обниму. Мой добрый брат,
Когда я удалюсь, не слушай
Дурных советов, сдерживай свой гнев.
Запомни брат: всегда предать готовы,
Кто к злым делам пытаются склонить.
Тех прочь гони, кого нельзя исправить,
Что бы не стать такими, как они.
Что б страх мой за тебя напрасным оказался,
Границу различай добра и зла.
Не просто это. Сердце пусть подскажет
Когда и с кем надёжнее дружить.
Ты счастье обретёшь лишь с теми,
Кто счастьем собственным готовы поделиться.
Тогда не нас коснётся гнев Небес.
Тогда надежда есть на обретенья Рая».
Балин остался, а Балан ушёл.
Три лунных месяца дано ему, не больше,
Для совершенья рыцарских деяний,
Которыми искореняют зло.
Так принято у рыцарей Артура,
С тех пор, как их образовался круг,
И соблюдается как норма этикета.
Такую мысль им Ланселот подал.
Делами честными и ласковою речью
Пример для всех он, кто воспитан верно:
Будь то дитё, иль дама благородная.
Всем тем, кто высоки рождением,
Приятна будет похвала его,
И благосклонная его улыбка.
В ней всё: и свет звезды во мраке,
И солнца светлые лучи,
Небесная лазурь на радость земледельцу.
Настолько высоки бывают благородством,
Кто сотню подвигов труднейших совершил.
Примерно так о нём судил Балин.
Недосягаем уровень такой
Ему казался, но, однако,
Тем временем сам Ланселот
Вздыхает горестно, и мыслит вот о чём:
«Талант с рожденья, свыше данный мне,
Умение сражаться хорошо –
Вот главное моё богатство и награда.
Жестокости и тяготы войны –
Держу пари! – кто лучше их выносит?
Но это всё во славу Королевы,
Всё в честь её, а честь свою она
Беречь должна сейчас другого ради.
Всем поровну свет солнца достаётся,
Но линии родства и имена
У каждого свои, и приз такой
Не каждому доступен: Королеву
Я должен почитать издалека,
Не смея с ней уединиться.
Могу я только Короля молить
Под пристальным его и строгим взглядом
Привет ей передать, и обещать забыть
Столь страсти неуместные, а дальше?
Презрением ответит Королева?
А может быть из жалости она
На чувства тёмные ответит состраданием?
Смеяться она будет, или плакать?
Не следует мне быть настолько смелым
В желании узнать её ответ.
Мне смелость на другое пригодиться.
Вот он мой щит, и лютый зверь на нём:
Без слов понятен всем кроваво-красный,
Свирепый яростный его оскал.
Спросил Артур, когда Балин к нему явился:
«Открой свои желания и чувства».
Балин, набравшись смелости, сказал:
«Желаю я корону получить на щит.
Благословение такое
Усилит преданность мою».
Король сказал: «Что будешь делать с ней?
Корона королевская как тень,
От короля она неотделима.
Желаешь превратиться в тень мою?».
«Не тень прошу я, а корону королевы,
А, впрочем, Королева, тоже,
От короля она неотделима.
Не тень! А милости твои и Королевы
Развеют мрак, путь жизни озарят».
Корону получил, какую пожелал.
Все рыцари, и Королева тоже
Одобрили событие такое.
Гремела музыка: услышь её весь свет!
Продолжилось служение
И Ордену, и Королю.
Этот эпизод оставляет некоторое место сомнениям. По нашим современным представлениям корона бывает только королевской, но если взять словарь, составителями которого были Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон, а также и БСЭ и посмотреть статью «Корона» и иллюстрации к ней, то там, кроме королевских корон приведены изображения: Старинная графская корона, Современная графская корона, Баронская корона. Возможно, изначально в легенде шла речь не о короне Королевы, но автор изложил свою версию?
Пел соловей в середине мая
Изящно, тонко, звонко, как всегда.
Ему другие откликались голоса
На голос его страстный и призывный.
Звучали трели то сильнее, то слабее,
То словно затихали вдалеке.
Пленить способен звук воображение
Той страстью жизнеутверждающей,
Усильям смерти противостоящей,
В нём вызов дерзкий, брошенный открыто,
Готовность принимать судьбы удары,
И неудач при этом не стыдиться.
Девиз такой стать может дополнением
Любому гербу на щите.
Но сам с собою рассуждал Балин иначе:
«Высокий Камелота двор
Прославился высоким благородством.
Такая высота не для меня.
Как мне осилить испытание такое,
Свирепости порывы обуздать?
Не опозориться бы мне пред Королевой».
Как и очаг в высоком доме,
Когда вокруг сгустился мрак,
На окна пламенные блики,
Какие в местности лесной
К себе манят издалека,
Наводит, согревая всех,
Вот так и с рыцарством Артура:
Собравшись за своим Столом,
Его питаясь благородством,
Мечтали мир устроить этот лучше.
Представьте: рядом с холлом сад
С тенистою беседкой. Сэр Балин
Однажды утром находился в ней,
А розы разноцветными рядами,
И лилии беседку окружили.
Между рядами роз неспешным шагом,
Сама прекрасная, как это утро
Великая гуляет Королева.
И вдруг из тени на её пути
Сэр Ланселот внезапно появился.
За стройными шеренгами цветов
Он Королеву взглядом отыскал,
Не обратив вниманье на беседку,
Но Сэр Балин всё видит и всё слышит.
«Принц, как сохраняя верность Королеве,
Ты утра доброго забыл ей пожелать?».
Сэр Ланселот поднять не смеет взгляд.
«Готов на всё я ради Королевы».
«Не сомневаюсь в том, – она сказала. –
Но верность мне – всего лишь верность мне.
Мы Королю должны повиноваться.
Да, кстати, добрый лорд, мне показалось,
Что у тебя какой-то сонный вид».
Тогда ответил Ланселот,
Рукой цветов касаясь: «Да, спал неважно я.
В середине ночи я Святую видел,
Она стояла с лилией в руке,
И бережно её держала.
Мрак окружал её. Лицо и лилия
Серебренным светились светом.
Но стало вдруг труднее её видеть.
Лучи блеснули цвета спеющей айвы,
Пятно на облик наложив той честной девы».
«Мне мило здесь, – она сказала, –
Среди садовых разноцветья роз,
И геоцинт лесной расцвёл в начале мая.
Принц, прежде любования цветами
Была ещё прогулка верховая.
Прекрасный день, погода по сезону,
Но бледен ты, и чем-то опечален,
Ты выглядишь больным, причина в чём?
Король тобою в чём-то не доволен,
Иль чем-то я обидела тебя»?
Тут Ланселот поднял свой взгляд,
И широко раскрытыми глазами
Он безотрывно смотрит на неё,
И чувства многие читались в этом взгляде.
Балин беседку спешно покидает.
«Подглядываю я за Королевой,
Как за девицей и любовником её?
Я видел то, чего не должен видеть,
Я слышал то, чего не должен слышать.
Отца я унаследовал характер,
Воспитан дурно, и теперь страдаю.
Не место мне меж рыцарей других,
Я шут и грубиян в сравненье с ними!».
Мрачнеет более и более Балин,
Берёт своё копьё, свой щит, коня седлает.
У Короля не просит позволения,
В досаде пребывая, как безумный
Навстречу неизвестности помчался.
Случилось так: дорогу выбрал ту,
Какую выбрал и Балан.
Родник минуя, где сидели вместе,
Вздохнул: «Смогу ли я хорошим быть без брата?».
Он ехал диким лесом, на поляне
Увидел пожилого дровосека,
Под деревом усталый отдыхал.
Балин сказал ему: «Эй, деревенщина,
А ну-ка встань, одним ударом
Срублю я это дерево легко».
Тот удивлённый вежливо ответил:
«Лорд, оружием так хорошо владея,
Вы не могли бы дьявола срубить,
Который обитает здесь, в лесу?».
Балин ответил: «Дьявол тот, который
Привиделся когда-то здесь тебе,
Слабак в сравненье с искушающим меня».
«Нет, Лорд, – ответил дровосек, –
У нас здесь настоящий дьявол.
Его случайно видел я вчера.
Сэр Гарлон наш, он магии знаток,
Сказал, что может становиться и невидим
Тот, кто скрывается вон в той пещере».
Балин ответил: «Деревенщина,
Совсем ты одичал в лесу,
Обманщик старый». И поехал дальше,
И повод он беспечно отпустил,
И он беспечно улыбался,
И весел был он сам с собой.
Но путь был этот для него не самым лучшим:
Расщелина, ведущая к пещере.
С пути того уже не уклониться,
Который пролегает в полумраке.
К тому же день кончается уже,
И ночь готовится совсем свет поглотить,
И демон подготовился восстать из ада.
Но слеп и глух Балин к тому, что происходит,
Гнев свой в узде держать считал всего важнее.
А солнце движется к закату, вот
Его уже не видно из ущелья.
Пуста лощина, мох обильный
Любой звук громкий поглотить способен,
Но тень дрожащая копья
Бежит за ним среди густой травы.
Он всё же оглянулся, и заметил
Не только тень, но остриё копья,
Готовое его пронзить.
Но лишь на миг мелькнуло остриё,
И тут же в зарослях исчезло.
Порывы ярости владеют вновь Балином.
Теперь его копьё готово к бою, ищет
Того, кто в этих зарослях укрылся.
Но тщетно. Тогда он развернул коня,
И место то покинул, и скакал
Пока Пеллама замок не увидел.
Лишайник на стенах похож на бусы,
Сереет как гигантская портьера,
Местами плющ к зубцам поднялся стен.
Донжон вознёсся как скала, весь мхом покрыт,
Летучие в нём поселились мыши,
А в каждой башне совы гнёзда свили.
Но вид обманчив запустения такого.
На самом деле укрепление надёжно.
Пеллама человек спросил Балина: «Лорд,
Зачем вы носите корону на щите?».
Балин сказал: «Во славу леди той,
Которая мне это разрешила»,
Коня поставил в стойло своего
И шагом быстрым двор он пересёк,
Но встречных рыцарей приветствовал как должно,
И получал приветствия в ответ.
А Короля с трудом нашёл
В столь слабо освещённом холле.
Там листья лицами зелёными
Прижались будто бы к оконным переплётам,
Они свет затеняли внешний.
На ветви перевитые похожая,
Камина свет решётка затеняла.
Когда начался пир, Сэр Гарлон
Такой же в точности задал вопрос:
«Зачем корону носите?» Балин сказал:
«Мы Королеву нашу почитаем
И я, и Ланселот, и все другие
За благородство, честь и красоту.
Вот я сейчас ношу её подарок!»
(Так принято у рыцарей Артура.
И тех, кто появлялся у них в холле,
Обязывали Королеву чтить особо.
Но странной аномалией казался
Обычай рыцарей Артура посторонним).
А слухи, тихие как шелест камыша
О том, кто почитанием увлёкся,
У Гарлона ухмылку вызывают:
«Высокий я её подарок вижу,
Но если приглядеться повнимательней?
Пусть сам ты искренен, под маской женской
За благородством скрыться может и позор.
А, впрочем, рыцари Артура
Мышленьем здравым никогда не обладали».
Перед Балином кубок на столе, на нём
Картины жития Иосифа Святого.
На бронзе море изображено,
Корабль с парусом и ангелы,
Которые в тот парус дуют,
И стены скромной церкви, их Святой Иосиф
Когда-то возводил у Гластонбери.
Но не об этом памятном событии –
Балин вновь мыслит о своём щите:
«Я был любезен, очень был любезен,
Когда с ним о подарке говорил».
Потом рассвирепел на Сэра Гарлона:
«Глаза имея, видел тень копья,
Ко мне сегодня сзади подбиралась,
И по траве бежала вслед за мной.
А раньше видел я успехи Ланселота:
Присяге верность, честь и благородство,
Мощь, мужество – достоинства его.
На что ты намекаешь грязным ртом,
Здесь в холле у себя, да перед гостем,
Пред рыцарем Стола Артура.
Вести преступный разговор
Я не намерен дальше!».
Каминная решётка потемнела,
Свет утра слабый окна осветил.
Мрачна как ночь и ядовита
Ухмылка Гарлона выводит из себя.
Презрения и отвращенья полон
Балин спускается во двор
С намереньем покинуть замок,
Но Гарлон новое измыслил оскорбление:
«Не тяжело носит вам женскую корону?»
Собою не владея и впадая
Привычно в бешенство, Балин вспылил:
«Не знаю, тень была твоя там, или нет,
Сей час ты тенью станешь точно».
Из ножен меч стремительно извлёк,
Удар стремительный нанёс по шлему.
На шесть осколков разлетелся шлем,
Со звоном они падают на камни.
А следом Гарлон зашатался, пал.
Балин отлично справился со шлемом,
Но гулом голосов вдруг полон замок,
И стражники возникли перед ним,
И копий острия направили в него.
Переднему из них наносит он удар,
Но далее придётся уповать на ноги.
Бежит по галерее, вот пред ним
Портал часовни королевской.
А сзади голоса на волчий вой похожи.
У алтаря златого видит раку,
Реликвии святые и копьё,
Навечно красное Христовой кровью.
Благоговейный страх объял его.
Взломал оконную он раму,
Прыжок, и оказался на земле.
Отлично слышит он погони голоса,
Их эхо отражает многократно
От стен и делает сильнее.
Пока его вслепую ищут, он
Коня сумел найти и оседлать.
А стрелы засвистели справа, слева.
Одна стрела прошла над головой.
Пеллама слышен голос гневный:
«Остановить его, он осквернитель.
Нарушил он закон небесный и земной».
От ветвей частых уклоняясь много миль
Скакал Балил, путей не разбирая.
Но вот усталый конь о корни дуба
Споткнулся, и всадник полетел лицом в траву.
Разгневанный, а впрочем, и не очень –
Он рад, что конь его не пострадал,
Для рыцаря важнее всего это –
Балин снимает щит, закинутый за спину,
На странный герб свой посмотрел, и мыслит:
«Одни мне неприятности с тобой,
Тебя носить не буду более».
Повесил щит на сук высокий.
Лёг отдыхать, себя коря:
«Мне не на пользу моя сила!».
Вдруг слышно музыку в лесу приятную.
Она однажды в холле Марка прозвучала.
Слова на музыку сложила Вивиен,
Прогулку по лесу со Сквайром совершая.
«Сияньем Небес прогоняется стужа,
Для радости новой мир светом разбужен,
Листва молодая пробьётся наружу.
Сиянье Небес не адский огонь.
Читает молитву священник седой,
Всех тех, кто расстались с мирской суетой
Молитва согреет и в келье сырой.
Сиянье Небес не адский огонь.
Сиянье Небес освещает сквозь тучи
И ночью, и днём путь, к свободе ведущий,
Звон колоколов – нет мелодии лучшей,
Сиянье Небес не адский огонь.
Сиянья Небес правит всем, что прекрасно,
И предупреждает о том, что опасно,
Ему Вивиен верна не напрасно.
Сиянье Небес не адский огонь».
Закончив песню, Сквайру говорит:
«Культ света возрождается опять
На благо всей земле и Королю,
И Круглому столу Артура».
Затем, простёрли руки вверх
И веселы, и едут дальше.
Погода ясная и лес хорош.
Вдруг видят Вивиен и Сквайр:
Блестит корона меж ветвями дуба.
«Ты видишь это?» «Да, Корона!»
«Такую принцы носят близкие Артуру.
А вот и конь, но где же всадник?
А вот и он, под деревом лежит, он мёртв?
Смотри, шевелится, он спит.
Я с ним поговорить желаю.
Хейл, рыцарь коронованный,
Мы сладкий потревожили твой сон.
Сомнений нет, на подвиги способный,
Их ты обязан совершать,
Своим оружьем слабых защищая,
Поскольку рыцарем являешься Артура.
Как раз сейчас я в неприятном положении.
Один Король, противный, похотливый
Любви моей пытается добиться
На горе мне, а Сквайр мой
Защитник недостаточно надёжный.
Но ты, Сэр Принц, конечно, несомненно
Уладишь дело и с могучим Королём,
Как сам Артур за честь девиц вступался,
Девичество моё ты сможешь уберечь,
Как честь короны на своём щите,
Как честь самой высокой Королевы».
Балин сказал: «Теперь я не достоин этого.
Не Принц я – рыцарь опозоренный.
Мой герб ты разглядела, я же
Средь леса дикого сам дик, подобно волку,
Хотя и не волчицей был рождён.
Мой брат меня намного лучше,
Вот он-то настоящий лорд.
В то время как наш славный Ланселот
Прославил имя Гвиневеры,
Всё у меня идёт наоборот.
Мне не на пользу моя сила».
Она в ответ пронзительно смеются.
Тогда вздыхает тяжело Балин:
«Я недостаточно учтив с тобой,
И потому ты надо мной смеёшься?
Тогда не место мне с тобою рядом».
Теперь она вздыхает, сожалея:
«Пардон, учтивый рыцарь, мы, девицы,
Смеёмся очень часто без причины,
И так же без причины плачем.
Я понимаю, ты сказал неправду.
Твой сладкий сон был мною потревожен,
Не склонен ты к общению со мной.
Но своему оружию ты верен,
Будь добр ко мне, уладь мои дела.
Припомни Карлеон и лето прошлое.
Тогда ещё ни в чём я не нуждалась.
Ах, Карлеон на Аске – славный замок.
Да, правда, мы там были. Был там лорд,
Тот самый, о котором вспоминал ты.
Прекрасный рыцарь, чтимый всеми
За непорочность. Что ещё сказать?
Красив, учтив, и волосы темны, как ночь.
Приятен голос, руки белы.
А голова, ну просто золотая.
Да, Королю надёжный он помощник,
Готов погибнуть за него иль вместе с ним,
Бесстрашный рыцарь, миру свет несущий,
Он чист, правдив, и слабых защищает.
А ты? Уныл, сердит и молчалив.
Святые девы просят за меня с Небес,
Услышь их и ступай за мной.
Ни слова про позор. На тему эту
Поговоришь ты после, сам с собой».
Она спокойна и уверена в себе, а он
Беседку тёмную припомнил в Камелоте,
И рассуждает мрачно сам с собой
На тему: что такое правда?
Её улыбка светится как солнце:
«Мой сладкий лорд, здесь, посредине леса
Его ты звуки слышишь хорошо.
Ты знаешь сам: имеют стены уши,
Но нужен и язык, который,
О неприятностях готов предупредить.
А мы о них ведём речь деликатно,
Так, как при встрече с добрым Королём.
Не будь глупцом, внимательно послушай:
В отличье от тебя я лучше вижу
Причинно-следственные связи;
Падение моральное возможно
Стремительней падения орла
У Ланселота с Королевой».
Она умолкла, спохватившись, зубы сжала,
Но поздно. Он крик пронзительный издал,
Сорвал свой с ветви щит, на землю бросил.
С проклятьем топчет он корону каблуком.
На крик его пронзительней и громче
Откликнулись лесные птицы.
Но криками злой рок не отвратишь.
Балан тем временем в засаде находился.
(Пока что поиск вёл он безуспешно).
Услышав эти крики, мыслит он:
«То вопли дьявола лесного.
Сейчас его я успокою».
Крадётся тихо, ищет встречи.
«Ах, вот как! Ты брата-рыцаря убил,
И, ненавидя Орден наш и Королеву,
Ещё и топчешь славный его щит.
Закончен поиск приключенья моего.
Ты дьявол или человек,
Но головы своей не сбережёшь».
Он нападает яростно, стремительно.
И тут же Сэр Балин, не говоря ни слова,
У Сквайра щит забрал, сел на коня.
Услышал лес зловещий звон металла.
Копьё, каким Король Пеллам владеет
От крови безгреховной покраснело,
А здесь кровопролитье не безгрешное.
Копьём в обход щита Балин
Пробил кольчугу у Балана,
Но конь влечёт его вперёд.
Он тоже рану получил смертельную.
Ей Сквайр говорит: «Глупцы!
Не в пользу им общенье с Королевой.
Другой бы бредом счёл носить её корону
И тем ярить противников своих.
Вот ваш Сэр-Птенчик, строго по пословице,
Которую сложили в Карлеоне,
Он, оперившись лишь наполовину,
Свою любовь стремится доказать
Той, за которой следует повсюду.
И лошадью учился управлять,
И благородные манеры изучил
Сэр-Чик специально ради этого».
Она воскликнула: «Смотри, ах, как досадно!
Когда бодаются безмозглые быки,
Готовые за тёлку умереть,
Мне жаль цветов, которые потопчут».
А Сквайр отозвался деликатно:
«Благословляю их, погибших за любовь.
Для вас, я, Вивиен, объект насмешек,
Какие достаются и собаке,
Но умереть за вас вполне готов».
Она воскликнула: «Сэр-Мальчик мой, живи!
Живой пёс лучше не живого льва.
Поехали, мне вредно смерть смотреть.
Оставим их волкам». И лошадь развернула.
Пока их лошади в лесной прохладе мчали,
Балин очнулся первым, понял всё.
Он, слабый как младенец в колыбели,
Со стонами пополз к тому, кого сразил,
И возле умирающего брата
Возлёг он, умирающий и сам.
Тот приоткрыл с трудом глаза,
И тоже понял всё, и дикий вопль его
Сменился тут же детским плачем.
Сознание теряя, он,
Целуя брата, говорит ему:
«Балин, Балин, готов я был погибнуть,
Спасая жизнь твою, но вместо этого
Смерть причинил тебе. Ты почему
Сменил свой щит на этот, без короны?»
С трудом и сбивчиво Балин
Всё рассказал ему, и снова стонет.
«Балин, провёл я день в Пеллама холле.
Подшучивал там Гарлон надо мной,
Но я не обращал внимания на это.
Он мне сказал: «Разрушат Мир лгуны.
Ты тоже жертвой станешь лжи и злобы!»
Ещё мне добрый рыцарь рассказал:
«Вдвойне распутная девица
Явилась пред вратами замка,
И с Гарлоном иметь желает встречу,
Хотя за ней Король Пеллам
Ухаживал со всей возможной страстью».
Её саму я видел хорошо.
Сейчас она с тобой стояла рядом.
Ещё сказал он: «Там, среди лесов
Общается она с нечистой силой.
Испорчена она, и губы её лгут,
Да так, что даже не понять,
Где - правда, а где ложь о Королеве».
Балин ответил: «Брат, какое горе!
Моё безумие – пожизненный мой рок.
Был мрачен день, а вот и ночь приходит,
И вижу я тебя в последний раз.
Последний раз желаю доброй ночи,
А утро доброе встречать не суждено.
Мой рок был мрачен здесь, ждёт мрак меня и там.
Теперь тебя не огорчу ничем.
Желаю, добрый брат мой, доброй ночи».
Балин ответил тихо: «Доброй ночи.
Мой добрый брат, пусть утро добрым будет там.
Мы вместе родились, и вместе умираем.
Таков наш общий рок». Окончив речь умолк.
Уснули оба, взявшись за руки.
У Мэлори Балин и Балан названы лучшими рыцарями из всех в свои дни. Однажды они оказали Королю Артуру важную услугу. Дело было так. Король Северного Уэльса (у Мэлори – Риенс) победил одиннадцать королей, отрезал им бороды и пришил на свою мантию. Не хватало двенадцатой бороды – бороды Артура, которую он тоже пожелал заполучить. Но Балин и Балан пленили этого не в меру пассионарного короля и отвели к Артуру. Артур его простил и сделал своим вассалом. Но так по основной версии. По другой – Балин и Балан, предвидя такое решение Артура, утопили любителя чужих бород в море. На всякий случай...
Гибель братьев, столь трагичная, сколь и нелепая, это как бы точка отсчёта начала конца Королевства Артура. Увы, такова жизнь. Как бы и какие бы не шли созидательные процессы, вслед им всегда крадётся нечто разрушительное.
Королевские Идилии. Книга 5
Мерлин и Вивиен
Во всей европейской мифологии (а может быть и в мировой?) Мерлин – персонаж уникальный. Решение о рождении Мерлина было принято большинством голосов на совете демонов (у них тоже своя демократия), обеспокоенных быстрой и успешной христианизацией Британии. Проект «Мерлин» мыслился как антитеза Христа, рождение антихриста регионального уровня, но замысел не удался. Относительно этого есть две версии. По одной, когда демон в образе прекрасного юноши посещал мать Мерлина, она находилась в беспомощном состоянии и потому не совершала греха. По другой грех всё-таки совершён был, но Блэйз, предвидевший всё, повелел, вопреки обычаям того времени, окрестить младенца Мерлина сразу после рождения. Так или иначе, демоны допустили какой-то просчёт, и Мерлин не попал под контроль родственников по отцовской линии, но свои уникальные способности унаследовал именно от них. В этом отличие Мерлина от «нормальных» волшебников.
Как не бывает без порыва ветра шторм,
Так не бывает женщин без коварства.
В лесу Броселианд, под дубом вековым
Коварством чародейки Вивиен
В сон вечный Мерлин погружён лежит.
Правитель Корнуолла Марк
Сторонником Артура не являлся,
Не удостоился он Круглого Стола,
Но песни менестреля слушая,
Старался уловить: какие ветры дуют
Над Карлеоном и над Тинтагилем,
Штиль там иль шторм сейчас?
Вниманье незамужним дамам
Сэр Ланселот как прежде уделяет,
Иль благосклонность от великой Королевы
Ему дороже благосклонности Небес?
Прервал Марк менестреля. Вивиен
(Они вкушали угощенье вместе)
Сказала сладко: «Сэр, похоже,
Семейные дела Артура
Вас беспокоят больше, чем свои»?
Продолжила она с невинным видом:
«Возможно, беспокоит вас немного:
Как рыцарь честный честную жену
Невольной страстью опорочить может?
У Ланселота отношенья с Королевой
К опасному идут пределу,
Пока Артур в незнанье пребывает –
Наивная и честная душа.
Но Бог всё ведает, ему всё видно свыше».
Марк чашу допивает не спеша,
Как подобает в обществе приличном,
И перед тем, как холл покинуть,
Он обратился к ней: «О, Вивиен,
Возможно, опасения чрезмерны.
Змея опасна, когда прячется в траве,
Но как грешить ввиду всего двора?»
Она сказала, улыбаясь иронично:
«Возможно, есть здесь преувеличенье,
Но нравы разные ты встретишь при дворе.
Считает кто-то, что Любовь всегда права,
Пусть даже и греховною бывает,
И потому не так уж риск велик.
Но Ненависть бывает правой тоже.
Отец мой пал, сражаясь с Королём,
А мать сошла в могилу вслед за ним,
Успев родить меня, и вот теперь
Мне предстоит за смерть их рассчитаться.
Бывает так: в источнике на дне
Скопились ил и грязь. Вот так и у меня
На дне души скопились чувства чёрные.
Я облегчение почувствую тогда,
Когда всё скрытое я выплесну наружу.
Да, правда такова: Артур
Получит от меня урок.
А я пока что уподоблюсь Херувимам,
Известным из Писания Святого.
Такой я внешне буду, а на деле
Охотиться я буду как хорёк, способный
В любую норку с лёгкостью забраться.
Артура я натуру знаю.
И поведеньем внешне безупречным
Обманут будет безупречный Кинг!
Весь Орден будет у меня в руках,
И поседеет золотая борода Артура,
Когда почувствует бессилие своё
Перед моею изощрённой извращенностью».
Смеялся долго изумлённый Марк.
А Вивиен, как и намеревалась,
В день праздничный явилась в Камелот.
Пред Гвиневерой преклонив колени,
Пожаловалась на свою судьбу.
(Прирученных хорьков использовали для борьбы с вредящими посевам грызунами.)
«Зачем колени преклонила? Встань!
Какое горе у тебя?» И дама встала,
Сложила руки, опустив глаза,
Стараясь убедительною быть, сказала:
«Не что б горе, многие проблемы,
Так получилось, я же сирота.
Отец погиб, за Короля сражаясь,
А мать сошла в могилу вслед за ним.
И вот теперь, в родном мне Лионессе
Поддержки не имею и защиты.
А Марк Король преследует меня,
Прельстился он моею красотою,
Теперь ищу защиты у тебя.
Мне помоги как дама даме,
Твоя корона позволяет это.
Будь утешеньем мне таким же,
Какое нам даруют Небеса,
Будь ангелом земным, супруга Короля,
Который и в несчастии любом
Способен оказать любую помощь!»
Глаза подняла, робким сладким взглядом
Старалась уловить, какие
У Королевы чувства вызвала она.
А та, прекрасная как солнце в мае,
В наряде золотистом и зелёном
Сказала: «Бедное дитя,
Похвал достойное, терпела униженья.
Поправим всё, но к сожалению
Артур наш благородный не всегда
Осведомлён о том, что происходит.
Мы знаем, как коварен Марк,
Но мало знаем о твоём отце.
Да, кстати, на охоту соколиную
Сэр Ланселот сбирается сейчас.
Есть сокол у него, обучен превосходно.
Сейчас мы с ним его проверим в деле».
«Удачи вам» - сказала Вивиен, -
Я здесь вас буду ожидать пока».
Проехали ворота они чинно,
Беседу светскую ведя неторопливо,
Скрывая мысли тайные свои.
Портал ворот неспешно миновали,
А Вивиен тайком за ними следом
Отправилась на лошади своей.
«Наш Ланселот взволнован, чем-то озабочен.
А вот уже её он за руку берёт –
Вниманья знак – целует руку он её,
Своей рукой удерживая дольше,
Чем позволяют правила приличия!
Так вот как сокол наш охотится на птицу,
За страстью малою скрывая суперстрасть.
Когда в душе поёт сверчок,
Она становится легко воспламенима,
Огнеопасна как кудель.
Вот потому, что б избежать пожара,
Вымачивают лён в воде.
Сверчку бы в щель забиться глубже надо,
Не сбылись чтоб греховные мечты.
Но эти двое, - ах, - ведут себя иначе,
Мечту греховную стремясь осуществить.
Так действуйте на пользу мне!
Пусть двор во всех подробностях узнает,
Какой великий увалень Король,
Когда сэр Ланселот поступит с ним как крыса!
Чем больше буду знать о доброй Королеве
Недоброго, тем больше пользы мне».
Итак, они прогулку продолжали,
Готовя сокола к охоте и собак,
Неспешно разговор вели.
«Насколько благородны вы,
Настолько же и сокол благороден».
Слегка досадно стало Королеве.
«С другими дамами не лучше ли сравнить?»
«Прошу прощенья», - Ланселот сказал,
И сокола на волю отпустил.
Взлетает сокол, издавая звук,
На колокольчиков игру похожий.
Желанья страстные и смелость в нём звучат,
Не зря зовётся птицей благородной сокол.
Спасения добыче нет
От крыльев быстрых и когтей.
Охота эта продолжалась долго.
Решила Вивиен не очень
Надоедать Великой Королеве.
Знакомство с дамами придворными свела,
Стараясь обрести доверие,
И слухи собирала об Артуре.
Сама происхожденья не высокого
Любила сплетничать она о благородных.
Артур тем временем в отъезде находился,
Отправился на поиск приключений,
Как делал это он уже не раз.
Как враг, умеющий манёвры совершать,
Намеренья скрывая, Вивиен
Своею стала при дворе Артура.
Само названье – рыцарство,
Такое слово ненавистно ей.
И вот тем временем, пока Артур
Отсутствовал, искал он приключений,
Сумела разузнать она,
Что рыцари в отсутствие его
Ведут себя не очень благородно.
Конечно, это в радость было ей:
Когда их преданность слабеет,
Тогда надежды больше на успех
Её коварным замыслам зловещим.
Не знает ничего о них, Король
И должной помощи не сможет получить.
Но вот Король из странствий возвратился,
Их встреча состоялась с Королём,
И Мерлин там присутствовал при этом.
Известный всем своим искусством необычным,
Он строил Королю и корабли,
И гавани для них, дворцы и замки.
А также бардом и астрологом он был.
Слова бессильны передать
Всё уважение к нему всех тех,
Первейшим кто его Волшебником считали,
А также чувства и другие тех,
Кто также признавал его Пророком,
Но злобу ядовитую таили.
Конечно, извещён он был об этом,
Но относился к этому спокойно.
А Вивиен, его предвидя превосходство
Во всех магических искусствах над собой,
Решила с ним в свою игру сыграть,
Котёнком ласковым прикинувшись на время.
Мужчина старый – всё равно мужчина.
И вздохи тихие, и томный взгляд,
Фигуру облегающее платье
Не могут не привлечь его вниманье.
Не лесть, но лестные слова,
Как честная хвала его достоинств
Не могут не ласкать у старца слух.
Момент лишь надо выбрать подходящий.
На Мерлина напала меланхолия.
Предчувствия плохие у него,
Но всё-таки злосчастную судьбу
Корить за что-то мистик не привык.
Участвовать в борьбе добра и зла
Готов он, сколько хватит сил
Для достижения высоких целей,
А ежели случались неудачи,
За них винил всегда он сам себя.
Покинул он Артура двор. На берегу
Нашёл он лодку и воспользовался ей.
Известно это стало Вивиен.
Такое не входило в её планы.
Чтобы с волшебником контакт не потерять,
Нашла она и лодку для себя.
С рулём и парусом умела обращаться,
Попутный ветер вызывать умела тоже.
Достигла берега Бретани вскоре,
За Мерлином проделав этот путь.
Нашла его в лесу Броселианд,
В котором он укрытие искал,
Желая имя доброе своё сберечь,
Считая ненадёжными другие,
Какими послужить ему могли
Донжоны самых неприступных замков.
Стараясь добрые умножить начинанья,
Он медитировал в лесу. А Вивиен,
Во всём надеясь на своё искусство,
Первейшего Волшебника Времён
К другим занятиям надеялась склонить,
Желанья пробудить совсем другие.
Найдя его, склонилась перед ним,
Любовь свою тем самым выражая.
Златые локоны её волос
На платье ей атласное спадали,
Бесценное и цвета спелой сливы.
Припав к его ногам, она взывала:
«Топчи меня ногами, если
Я это наказанье заслужила.
В упрёк тебе ни слова не скажу.
Я ноги целовать твои готова».
И замолчала, точно рассчитав,
Какое вызвала его недоумение.
Как моря вид печален в непогоду,
Когда встают и опадают волны,
Унылым выглядел и он сейчас,
Не ожидал услышать он такие речи.
Подняв лицо, она к нему взывала:
«О, Мерлин, любишь ли меня?» и снова:
«О, Мерлин, любишь ли меня?» и снова:
«Великий Мерлин, любишь ли меня?»
Она сменила грациозно позу,
Ногой своей обвив его лодыжки.
Страдание и страсть изобразив,
Рукой слегка приобняла за шею,
При этом изогнувшись как змея,
Другой рукою на плече своем
Как бы случайно пряжку расстегнула,
И плечи обнажились у неё.
А он, стараясь не смотреть,
Ответил ей такими вот словами:
«Влюбившись искренне, ведут себя скромнее».
Ответила тотчас же Вивиен:
«Однажды в Камелоте в холл Артура –
Он тканями украшен драгоценными –
Тайком проник проказник милый эльф.
Известно это стало только мне:
Любви моей проказник домогался.
Но я свои не буду поцелуи
Дарить тому, кого не полюблю.
Тогда эльф милый слился со шпалерой,
А я её надела на себя.
Смотри меня от шеи до колен,
Тогда возможно лик его увидишь».
В искрящемся стояла она платье –
Так яркая окраска насекомого
Желанье пробуждает паука
Поймать его в расставленные сети.
Но, притворяясь жертвой, Вивиен
Желала зла, конечно, не себе.
Она сказала, улыбаясь грустно:
«Мои мольбы не трогают тебя».
Ответил он: «О, Вивиен,
За хитрость и обман тебе спасибо.
Они мою развеют меланхолию».
В ответ смеётся дерзко Вивиен:
«О, Мастер мой, подал ты всё же голос,
Хотя меня ты видеть не желал.
За это я должна сказать спасибо!
Ещё вчера ты рот свой открывал
Лишь для того, чтобы вина отведать,
Но чашу мне сейчас не предложил,
Какую бы мы вместе осушили.
Когда ласкает женская рука,
В мужчине жизни силы пробуждая,
Не важно, жертва ты обмана или нет,
А что в ответ? Не умные слова,
Пустые, как шумящий ветер.
Чего боишься ты, волшебник бородатый?
Не каждому я ноги обнимала,
Готовая их даже и помыть.
Да, прямо здесь, в лесу вот этом диком
Доверилась я полностью тебе.
А ты меня встречаешь как чужую.
Так значит зря болтают о тебе,
Какой ты мудрый, добрый и сердечный?»
Тут Мерлин взял её за руку сам, сказал:
«Я вижу, волосы твои не знали ножниц,
Лишь гребни, как и берег этот дикий,
Не видел ничего – лишь гребни волн.
Хотя природы вид здесь не веселый,
Предчувствия дурные здесь слабеют.
Я из-за них Артура двор покинул,
А ты меня преследуешь и здесь.
Я всё же маг и сомневаюсь очень,
Со мною откровенною ты будешь
Настолько же, как я с тобой?
Надеешься, тобою увлекусь,
Забыв при этом обо всём на свете,
И вот тогда познания мои,
Мою известность и моё искусство
Для достижения своих каких-то целей
Используешь. Не надо, девочка,
Остановись. Игра приятна эта мне,
Но всё ж другое у меня предназначенье.
Его я исполняю, и неважно,
Я увлекусь тобою или нет.
Сказала Вивиен, печально улыбаясь:
«Мной увлечёшься или нет, вопрос в другом.
Ты, пребывая в настроенье мрачном,
Повсюду неприятности лишь видишь,
И не в ладу сейчас ты сам с собой.
Скорее я тебя должна бы опасаться,
Скорее ты не искренен со мной.
Тебя Пророком люди называют,
Но кем считает Мерлин сам себя?
Ты сам признался в этот Вивиен:
Предчувствия дурные у тебя.
Но разве мистик уровня высокого
Решить вопрос такой сам не способен?
В ответ на предложение любви
Не следовало мне так отвечать.
А чтобы искренность друг другу доказать,
Секретами мы можем поделиться
Какие знаешь ты, какие знаю я.
Быть может, я тогда сумею
Придумать, как вернуть тебе покой?
Учить тебе меня не сложно будет.
И от общения с прилежной ученицей
Лишь возрастёт могущество твоё.
Откажешь мне – ты много потеряешь.
О, если опасаешься меня,
То все я подозренья отрицаю.
Придерживай свой гнев и не пускай наружу.
В свидетели зову я Небеса.
Безгрешна я перед тобою как младенец,
Чиста как молоко, какое он сосёт.
О, Мерлин, если обману тебя,
Хотя бы и не произвольно,
Тем боле из корыстных побуждений,
И совершу преступные обманы,
Пусть наказание найду
На самом дне безжалостного ада,
Откуда возвращенья нет,
Не прекращаются где муки,
И бесполезные мольбы
От наказанья не избавят.
Себе такого я не пожелаю,
В другом сейчас я вижу своё благо.
Ответив на любовь мою,
Ты мудростью со мною поделись,
И никогда о том не пожалеешь».
Держать её за руку продолжая,
Ответил Мерлин: «Мудростью владею, но
Когда-нибудь она изменит мне.
Друг друга здесь мы уверяем,
Что говорим одну лишь правду,
Как будто состязаемся мы в этом:
Мужчина или женщина правдивей?
Но как бы ни наивно прозвучало
В твоих словах простое любопытство,
На любопытство детское похоже:
Познать всё то, чего умею я,
В обмен на то, чего умеешь ты,
И, как бы убедительно и мягко
Твой голос не звучал, однако,
Всё это отдаёт простой интригой.
Так кто из нас окажется той мухой,
Какую в сеть поймать сбирается паук,
Когда тебе открою заклинанья,
Всю силу их, которою владею?
Нет, лучше соглашусь я быть распятым –
Вот это честно говорю тебе.»
Тут Вивиен как скромная девица,
Какую в сельской местности лишь встретишь,
Ответила, из глаз пуская слёзы:
«Ах, Мастер мой, со мной ты очень строгий,
Как строгим быть привык ты сам с собой.
Но, может, путь иной найду я к сердцу,
Не прозою, а песней, той, какую
Сэр Ланселот однажды с чувством пел:
«Не верь мне или верь всецело».
Подскажет песня правильный ответ.
Любовь, но только настоящая
Одарит счастьем настоящим,
Одарит раз и навсегда.
Когда играет тихо лютня,
Достаточно одной минуты,
Чтобы влюбиться навсегда.
Звук лютни может вне сомнения
Развеять всякие сомнения,
Решить всё раз и навсегда.
Сомненья разрешив, вдвойне
Тогда милее станешь мне
И верность эта – навсегда.
О, Мастер, нравится ли песня?»
Тут Мерлин посмотрел в её лицо,
Прекрасное как солнца свет.
Слеза и песня дело своё сделали.
Сомнения ушли на половину,
Ответил он почти что дружелюбно.
«Иную песню слушал я однажды
Под дубом этим, где сидим сейчас.
Когда-то здесь велась охота на оленя,
И рог охотничий в лесу здесь песню пел.
В то время Круглый Стол уже основан был,
И люди благородные стремились
Во славу Бога подвиги свершать,
И каждый превзойти других старался.
Охотничья погоня приближалась,
Отчетливее стали слышны звуки
Оружья клацанья, и виден его блеск.
Пылали страстью люди молодые,
Ничто их не смогло бы удержать.
Удачу предвкушая, зашумели,
И криками наполнили весь лес,
Да так, что заглушили звуки горна.
Причина радости такой понятна:
Олень прекрасен, лучше не бывает,
Но славен был не только красотой.
Собрал все силы, и прыжок он сделал,
Погоню он оставил позади,
Лишь тень его мелькнула вдалеке.
Исчез он как по волшебству.
Умолкли голоса, умолк и горн.
Но огорчение сменилось быстро смехом
И похвалой сбежавшему оленю:
Оружие другим послужит целям.
Вот так ребёнок, потеряв игрушку,
Поплачет и другою увлечется.
На том закончилась и песня эта
Такими вот просодией и рондо.
Твоя же, Вивиен, звучала песня сладко.
Но и проклятья грамотно слагают.
От пользы вред непросто отличить.»
Сказала Вивиен, печально улыбаясь:
«Не для того нашла тебя в лесу я диком,
Чтобы тебе хоть чем-то навредить,
Для твоего же собственного блага.
Возможно, легче женщине найти
Путь к сердцу твоему своею песней.
Ты можешь посмеяться и над ней,
Но искренней сказать не может леди:
«Вглядись внимательно в меня,
На всё готова для тебя,
Ничем не огорчу тебя,
Верна тебе я навсегда».
Такая песня не прекрасна разве?
Подобно жемчугу на шее Королевы
Чувств разных может бурю пробудить,
Да, разных, как родные сёстры
Бывают друг на друга не похожи.
По-разному бывают жемчуга
Нанизаны на шёлковые нити.
Немало рук твои держали руки,
И слушал ты немало менестрелей,
Всегда по-разному звучат их перлы,
И руки тоже разными бывают.
Но есть и то, что не подвержено сомненьям:
«Любви возвышенной все женщины желают».
Чем крепче кремень – ярче искры,
Какие высекают из него.
Чем выше у мужчины слава,
Тем больше верность женщины ему.
Хотя, конечно, дьявол подстрекает
Завидовать других ему во всём,
И в этом Мастеру несчастье и беда».
Держать её за руку продолжая,
Ответил Мерлин: «Наблюдал однажды,
Когда искал волшебную траву,
Как юный сквайр гулял вот здесь в лесу.
А цвет щита – небесной цвет лазури.
Орёл на левой стороне щита,
А справа и немного выше – солнце.
Девиз герба - «Ищу я славы».
Что тут сказать? Девиз другой
Тогда я предложил ему:
«Честь сохранить – важнее славы».
Смутился юноша, но после
Как добрый славный рыцарь жил.
О, Вивиен, вполне возможно
Преувеличила ты меру чувств,
Не различая похоть и любовь,
Хотя не скрою, ты мне симпатична.
Но если уж о славе речь вести,
Прославится мужчина разве этим
Сомнительным порою удовольствием,
Иль сам в вассалы к женщине попав?
Другое у меня предназначенье.
Хватает у меня забот,
И их становится со временем всё больше!
О чём ещё сказать? Те, кто стремятся
Любой ценой известность обрести,
Известность обретут, но вот какую?
Да, кстати, я, конечно, знаю
Какую зависть дьявол тем внушает,
Кто в слабости своей достичь не могут
Доступное немногим. Как когтями
Царапает несчастным зависть сердце.
Благословенны дни, когда я был безвестен.
Теперь же меня рушит изнутри,
Как рушит шторм утёс береговой,
Моя известность, чувствую я это.
Уменьшить бы её хоть вполовину,
Но не получится, пустые
Мечты об этом, как и детские мечты.
У мага, мистика судьба как будто
Качается на острие меча,
И потому-то, сам не знаю,
Куда ведут меня известность, слава.
Поэтому не много сможет мне
Твоё искусство дать, которым
Готова ты со мною поделиться
(Хотя и короли нуждаются в учёбе).
Неважно, ты лукавишь или нет
В то время как я искренен с тобой,
Мне волшебства вполне того хватает,
Которым в совершенстве овладел.
Излишество мне только повредит.
Оставь свои способности себе,
Употреби для женских своих целей.
Найдёшь тогда и настоящую любовь».
Улыбка Вивиен ещё печальней стала:
«Я разве не клялась? Лукавлю я? Пусть так!
Но что мне пользы говорить неправду.
Неправильно ты понял Вивиен.
Мы, женщины, всегда под подозреньем,
Мы грешны, полагают, изначально,
И ты меня такою же считаешь.
Твоё как видно не способно сердце
Прочувствовать достоинства мои.
Что предлагаю я, считаешь ты неверным.
Ты лучше бы меня приревновал,
И взаперти держал бы словно в клетке,
Ни с кем чтоб не делила я любовь.
Такую пышнотелую, сердечную
Желающий найдётся соблазнить.
И только заключенье в башне,
Чьи стены не пропустят даже звуки,
Поможет всех соблазнов избежать».
Великий Мастер весело ответил:
«Когда моложе был, изведал я соблазны,
Они ведь тоже волшебству сродни,
Не избежит их сердце молодое.
Но что сейчас об этом говорить?
Я руку подержать могу твою в своей,
Но мало радости бывает от объятий,
Когда мне плохо служат мои ноги,
А также и другие части тела.
В награду за поэзию твою
Не хочешь ли послушать ты легенду?»
«Когда-то на Востоке жил Король.
Меня он помоложе, но не молод,
Но возраст не мешал ему быть резвым.
Случилось так: какие-то пираты
Однажды посетили его порт.
Хотя уже награбили немало,
Когда увидели прекрасный берег,
И женщины как раз пришли купаться –
Вот самая желанная добыча!
Преступные деяния, однако,
Не тем, что ожидали, завершилось.
Девица там нашлась одна,
Достойно она им сопротивлялась,
А тут как раз Король явился с войском.
Бандитов половину истребил,
Рассеял прочих, и с тех пор
На море прекратились грабежи.
Девицу ту отважную Король
Своею Королевой объявил.
Она была прекрасна и нежна,
Всегда с достоинством себя держала.
Но местные обычаи одобрить
Решение такое не могли.
Девица та была простолюдинка.
Кто Королю служил, с ним были не согласны,
Себя свободными считали от присяги,
И это не могло не повредить
Судьбе дальнейшей Короля и Королевства.
Увидев ослабление его,
Соседи не остались равнодушны.
Подробности не важны, важно то,
Что всё могло закончиться плачевно.
Во всём, конечно, обвинили Короля
Всех прежде те, кто кинули его,
Усердие утратили в служении.
Но верными остались Королю
Волшебники – они умнее были.
Всю силу магии своей употребив,
Войска противников они остановили,
И вразумили граждан неразумных,
Готовых взбунтоваться, и расправу
Над Королём несчастным учинить,
Тем самым погубив самих себя.
Да, только волшебство смогло тогда
Трагедию такую отвратить,
Иначе много было б пищи воронью
В развалинах былого королевства.
Да, мудрость волшебства – рубеж последний, если
Другая оборона не надёжна.
Вот потому своё искусство берегу,
Не трачу я его на пустяки».
Услышав это, отстранилась Вивиен,
Сказала: «Пить мёд твоими бы устами.
Раскрой глаза, задай себе вопрос:
Как может женщина причиной быть войны,
Когда война – мужское развлечение?
Причины для войны всегда найдутся,
Любовь и ревность лишь одни из них.
У нас, у женщин, принято иначе
Решать проблемы, если возникают.
Иные поводы у нас для недовольства,
Иные способы нам выразить его.
И если кто-то недоволен Королевой,
Не проще ли в питьё подсыпать яд,
Конфликт уладить без кровопролитья,
А также обойтись без волшебства.
Что скажешь мне на это, маг?».
Умолкнув, снова обняла его,
Рукой на сей раз крепче шею сжала.
Глазами поиграла так,
Как будто бы была его невестой.
Смеётся он: «Не очень нравится мне это.
Кого ты всё-таки собралась соблазнить,
Мужчину лысого с большою бородой,
Предпочитающего лес и одиночество?
Немало книг я разных прочитал,
Встречал такое предостережение:
Глаза красивые бывают и у монстра,
Когда он прячет от тебя всё остальное,
Не открывая свою истинную сущность.
Вот так же и вино, приятное на вкус,
Коварно по своей природе,
И если выпить лишнее,
Последствия приятны не вполне.
А в состоянии не трезвом,
Какой бы ни был ты кристально чистый, честный,
Как говорит простая поговорка:
Не сможешь правильно тогда ты всё увидеть,
Когда под веки пыль тебе надуло.
Да, солнца свет помочь тогда бессилен,
Когда твоё туманиться сознание,
И никакая мистика не сможет
Местами поменять луну и солнце,
Остановить движенье бури грозной,
Ломающей легко сосновый лес.
Когда Король так очарован Королевой,
То нет возможности спасти его
От опьяненья самого коварного,
Которое опасно и для жизни.
И потому я выбрал этот берег.
Возможно, здесь, уединившись, я пойму
Из книг своих: так что же дальше делать
Мне, старику, теряющему мудрость».
Сказала Вивиен, смеясь:
«Имеешь книги и читаешь с удовольствием.
Давай обсудим то, что знаешь ты и я.
Не надо книги прятать в сундуке,
Они содержат тайны древних знаний,
Как древние курганы сохраняют
Под слоем дёрна многовековым
Рассказы о прошедших здесь баталиях
Неистовых и благородных наших предков.
Позволь мне правду в книгах прочитать,
Иль кажется неубедительною просьба?»
Они друг другу мило улыбались.
У них обоих опыт был,
Как следует себя вести
С тем, кто обучен школой не плохой
Умения построить разговор
Неспешный, долгий, осторожный.
Ответил он: «Читать умеешь?
Приятно это слышать, Вивиен.
Ты, может быть, не менее меня
Страниц прочесть способна каждый день.
Но всё-таки познанья иногда
Совсем не безобидными бывают,
Величие быть может и ужасным.
Язык писаний может быть и злой.
Чем глубже мы вникаем в его суть,
Тем осторожней надо быть с такою книгой!
Тяжёлыми бывали эти тексты
Для глаз и для ума бессонной ночью,
Какие приходилось мне читать
В течение моей столь долгой жизни.
Пытаясь в них найти, что нужно мне,
Порою находил совсем другое.
Бывает волшебство не только добрым.
Простые истины, доступные ребенку,
Который сам умом невинно чист,
Да, даже их сумеют повернуть
Другою стороною те,
Кто чарами зловещими владеют:
Запутать, совратить и соблазнить,
На путь заставить повернуть неверный;
И могут, к сожалению, тогда
Стать клятвы ненадёжны даже тех,
Кто Круглый Стол сейчас благословляют.
Не все пройдут любые испытания,
Не все сумеют избежать соблазнов,
И клятвы обернуться болтовнёй».
Тут, огорчившись искренне вполне,
Сказала Вивиен: «На что ты намекаешь?
Как много я терпела от людей,
Кто, пребывая в сытости и пьянстве,
Себя считали чуть ли не святыми.
Я здесь как женщина беседую с тобой,
Ты как мужчина должен различать
Где чувства женские, где истинное свинство!»
Тут Мерлин отвечает откровенно:
«Затронула больную тему ты.
И я об этом думаю подчас,
Как самому мне так не опуститься».
Нахмурив брови, так сказала Вивиен:
«Сэр Валентин знаком тебе, конечно.
Оставил он жену с двумя детьми
Для путешествия по дальним странам.
Он обещал вернуться через год.
И что же? Проходят год, и два, и три.
Умом как видно ослабел отец,
Случается такое в полнолуние.
Заботится теперь лишь о себе,
А дети лишены его заботы».
Ответил Мерлин: «Да, конечно,
История такая мне известна.
Сэр Валентин там, в землях дальних
Однажды повстречал другую даму,
Она его с семейством разлучила.
Коль страсть любовная сильнее брачных уз,
Жена как будто бы не существует.
Да, правда к сожаленью такова».
«О, да! - сказала Вивиен, -
История вполне правдива.
А что сказать о сэре Саграмуре,
Который носит прозвище Желанный.
В доверие умеет он войти,
Цветы подарит, песенку споёт.
Такой посев произведя,
Когда он принесёт свои плоды,
Проворно собирает урожай».
Смеётся Мерлин: «Надо поспешить,
Когда плоды созреют, опадают,
Пусть даже и поклёванные птицей.
Другая мне история известна.
Порывы ветра, бурного однажды
В Артура холл внезапно ворвались,
И темнота покрыла всё вокруг,
В которой различить уж невозможно,
Там, в лабиринте комнат, коридоров
Где люди, а где статуи стоят.
Что делать дальше, каждый сам решал,
Кому какие были проблески сознанья:
Остаться верным Королю как прежде,
Или ловить момент благоприятный?
Порывы ветра так и побуждали
К дурным поступкам в полной темноте,
И статуи прекрасные исчезли.
Не рыцарский, конечно, это подвиг,
Но думали: быть может Королю
Те статуи не очень-то нужны?
Вот так свою оправдывают подлость,
И подлецом себя при этом не считают,
Но только лишь удачливым, счастливым.»
«О, да!» Сказала Вивиен.
«История вполне правдива тоже.
А что сказать о сэре Персивале?
Прелестный юноша – Христу ягнёнок –
Как оказалось это только с виду:
Как жертвенный баран для сатаны
Перед часовней пьяный он упал,
И выглядел совсем как падший ангел!»
Ей Мерлин отвечал вполне спокойно:
«Сэр Персиваль душой конечно чист,
Но всякое бывает в нашей жизни.
Коварство у вина необычайное:
Не только перед храмом пасть,
Но вынудит упасть и в храме тоже.
Так что сказать о сэре Персивале?
Его как видно посох сатаны достал,
Коварная подножка состоялась.
Но если человек столь благороден,
Своим происхождением известен,
Скорее всё же он – Христу ягнёнок.
А грех свой пусть замолит в той часовне,
Перед которой пьяный он упал.
Надеюсь, в этом ты со мной согласна?».
Тут снова хмурит брови Вивиен:
«А что сказать о сэре Ланселоте?
О их гламурной связи с Королевой
Теперь известно даже и ребёнку.
Все шепчутся об этом по углам».
Теперь он ей ответил огорчённо:
«Да, я конечно извещён об этом.
Сэр Ланселот назначен был послом,
Невесту Королю доставить что бы.
Он сделал это, и уже тогда
За ним вслед слухи потянулись эти.
Но что должны сказать мы о самом Артуре:
Блистательный Король себя не запятнавший».
Со смехом отвечает Вивиен:
«Не запятнал себя ничем? Но он мужчина!
Так что же он смотрел сквозь пальцы,
Кому его невеста подмигнула?
А Круглый Стол свой собирая
Становится не зрячим он совсем,
Не видящим на нём ту грязь,
Какую вижу я, как дама.
Или не хочет замечать
Мужским своим беспечным взглядом.
Король он славный, но дурак».
Ответил Мерлин с болью в сердце:
«О Короле моём вот так-то вот толкуют,
За истину считая только то,
Что может очернить и опорочить,
Не утруждаясь сбором доказательств!
Мужчину или женщину всегда
И в чём угодно можно обвинить.
На то и существует грязный рот:
В любое проявленье чувств любых
Вложить какой-то нехороший смысл,
И слухи ширятся кругами по воде,
Пороча тех, кто непорочны».
Но Вивиен его умерила горячность.
Рекомендуя придержать язык,
И к правде добавляя клевету,
Изоблечить которую не просто,
Она покрыла грязью всех подряд:
Не только Ланселот нечист, Галахад тоже.
Её слова последствия имели
Совсем не те, которых ожидала.
Нахмурил брови он, а после
Прикрыл глаза, ресницы у него
Такие же как волосы – седые,
И тихо рассуждает сам с собой:
«Делиться с ней своими всеми знаньями,
И самому себе готовить западню?
Что говорит распутная девица!
Всех с высоты она спустила вниз
Конечно, все мы люди – не святые,
Но женщина в сравнении с мужчиной
Грешит изобретательно вдвойне.
Достоинства и слабости всех тех,
Кто Круглому Столу примерно служат
Давно известны мне, она же
Всех опустила в сточную канаву,
И с видом самым искренним клевещет,
Не предъявляя веских доказательств.
Поверить даже части обвинений
Ей приведённых здесь способен только тот,
Кто туп необычайно, или тот,
Кто совершил моральное падение
И потому желает сам
Повсюду видеть грязь, в которой извалялся.
Поэтому ему так, как и шлюхе
Нет огорчения сильней, чем видеть тех,
Чья безупречна репутация.
Всех опустить – вот способ лучший
Возвысить самого себя,
И осуждать, конечно, за глаза,
А не в глаза, так безопасней будет.
Ворона тоже каркает на всех издалека.
Досадны мне такие разговоры,
И от беседы этой я устал».
Почтенный старец, седина его
Бела как шерсть породистых баранов,
Он бормотал то тише, а то громче,
Дыхание с трудом переводя,
Но Вивиен сумела разобрать
Довольно чётко слово «шлюха».
Такое слышать неприятно очень
В ответ на предложение любви,
Не важно, оно искренне, иль нет,
Но будучи искусною в коварстве,
Она сумела мило улыбнуться,
Она к нему уселась на колени,
Щекой прижалась, хотя был он ей
Не более приятен чем мертвец.
Смятенье чувств он изобразила,
А руку опустила ниже,
Потрогала на поясе кинжал.
(Для совершенья мести вещь полезная,
Но это преждевременно сейчас).
Заплакала со всем возможным чувством,
Рыдала в голос, горько, безутешно:
«Жестокие какие откровения!
Печальнее печальной самой песни
Услышать их ответом на любовь!
Казалось бы, любого волшебства
Сильнее волшебство любви, однако,
В лесу ты диком одичал и сам.
О, Вивиен! О, бедная она!
Подозревается в свершенье преступленья
Без предъявленья веских доказательств».
Немного поразмыслила она,
Решая, что ей делать дальше.
Сцепила руки, стон издала громкий:
«Козлёнком к материнскому соску
Тянулась я, но молока в нём нет.
Я думала ты более сердечный.
О, Бог, зачем я полюбила
Ничтожного и жалкого мужчину,
Лишённого всех чувств, души и сердца.
Напрасно тратила я страсть свою как видно.
Двор Короля и рыцарство его,
Которое ты видишь только светлым,
Не замечая пятен темноты,
Единственный предмет твоей заботы.
И потому – ты статуя,
Которая стоит на пьедестале
С венком живых цветов на голове
Которой поклоняются, но всё же
Холодная она, а не живая.
Мне жизни путь казался до сих пор
Приятною и лёгкою прогулкой,
Но вот скала попалась на пути,
Тропу загородила, в ней пещера,
В пещере волк, и со слезами
Бессмысленно его молить
Сменить свой нрав и стать добрее».
Она прервалась ненадолго,
Склонила голову, скрывая волосами
Случайную гримасу на лице.
Рыдала снова, а в лесу меж тем
Темнее стало и поднялся ветер.
А у волшебника поднялся в сердце гнев,
Который плохо совместим со здравым смыслом.
Её частично признавая правоту,
Он молча гневался, под дубом сидя.
Взгляд обратив через плечо, вдруг пожелал
Укрыться меж его корней,
Раз навсегда покончить с волшебством:
«Забот не счесть, а плата вот такая!
Она ведёт себя со мною как судья, который
Читает приговор под грохот барабанов
И слушать не желает оправданий.
Конечно, не обидным быть не может
Такое поученье от девчонки,
Но так считает не она одна!».
Удобно сидя на его коленях,
Почувствовала сердцем женским:
Нашла она с волшебником тон верный,
Слезами большего добилась чем словами,
Играя чувствами его задела чувства.
Раз урожай созрел, пора срывать плоды.
Желая закрепить успех,
Предчувствуя удачу, сказала:
«В любви тебе никто и никогда
Не объяснялся, сам ты не влюблялся,
В делах сердечных опыт не обрёл,
Поэтому признания мои
Считаешь ты вульгарными чрезмерно.
Но правилам любви не поздно и сейчас
Тебя учить, я к этому готова.
Учение тебе не повредит ничем,
Скорее буду я в убытке,
Делясь с тобою частью моих знаний.
Меня послушай, для моих фантазий
Безмерный открывается простор.
Не думай о плохом, подумай о хорошем.
Страсть юная бывает и беспутной,
Тем более к тому, чей возраст столь велик,
Но знай, капризы именно такие
Сильнее всяких прочих чувств.
Готова я поклясться в этом:
Пусть надо мной сгустится мрак небес,
И молния меня пусть поразит,
И в пепел обратит мой мозг,
Скрывает если он какую-то интригу».
Как только речь закончила она –
На море шторм поднялся, с неба грянул гром.
Дал трещину гигантский дуб, как будто
Гигантским он расколот остриём.
На землю пала тьма, теперь вокруг
Едва видны ближайшие деревья.
Объял страх Вивиен. На небесах
Конечно, слышали всю лживость её клятвы,
И это осознав, она затрепетала
Как бабочка, коснувшись огонька,
На свет которого сама же прилетела.
Срывая голос, плача, заикаясь
Взывала к Мерлину: «О, Мерлин!
Как бы ты ко мне не относился,
Теперь спасти меня способен только ты».
К нему прижалась, трепеща от страха,
Его назвала повелителем своим.
Но страх такой ещё не повод
Забыть и цель, и способ достиженья цели.
Кровь холодна волшебника, но всё же
Её возможно то же подогреть.
Сквозь слёзы каясь, страстно порицала
Саму себя, ошибки признавала,
И даже ту вину, какая не её,
А Мерлина при этом называла
Мой лорд, мой бард и мой пророк.
Свой голос не жалея напрягала
Чтоб Мерлин слышал всё за шумом ветра,
Чтоб слышал стон её, не древесины,
Которая под ветром гнётся.
Усталость чувствуя и разумом слабея
Ей Мерлин сдался, и своё искусство
Ей передал, а передав, уснул.
Тотчас она воспользовалась этим,
И к волшебству его добавила своё.
Его обычный сон в сон вечный обратила,
Волшебника под корни дуба поместила,
А вместе с ним его былую славу.
Взмахнув руками шторм остановила,
Воскликнула: «Вот видишь, шлюха
Победу одержала над тобой, дурак!
С ней лес волшебный в этом согласился,
И эхом повторил своим: «Дурак!».
Сколько легендарных героев, начиная с библейского Самсона, тем или иным образом имели неприятности от женщин? На эту тему впору проводить отдельное исследование. Почему женщинам отводилась роковая, а порой и зловещая роль? А не потому ли, что многие мужчины, литературно обрабатывавшие народные предания, сами бывали не очень удачливы в личной жизни? Примеров достаточно, начиная с Гомера. Вот и слагались непроизвольно у литературных гениев истории о героях, страдающих из-за коварства женщин. Кстати. Своеобразный «рекорд» поставил не кто иной, как добрый разбойник Робин Гуд. Он, согласно легенде дожив после бесчисленных и невероятных приключений до 92-х лет, всё-таки умудрился погибнуть из-за женщины.
Королевские Идилии. Книга 6
Ланселот и Элейна
Повествование это очень грустное. Мне кажется, здесь даже стиль Теннисона изменился. Вот он пример того, как личностные отношения способны неожиданным и роковым образом повлиять на очень многое. Такой поворот сюжета смог бы предсказать Мерлин? Кстати, ещё о Мерлине. Мерлин сделал удивительные пророчества, известные всей средневековой Европе, но почти полностью забытые сейчас. Цитировать не буду. Хотя бы потому, что в том издании, которое у меня на руках, содержится грозное предупреждение о нарушении «авторских прав». В данном случае не вполне понятно о чьих конкретно правах речь? (Если Мерлина, то дело серьёзно…). Все попытки расшифровать пророчества, исходя из познаний средневековой символики и геральдики, могут ли быть успешны? Позволю себе уклониться от темы, и дать пояснение.
Итак. Рассказ, автор Карел Чапек. «Поэт». Около полувека назад я видел видео сюжет, снятый по этому рассказу. Он отличен от авторского текста, но перескажу его, так проще.
Поздним вечером, на безлюдной улице автомобиль сбил женщину. Водитель позорно скрылся с места ДТП. Единственный свидетель – местный поэт, настолько пьяный, что допрос пришлось отложить на утро. Утром поэт ничего не мог вспомнить, тем не менее, ночью сочинил стихи, вполне похожие на пьяный бред. Но последние слова такие: «О шея лебедя, о грудь, о барабан, и эти палочки». Догадливые полицейские после некоторых размышлений смогли определить цифры номера: 230 11. О чём речь? Полицейские и поэт были современниками, сумели провести «дешифровку», а если речь о той литературе, которая отделена от нас столетиями, верно ли и всеми она была понята и раньше, а тем более в современную «эпоху гаджетов?». А вдруг, то, что нам кажется фантастикой, на самом деле вполне конкретная информация? Вот только расшифровать её не так-то просто, как «переключиться» со своего уровня мышления на уровень автора? Об этом речь как-нибудь после…
Кстати. Однажды появившееся на сайте предупреждение о «преследовании по закону…» прошу воспринимать не более чем дань современным традициям. Я сам от таких словосочетаний чувствую себя неуютно.
- - - - - - - - -
Элейна Белокурая,
Дева Прекрасная из Астолата,
(За красоту её прозвали Лилия)
Хранила тайно верность Ланселоту.
Забрезжит только утра слабый свет,
Чуть замок освещающий с востока,
Достаточен и он для пробуждения
Когда сон беспокоен и тревожен,
Себя в порядок привела она,
И волосы шнурком собрала.
Ларец, покрытый шёлком достаёт,
Прекрасен вид его, и потому
Не для посуды оловянной предназначен.
Как шкура рыси у него расцветка,
И содержимое достойно интереса.
Она его смотрела каждый день
Внимательно, от всех уединившись,
Старательно секрет оберегая,
Его смотрела с детским любопытством,
Воспоминаньям предаваясь ей приятным,
Но с лёгкою тревогой рассуждая,
Что было бы, когда б удар копья,
И взмах стремительный меча
Последствия имели бы другие
При Камелоте, Карлионе и Карлайне?
Но слава Богу! Всё случилось так,
А не иначе. Противники повержены.
Тревоги прежние остались позади.
Коротким очень было их знакомство,
Но всё-таки её избрал он дамой сердца,
Участие в турнире принимая
Очередном, устроенном Артуром,
Надеясь выиграть самый ценный приз.
Однажды странствовал Артур,
Ещё до обретения короны,
По землям королевства Лионесского.
Петляя между каровых озёр,
Вела дорога в горное ущелье,
Где камни тёмные и мрачные на вид.
Молва дурная шла о месте этом.
Сражались здесь родные братья двое,
Стремясь друг друга насмерть поразить
В борьбе за королевскую корону,
И проклятым считалось это место,
Где кости человечии лежат,
Оставлены они без погребенья.
Увидели случайно под утёсом
Скелет и череп, и корону,
Вид у неё по-прежнему парадный,
Как раньше, не на мёртвом, на живом.
Блестит она, как и вода ручья,
Который протекает по ущелью,
И слышится в журчании его:
«Смотри, какой бывает участь короля…».
Впоследствии, когда Артур в короне
Являлся рыцарям своим,
Он говорил им: «С той поры,
Как этим я сокровищем владею,
Судьба моя и судьбы Королевства
Одно и то же, и за годом год
Стараюсь лучше править я народом,
И так же вы, оружием своим
Владеть учитесь в совершенстве,
Для этого зову вас на турниры.
Еретику подобен тот, кто говорит:
На Божью помощь полагаясь,
Управимся с делами как-нибудь».
Свой двор Артур предпочитал держать
У берегов какой-нибудь реки,
Где более красивая природа,
А вот поля для рыцарских турниров
Близ Камелота были наилучшие.
Как раз сейчас для этого настало время,
Очередной турнир Артур готовил.
Он с Королевой говорил об этом:
(Она была в то время не здорова.)
«Моя сейчас болеет Королева,
Придётся от поездки воздержаться,
И пропустить турнир?». «О, да – она сказала –
Мой Лорд меня, надеюсь извинит».
«Конечно, – он сказал, – Но очень жалко,
Что подвиги и доблесть Ланселота,
Которые по нраву вам всегда,
На сей раз не придётся наблюдать».
Тут Королева, словно бы случайно
На Ланселота взгляд перевела.
(Стоял он за спиной у Короля.)
Такие чувства будит взгляд невольно:
Сердечный приз турнирного ценнее,
И вынудил сказать он Ланселота:
«Сир Кинг, полученная мной когда-то рана
Открылась снова, и пока что
Не следует садиться мне в седло».
Король окинул взглядом его, её,
Был пристальным недолгий его взгляд.
Потом Король простился и ушёл.
Она тотчас заговорила с Ланселотом.
«Сэр Ланселот, наверно вам досадно
Такой турнир прекрасный пропустить,
Где рыцари сойдутся наилучшие,
А ваши недруги распустят слухи злые:
Решил беречь себя Любимец Короля».
Ум простодушный был у Ланселота,
Но всё же ум достаточно большой.
«Позвольте мысль продолжить Королева.
С тех пор, как вы впервые нежным чувством
Меня почтили, королевский двор
Сомнительными слухами наполнен.
Конечно же, без должных доказательств
Во всеуслышанье не станут обвинять
Того, кто славой рыцарской покрыт.
Опасно Ланселота задевать,
Но Гвиневеру проще опорочить».
Сказал, при этом улыбаясь мило:
«Возможно, кто-то думает сейчас:
Бывает жемчуга прекрасен вид,
Хотя на самом деле он фальшивый.
Когда сей слух дойдёт до Короля,
Как оправдаться, и что будет дальше?
На нас сейчас он странно посмотрел,
И может быть впервые он подумал:
Не безупречен его лучший лорд?».
Ответила она с насмешкой лёгкой:
«Артур, мой господин, Король наш безупречный,
Он праведный, мой добрый лорд,
Но долго ль могут выдержать глаза,
Когда взгляд устремлён на солнце в небе?
Пока что он ни словом, ни намёком даже
Не высказал сомнение во мне.
Да, странен взгляд его прощальный был сегодня,
Но это ни о чём не говорит.
Проблемы Круглого Стола,
Присяге верность, соблюденье клятв –
Он ими озабочен постоянно;
Искать ему придётся там измены.
Меня же он всего на свете больше любит,
Уверенный, что эта страсть взаимна,
Не замечает, что мой свет слабее
Того, которым сам он светит мне,
Поскольку мой – всего лишь отражённый.
Все слухи обо мне, пусть неприятны,
Как неприятными бывают паразиты,
Но не опаснее укусов мошкары».
Ответил Королеве Ланселот,
Первейший между рыцарей всех прочих:
«Сумел сейчас найти я отговорку
От Камелота ради Королевы,
Но если я нечестен с Королём,
То значит я бесчестен перед Богом?»
«Пусть даже так, – сказала Королева – но
Морали детские годятся не вполне,
Когда решают взрослые проблемы.
Известно имя Ласелота всем,
Излишне даже хорошо известно,
Но каждый рыцарь первым быть желает,
И потому, как ни старайтесь вы
Дружить со всеми, стать для всех любезен,
Какой-нибудь предлог найдётся у кого-то
Поставить под сомненье вашу честь.
Однако, совершая подвиг новый,
Который вашу славу преумножит,
Вы раз за разом мнение о вас
Склоняете тем самым в свою пользу».
Совсем не тот был результат,
Который Королева ожидала.
На самого себя сэр Ланселот был в гневе.
Решение своё переменив,
Тотчас стал собираться он в дорогу,
Но торопясь, сердясь, переживая,
Дорогу выбрал он совсем не ту,
Которая короче и удобнее.
Она, причудливо петляя меж холмов
Сначала привела его туда,
Где жил отшельник в полном одиночестве,
А после к замку Астолат.
В рог протрубив у западных ворот,
Он встречен сообразно этикету,
Был впущен, а затем препровождён
К владельцу замка. Лорд и сыновья
Торейн, Лавейн учтиво встретили его,
И лорда дочь Элейна Белокурая
Его приветствовала тоже,
И даже более сердечно, чем обычно
Она приветствовала рыцарей других.
Вот только не было в том доме матери.
Затем лорд Астолата предложил:
«Мой гость, не будет вам угодно
Открыть своё мне имя, так же статус,
Хотя по виду вашему возможно
Предположить: меж рыцарей Артура,
Его собрания Круглого Стола
Навряд ли кто найдёмся благороднее».
Ответил Ланселот, из рыцарей первейший:
«Известен я Артуру, как и он мне,
А щит, принадлежащий мне
Известен очень многим, потому,
Не многие со мной сразиться пожелают.
Не узнанным мне лучше на турнир явиться.
Быть может щит у вас найдётся без девиза,
Тогда прошу вас одолжить его».
Сказал лорд Астолата: «Сын Торейн
При первом же участии в турнире
Был ранен тяжело, и потому
Он не спешит сейчас в седло садится.
Навряд ли кто-то помнит его щит».
Добавил Сэр Торейн: «С тех пор я не здоров,
И не спешу щитом воспользоваться снова.
Вы можете использовать его».
Сказал отец: «Ответ такой
Навряд ли рыцаря достоин.
Другое дело младший сын Лавейн.
Отваги полон, и готов сражаться.
Хотя волосья отрастил он как девица,
Упрямства его хватит на троих».
Лавейн ответил: «Добрый мой отец,
Пускай похож я на девицу, но
Совсем не девичьи пленяют меня грёзы.
Пока не стану рыцарем я добрым,
Стыдиться буду самого себя.
Я устремлён к тому, к чему и вы:
Добавить славы замку нашему к той славе,
Которой он уже известен всем,
Победу одержав, впоследствии её
Уже не выпускать из рук.
А потому, отец, позвольте мне
Вот с этим благородным рыцарем
Отправиться совместно в Камелот,
Конечно, если он не будет против,
И чем бы ни закончился турнир,
Пусть для меня и не вполне удачно,
Любой исход послужит мне на пользу».
«Что ж, окажите мне любезность, –
Ответил, улыбаясь, Ланселот, –
Приятен мне такой попутчик,
Которого готов я обучить
Всему тому, что я умею сам.
А что касается турнира,
Я слышал будут ценные призы.
Порадовать девицу постарайтесь,
Которая находиться здесь, с нами».
Добавил Сэр Торейн к учтивой речи:
«Которая подобна королеве».
Элейна, слыша о себе такое,
Краснеет, опустив глаза.
Себя считая не достойной комплимента,
Сказала скромно, вежливо, учтиво:
«Как можно мне равняться с Королевой,
Мечтать об этом даже не прилично.
Она ценнее всех сокровищ не земле,
Она для нас является примером,
Которому должны мы подражать».
В ответ Прекрасная Элейна
Услышала слова о том,
Что никакой причины для смущенья нет,
Когда лица чертами в самом деле
Она с высокой королевой схожа.
К тому же оснований никаких
В том усомниться, что она способна
Всегда быть верной лорду своему.
Таких достоинств редкостный цветок
Не часто нам встречается в природе:
Характер добрый, чуть ли не елейный.
Прилежная во всех трудах,
Не только внешностью, душой прекрасна тоже.
Не прогадает, кто такую леди
В свой холл доставит в качестве жены.
Глаза, сейчас опущенные вниз,
Прекрасны, как у статуи античной,
В замужестве она поднимет вверх,
Румянец только сохранится на щеках.
И будет благодарен тот судьбе,
Кому достанется сокровище такое.
Как только с рыцарем, известным при дворе,
Желающем остаться неизвестным,
Учтивый состоялся разговор,
Какой проводится согласно этикету,
Был рыцарь приглашён на отдых и обед,
Под звуки музыки который состоялся.
Приятно получается вдвойне:
Обедая, послушать менестреля,
И разговор вести про двор и Круглый Стол.
Стараясь избегать при этом
Касаться в разговоре Гвиневеры,
Поведал Ланселот о том,
Как Бэйрон десять лет назад
Язычником похищен для допроса,
Но сыновья и дочь спасли его.
В лесу укрылись, после по реке
Спасались в лодке, и как раз в тот день
Артур наш добрый разгромил
Язычников при Бадон Хилл.
Эмоции, какие юности присущи,
Лавейном овладели, он сказал:
«Высокий лорд, вы, несомненно,
Имели опыт боевой, так расскажите
О войнах благородного Артура».
И Ланселот подробно рассказал
Как долго их оружие гремело
В сраженье грозном в Северном Уэльсе;
О четырёх баталиях славных с Себастьяном,
Где побережье берег Дугласа зовётся;
О выигранной войне, которую
Пришлось вести во мрачном лесе Калидона;
А так же и о замке Гурнион,
Когда Король был в панцирь облачён,
Лик Богородицы на нём, который
Лучистое сиянье окружало,
Которым только изумруд способен
Сиять, сиянье Солнца отражая.
А так же Ланселот сказал: «При Карлеоне
Один Артур способен оказался
Людей сплотить и мужество внушить,
Когда от ржанья дикого коней
Не только воинов бросало в дрожь,
Дрожали стены Кафедрального собора».
Ещё сказал подробно Ланселот
Как на песок прибрежный Траз Треорит
Язычников без счёта уложили,
И наконец, при Бадон Хилл
Сражались вместе с Королём
Во славу Божью, с именем Христа
Все те, кому не безразличен Круглый Стол.
Кто уцелел в сраженье этом,
Впоследствии сказали так:
« Король непобедим, как конь в соревновании,
Породы самой-самой наилучшей.
Но в то же время на турнирах он
Не проявлял к сопернику жестокость.
Всегда был мягок с рыцарем своим.
Жесток бывает только лишь с врагами,
Которые враждой пылают к Богу.
Вот потому вождя иного нам не надо».
Когда он это всё проговорил,
Слова проникли те в девичье сердце.
«Пусть помощь свыше будет вам, высокий лорд».
Так пожелала, выслушав рассказ,
В котором тон возвышенный и бодрый
Порою с шуткою весёлой сочетался,
Порою скорбным был изгиб у губ,
Печаль и меланхолия звучали.
Прекрасная девица постаралась
Вести себя согласно этикету,
Но чувства проявились, их не скрыть,
Какие овладели ей сверх меры.
А после ночью долгою с лица её
По-прежнему румянец не сходил,
Хотя он в темноте и не заметен.
Не просто откровенной быть с собой,
И о мужчине так вот рассуждая, гадать:
Ему равна ты или нет по положению,
Быть может не достойна ты его?
Но если детство кончилось недавно,
Жизнь взрослая лишь только началась,
То голос разума слабее сладких грёз.
Но это после будет, ей сейчас
С Лавейном надо попрощаться.
И вот она в накидке столе
Во двор спустилась по ступенькам вниз
И слышит: Ланселот сказал: «Так, где же щит?».
Тогда Лавейн, спустившись вслед за нею,
Подал его, и убедившись,
Насколько чист и неприметен он,
Потом, его примерив на плечо,
Готов был Ланселот пуститься в путь,
О чём-то рассуждая сам с собою.
Прекрасно он смотрелся, и она
Невольно им сейчас залюбовалась.
Он так же обратил свой взгляд случайный
На ту, которая прекрасна как роса,
Сияя красотою юною, такой,
Которую не просто и в мечтах
Себе представить. Видно волей Бога
Лицо такое девушке досталось.
Невольному поддавшись чувству,
Коня он тронул к ней. Она сказала:
«Высокий лорд, чьё имя не известно,
Позвольте мне вам предложить
Взять что-то из моей одежды
Как знак того, что на турнире вы
Свой подвиг совершаете за даму,
Как поступают рыцари другие?».
Сказал он: «Нет, такого не бывало,
Я знаки дамы на турнирах не носил».
«Тогда тем более никто вас не узнает,
Как сами вы желаете того».
Подумал он немного и сказал:
«Права ты, девочка. Каков твой знак?».
Рукав мой красный, жемчугом украшен.
Его сама, стараясь, вышивала.
Одежду шью всегда себе сама».
От платья отстегнула, подала рукав.
Он взял его и повязал на шлем:
«Впервые мне такой подарок от девицы».
Кровь прилила к лицу её, однако
Вновь обрело оно нормальный цвет,
Когда Лавейн, подавший Ланселоту
Герба лишённый щит, спросил:
«А я что получу от девочки моей?».
Она смеётся: «Одарю вдвойне,
Когда твоим я сквайром стану!».
Смеётся он: «Благодарю за честь.
Не зря тебя Прекрасною прозвали.
Но девочке пора ложиться спать».
Поцеловал её, и вслед за Ланселотом,
Который помахал рукой, прощаясь,
Пустился в путь, её одну оставив.
Она, минуту постояв, неспешным шагом
К воротам подошла, и вслед смотрела.
С серьёзным выражением лица,
На коем нет следа от шутки с братом,
Лишь ощущался след от поцелуя,
Склонилась над оставленным щитом,
И подняла, хранить его желая.
Теперь источником послужит он
Игры воображения её.
И вот, два новых компаньона
Рассвет встречают на лесной дороге,
Которая ведёт их в Камелот.
Там, в этом же лесу отшельник обитал,
В трудах, молитвах время проводя.
Часовню вырубил он там в скале,
И две колонны свод надёжно подпирали.
Устроил там же он себе и келью.
Зелёная лужайка перед ней,
Росли там тополя, росли осины,
Листвой скрывали всякий внешний шум,
Лишь свет зелёный мягкий пропускали.
Четыре года проведя в молитвах,
Он выбор сделал для себя такой.
Когда в день следующий встретили рассвет,
И тени алые ложились на дорогу,
Они общались более свободно.
И Ланселот сказал: «Пора мне рассказать,
Какой достался Вам попутчик.
Я Ланселот Озёрный». И Лавейн,
Известьем поражённый этим,
Смущаясь, запинаясь, говорил:
«Тот самый, Пендрагона лорд любимый?».
Ответ был утвердителен.
«Король, которого все рыцари его
Всех королей превыше почитают,
Первейшим среди рыцарей своих
Того назвал, с кем я делю дорогу,
Кого сейчас я вижу пред собой.
Отказывается разум в это верить».
Пока Лавейн всё это бормотал,
Открылось взору поле для турниров
Пред Камелотом на обширной луговине,
С травой прекрасной, радующей глаз.
Они там сразу же узрели Короля,
Который здесь присутствовал. Узнали
Не только по лицу, что дышит благородством.
Был мантии тяжёлый шёлк на нём,
Как подобает, и корона. На ней
Из золота дракона изваяние
Сработано оно весьма искусно.
Король вооружённым восседал на троне,
Кто подходил приветствовать его,
В почтении склонялся перед ним,
И с вожделением поглядывал на приз,
Стоящий под роскошным балдахином,
А приз был не простой, алмазом он украшен.
Кто овладеет им, пока что не известен.
Ответил юному Лавейну Ланселот:
«Считаете меня первейшим:
Сижу я крепко на коне в седле,
Копьём владею виртуозно, это так,
Но новое приходит поколение,
И будет предъявлять претензии свои –
Вот взять хотя бы мне, к примеру вас.
Кто знает, долго ли пробуду я первейшим».
Лавейна взгляд был полон удивления,
Но тут труба трубит, и оба
Пришпорили коней, и правят их туда,
Где поле огорожено к турниру,
Где силой, мощью меряются так,
Как меряются ею на войне,
И содрогается сама земля
От грохота оружья боевого.
Но Ланселот помедлил, не спешил,
Что б знак его получше разглядели.
Затем стремительно бросается туда,
Где все смешались в общем столкновении,
В котором доблесть лишь важна, не титул:
Король и герцог, граф, барон и ярл
Равны между собой сейчас. Тем более
Равны они сейчас пред Ланселотом –
На землю повергает всех подряд.
Но Ланселот, подряд всех побеждая,
Тем самым недовольство возбудил
У некоторых рыцарей достойных,
Друг друга знающих по Круглому Столу.
Собрались вместе, разговор ведут о нём.
«Да кто же это, кто такой
Сражается так дерзко и умело».
Как жаль, что с нами Ланселота нет». Ё
«А может быть неузнанным явился
Сейчас к нам на турнир сам Ланселот?».
«Ну нет, смотри-ка, видишь, на плюмаже
Рукав девицы у него повязан.
Не таковы привычки Ланселота».
«Не Ланселот конечно он, но всё равно
Один сражаясь на один, его не свалишь».
«Тогда ударим вместе на него».
Пригнули копья и коней пустили в бег,
Так, что по ветру вились их плюмажи,
Как Северного моря диких волн
Во время шторма пенятся их гребни,
И грозный рёв не хуже штормового
Издали нападенье совершая,
И опрокинули на землю Ланселота,
А вместе с ним его былую славу.
Отломлен наконечник у копья,
Пробивший панцирь, и застрял он там.
Тем временем Лавейн поверг
Известного и доблестного рыцаря,
И сразу же в тревоге пребывая,
Коня он к Лансельту направляет,
Туда, где он поверженный лежит.
С трудом в его поверя поражение,
Готов турнир оставить, помощь оказать.
Но те, кто Круглый стол здесь представляли,
Кто партию составили его,
Остановить пытаются, взывают:
«Не может быть раскрашенный рукав,
Пусть даже жемчугом расшитый
Ценнее всех призов турнира.
За них достоин ты бороться».
Ответил он: «Каким бы ни был приз,
Иной я вижу выбор. Бог свидетель!
Здесь выбор между смертию и жизнью,
Пусть даже речь идёт не обо мне.
Я выбор сделал, следую ему».
Сказал он так, и поле для турнира
Покинул вместе с Ланселотом.
Затем он в роще тополиной
Готов был помощь оказать ему,
Чем вызвал удивленье Ланселота.
С трудом дыша, он попросил Лавейна
Извлечь копья застрявший наконечник.
Лавейн сказал: «Сэр Ланселот,
Боюсь неловко сделать это, тогда
Вас быстрая настигнет смерть».
«Я с ним в боку умру ещё быстрее».
Обломок извлечён, кровь следом хлынула,
Теряет Ланселот сознанье. После
Он много дней в отшельника пещере,
Листвой укрытый тополей,
А так же и листвой осин дрожащей
Меж смертию и жизнью пребывал.
По окончанию турнира, рыцари,
Которые сразили Ланцелота,
Из тех земель и островов происходящие,
Откуда родом сам был Ланселот,
Явились к Пендрагону, и сказали:
«Сир, нам приз достался очень тяжело,
Но те, кто без него остались,
Таким решеньем очень недовольны».
Сказал Король: «Бывает так, кому-то
Не шлют удачу Небеса. Тем более
Отсутствовал сегодня Ланселот,
Не оказал в турнире вам поддержку.
Зато был против вас Гавейн,
Он проявил себя блестяще.
Хотя удачливее были вы, но всё же
Решение о призе опрометчиво, когда
Другие рыцари стремились с большей страстью
Достичь победы, доблесть проявить
И ран полученных не замечали.
А вы сражались как обычно,
Не более того, и потому
Колеблюсь я в принятии решения.
Не лучше ли его переменить,
Не вам, другим отдать столь ценный главный приз».
От слова к делу перешёл Артур.
Хотя сомнения на сердце оставались,
Но тем не менее он, с радостью в лице,
Как полагалось в случаях торжественных,
Вручил приз партии другой. Конкретно –
Принц Гавейн он с радостью в лице,
А так же с радостью на сердце,
В котором пели Майские фанфары
Учтиво принял приз, тем самым
Оправдывая прозвище своё: Учтивый.
По доблести его превосходили
Лишь Ланселот, Тристрам, Герайнт и Гарет.
Он был не то, что Модред, брат его,
Который не однажды злился,
Когда никто в компанию его
Не приглашал на поиск приключений,
А так же на банкет после турнира.
Уехал Модред возмущённый как всегда.
Артур на том банкете был задумчив:
«Не Ланселот ли это, несмотря
На самочувствие плохое,
Решил себе добавить славы новой
И новое раненье получив,
Сейчас на грани смерти пребывает».
Тревожился Король. Два дня спустя,
Соскучившись по Королеве,
Вернулся к ней, в объятья заключил, спросил:
«Любовь моя, бледны вы, не больны ли?».
Она в ответ сказала: «Нет, мой Лорд».
«А где же Ланселот?» «А разве он не с вами?»
«Не с нами он, но кто-то был похожий,
Там на турнире». «Кто же это был?».
Король подробности просил сказать.
«Мой Лорд, вослед за вами вскоре
Он отбыл на турнир, а мне сказал:
«Пока копьё в порядке, к новой славе
Стремиться надо, доблесть проявляя.
Слова о ране только отговорка,
Не узнанным явлюсь я на турнир,
Чтоб не имел Король ко мне предубежденья,
Ценя меня за прошлые заслуги».
Король ответил: «Это не серьёзно:
Нечестностью своей мою проверить честность.
Не ждал такого я от Ланселота,
Хотя, конечно, дружба с Королём
Порою переходит в фамильярность.
Но шутка получилась не плохая,
Когда и рыцари другие
Не ведали его секретный план.
Досталось всем: друзьям его, родне,
Кто с ним дружили, кто его любили.
Теперь две новости скажу я Королеве.
Одна плохая – ранен был он там,
Как видно тяжко. А другая новость
Не радовать не может нас –
Обрёл он даму сердца, и рукав
Из ткани скарлет, жемчугом расшитый
На шлеме был повязан у него».
- - - - - - - - - -
Scarlet – так назывался сорт сукна самого лучшего качества. Предназначался для высшей знати. Красился, соответственно, в яркие оттенки красного. Теперь это слово – название цвета.
- - - - - - - - - -
Сказала Королева: «Да, мой Лорд,
Приятна новость». И умолкла,
Поспешно отвернув лицо.
В свои покои поспешила удалиться,
Упала в королевскую кровать.
Не сдерживая слёз, сжимала кулаки,
Предателем назвала Ланселота.
Когда же выплакала слёзы,
Вновь обрела достойный внешний вид.
Гавейн тем временем прогулку совершал,
Везя с собою ценный приз турнирный.
Не обратив внимания на рощу,
Ту самою, он прибыл к Астолату.
Девица внешности не заурядной
Навстречу вышла и спросила: «Лорд,
Что можете сказать о Камелоте,
О рыцаре с приметным рукавом?»
«Он ранен был». Она сказала: «Знаю,
Он побеждён атакою совместной».
Вздохнула, замерла. На остриё копья
Взгляд обратила. Может быть оно
Тот самый нанесло удар?
А он тем временем разглядывал её.
Но вот явился сам Лорд Астолата.
Назвался ему Принц, и рассказал
Каким трудом достался приз турнирный:
Победа явной не была вполне,
Но обстоятельства сложились в его пользу,
По воле случая ему достался приз.
Ответ таков был Лорда Астолата:
«Владейте им теперь, высокий Принц!
Счастливый случай надо заслужить.
Нас рыцарь посещал. Щит свой оставил.
Мой сын уехал вместе с ним.
Быть может вам о нём известно что-то».
Учтивость внешнею как прежде проявляя,
Туманно отвечая на вопрос,
Учтивый Принц подумал о другом,
Не в силах взгляд свой от Элейны отвести,
Её оглядывая с ног до головы:
«Она послаще лакомства любого.
Не для меня ли распустился сей цветок
В тени растущих здесь высоких буков?».
Учтивость всю свою употребив,
Он предложил совместную прогулку.
Бывая постоянно при дворе,
Галантность изучив там в совершенстве,
Произвести стремился впечатление,
И даже песню спел на тему дел амурных.
Тем вызвал возмущение девицы.
Она сказала: «Принц высокородный,
Вы Короля племянник, неужели
Совсем не интересен вам вопрос:
Кто щит оставил здесь, и почему?
Увлечены турнирною забавой,
Пренебрегаете вы службой королевской,
Не бдительны, как сокол на охоте,
Который не упустит цаплю в небе».
Он говорит: «И в мыслях нет пренебреженья,
Сейчас увлёкся жаворонком я,
Чей вид приятней мне, чем вид щита,
Но я, конечно, осмотрю его.
Гавейну щит к осмотру был предъявлен.
Небесную лазурь увидел он,
И золотого льва. Воскликнул: «Прав Король!
Ведь это Ланселот, честнейший из мужчин».
«Права была и я – она сказала –
Мечтая встретить рыцаря такого».
«Я размечтался – говорит Гавейн –
Любви добиться вашей, но теперь – пардон!
Придётся мысли глупые оставит».
Сочувственно ответила она:
«Надеюсь я, останемся друзьями?
Признаюсь честно, мне не так уж много
Известно о любви, и некому подать совет.
Лишь с матерью беседы были раньше,
Но поняла теперь: любовь иную
Не суждено мне встретить никогда».
Сказал он: «Видит Бог, прекрасно вы влюбились,
Но вдруг, кого вы любите, влюблён не в вас?»
«Пусть так» - ответила Элейна.
Уйти хотела, он остановил.
«Одну минуту. Ваш рукав
Принять он согласился для турнира,
И даже я в неведенье остался:
Зачем честнейший человек пошёл на хитрость,
Не потому ли, что любовь свою
Он глубоко и тщательно запрятал?
Не удивляйтесь моему решению,
Его исполнить в ваших интересах.
Вы влюблены в него, взаимно или нет?
Я думаю легко проверить это.
Примите вы турнирный этот приз,
И появитесь с ним вы при дворе,
Используя его как украшение,
Поскольку сам украшен он брильянтом,
И чувство ревности тогда, которое
Сестрицею приходиться любви,
Возникнет если у него,
Иль не возникнет вовсе, подскажет вам
Ответы верные на все вопросы ваши».
Вручил ей приз, и руку целовал,
Которая взяла его подарок,
Который на турнире был добыт.
Сел на коня и в путь пустился,
Любовную балладу напевая.
Двор королевский вскоре посетив,
Сказал он новость королю такую:
«Сир! Действительно тот рыцарь – Ланселот!
Я совершил хорошую прогулку,
Его, увы, не встретив на пути,
Зато с прекрасною девицей пообщался,
И приз ей передал турнирный,
Чтоб он принёс в их отношенья ясность,
Поскольку влюблена она в него.
Как показалось мне, известно ей
То место, где он находится теперь.
Король не часто хмурил брови,
Но он нахмурил их сейчас: «Любезный!
Забыли вы, что королевским призом
Один король распорядиться волен».
Проговорив так, гневный удалился,
Ни слова больше не сказав.
Но гнев не долог. Стал когда спокоен,
Он начал рассуждать, припоминая
События недавних дней, когда
Сомненья у него впервые появились,
Но слухи свежие за ними следом шли:
«Девица Астолата любит Ланселота
Девицу Астолата любит Ланселот».
Те слухи радость пробудили у него,
Другим давали повод для сомнений:
Достойна ли девица Ланселота?
Уместно вспомнить разговор об этом
Одной почтенной дамы с Королевой:
Важнее то, что дарит нам судьба,
Или всего происхождение?
Конечный вывод получился прост:
Поправится как только Ланселот,
Устроить брак его. Других
Для беспокойства нету оснований.
Как только слухи по дворцу распространились,
Огню подобно по сухой траве,
То разговоры стали забываться
О королеве и о Ланселоте,
Зато о Ланселоте и девице
Шли обсуждения настолько оживлённо,
Что не могла быть Королева в стороне.
За внешней вежливостью горе скрыв,
Обдумать свою помощь обещала.
А между тем, девица Астолата,
Не ведала, кому она соперник.
Душою всей стремилась к Ланселоту.
Приняв смиренный вид, к отцу она явилась.
Момент удобный выбрала, когда
Он пребывал в хорошем настроении.
Отцу она уселась на колени,
Сказала: «Вы меня учили
Когда стремишься к цели благородной,
Настойчивость при этом проявлять.
Не ведомо ли вам, чем ум сейчас мой занят?».
«Признаюсь, нет – ответил он –
Я не всегда читаю твои мысли».
«Наш дорогой Лавейн, он до сих пор не с нами».
«Наш дорогой Лавейн известий
Пока что о себе не шлёт,
Надеюсь я, дождёмся его скоро».
«Ах, если бы всё в этом было дело.
Он не один отправился в дорогу.
Они с любезным принцем вместе
Участие в турнире принимали,
А тот, кому достался главный приз,
Просил меня так просто, бескорыстно
Отдать другому. Добрый мой отец,
Я речь веду о том, кто видится мне в грёзах,
Но ограничены возможности мои,
Без вашего содействия нельзя
Осуществить задуманное мною.
Во потому-то, добрый мой отец,
Я помощи у вас прошу,
И позволения заботу проявить
О том, кто на турнире ранен тяжело».
Отец кивает головой, и говорит:
«Весьма, весьма поступок благороден
Отдать другому самый сладкий плод,
Ценя своих его заслуги выше.
Ещё скажу я, доченька моя,
Решение твоё такое
Ухаживать за рыцарем болящим
Одобрит Королева, несомненно.
Ты можешь поступать как пожелаешь,
А вместе с тем ты сможешь навестить
И родственников наших в Камелоте».
Привычно и легко мужской костюм одела,
В дорогу собираясь не простую.
Отец шепнул ей на ушко тихонько:
«Поможет пусть тебе твоё упрямство».
Был столь же тихим искренний ответ:
«Сильней которого быть может только смерть».
Они, как полагалось, за удачу
Отпили по глотку вина.
Затем она сама себе сказала:
«Надеюсь всё-таки останусь я живой».
Сопровождал Торейн её в пути,
Который был и долгим и не лёгким.
Не в лучшем состоянии дорога,
Заросшая кустарником местами.
Близки уже ворота Камелота, вдруг
В лице Торейна радость с удивленьем,
А лошадь чалая Элейны
Игриво сделала курбет. Сама Элейна
Воскликнула: «Лавейн, привет, Лавейн!
А где сэр Ланселот?». Лавейн ответил
Ей как же с удивлением: «Элейна и Торейн?
Как оказалось вам известно,
Что мой попутчик был сэр Ланселот?».
Рассказ Элейны краткий сэр Торейн дополнил.
Затем, в хорошем настроенье пребывая,
Сменили направление движения,
Так не достигнув тех ворот, которые,
Мистическою силой обладая,
Защитою служили Камелоту.
Не навестив родню их городскую,
К которой так же направлялся он,
Лавейн повёл их к роще тополиной,
К пещере, где увидела Элейна
Рукав свой красный, жемчугом расшитый.
Как вымпелом был шлем украшен им,
Не пострадал во время он турнира,
А тот, кому турнирный приз вручить желала,
На волчьей шкуре возлежал едва живой.
Свидание желанное вот так
Обыденно и просто состоялось
Без звука горна и красивых слов;
У рыцаря здорового, конечно,
Не много сходства с рыцарем больным.
Когда с трудом глаза он приоткрыл,
Едва очнувшись, то она сказала:
«Приз главный королевского турнира ваш».
Осмысленнее взгляд больного стал: «За что?».
Тогда она, колени преклонив
Вид скромный приняла и рассказала
О Короле и Принце, о вопросе спорном
Кому достаться должен главный приз,
И этим ограничась, приз вложила
В раскрытую его ладонь. Тогда
Лицо её, склонённое над ним так близко,
Поцеловал как раз в пролитую слезу.
«Ну вот, – сказал он, – знак теперь вам мой
Возможность есть заполучить обратно».
Она сказала: «Мой высокий Лорд,
Не сделаю я это никогда,
Сюда явилась вовсе не за этим».
Его взгляд тёмных широко открытых глаз
Смятенье чувства вызвал у неё:
Больной и слабый, сильно похудевший
Он выглядел совсем не так, как раньше,
И больше ничего сказать не в силах был,
Но сердца женского особенность такая:
Страданий вид усугубит любовь.
Он снова погрузился в сон, она
Сидела рядом, слушая дыхание.
Когда отправилась Элейна всё же
В чудесном городе родню их навестить,
То припозднилась, и ворота,
Покрытые таинственным узором,
Закрыты на ночь. Иль рассвета ждать,
И по полям бродить как приведение,
Иль повернуть обратно к той пещере,
Где много дней, а так же и ночей
Страданья Ланселота облегчала,
Сама терпя не мало неудобств
Не только обстановки не привычной:
Как мать, смиренно нянчая младенца,
Обязанности также исполняла,
Которые не очень-то приятны,
А могут и в смущение ввести.
Особо тяжко было наблюдать
Горячий бред, типичный для больного.
По счастью рядом с ней отшельник был,
Её учил врачебному искусству:
Как применять лекарственные травы,
Ухаживать как надо за больным,
Смущение своё одолевая
Без всякого стыдливого румянца.
Элейной сладкой, другом и сестрой
Её звал рыцарь, даже огорчился,
Когда она собралась уезжать.
Не всякий рыцарь получал такую
Заботу женскую, когда
Меж жизнию и смертью находился.
Впервые в положении таком,
И в обществе как это, оказавшись,
Он тоже и неловкость, и стеснение
Испытывал, конечно, но здоровье
Подорвано ранением, оно
Как кандалами сковывало волю,
И вынуждало полностью отдаться
Тем обстоятельствам, в которые попал.
Болезнь бывает рыцарю полезна:
Склоняет к размышлениям о чести,
О клятвах, рыцарю необходимых,
О тех, которые не следует давать.
Лицо её, склонённое над ним,
Казалося виденьем не реальным,
Но даже в состоянии таком
Кровь, стынущую всё же, горячило.
Девицы образ одухотворённый,
С приветливой улыбкой на устах,
Взгляд ласковый, но вместе с тем тревожный
Отличное лекарство для того,
Кто образ жизни раньше вёл довольно грубый.
Итак, она в обратном направлении
Поехала, печально рассуждая:
«Мечты чем сладостнее, тем они глупее.
Меня не любит он, а это значит
Отсутствие любви мне равносильно смерти».
Надежда упорхнула словно птица,
Мелодия умолкла тихой песни,
Которая в апреле ранним утром
Ласкала слух. Девица среди ночи,
Которая и так полна печали,
Шептала про себя: «Мне без него не жить.
Умрёт он если – вместе с ним умру,
А не умрёт – я всё равно умру».
Сэр Ланселот последствия ранения
Преодолел, сел снова на коня.
И вот опять встречаются они
К взаимной радости обоих. Он сказал:
«Привычный образ жизни возлюбя,
К нему я возвратился снова».
Перед девицей он стоял вполне здоров,
И убедившись в том, что это так,
Она сказала: «Рада я, и даже
Ваш вид цветущий лучше, чем был прежде».
«Моё преображение чудесное
Сердечной вашей добротой произошло.
Действительно, навряд ли кто-то
Будь Принц он, или Лорд такую
Заботу от девицы получал».
Не в силах скрыть смущение своё,
Она краснела и молчала.
Ей Ланселот прогулку предложил
По буковой аллее, не предвидя,
О чём их состоится разговор.
Сказал он: «Время для общения
Сейчас вполне достаточно у нас».
Ответ её ему казался странным:
«Общение не будет ли последним?».
Сказал он ей: «Любое ваша слово
Всегда приятно слышать мне от вас».
Со всею страстью, рвущейся наружу
Она сказала: «Я же вас люблю,
А вы ко мне, похоже, равнодушны».
«Сестра, – ответил Ланселот, – что делать мне?
«Любить меня, – ответила она, –
Любить, как любят верную жену».
Ответил он ей «Милая Элейна,
Вступать в законный брак не рано ль вам?
А что касается меня,
Жениться я вообще не собираюсь».
«Тогда готова я любовницей вам быть,
Согласны если будете на это».
Ответил Ланселот ей: «Нет и нет.
Такое слышать – сердце замирает.
На вашу слабость и неосторожность
Поверьте, покуситься не могу.
Люблю вас только братскою любовью».
«Увы, - ответила она, – так значит
Не суждено мне рядом с вами быть.
Не слышать голос ваш мне никогда,
И вашего лица не видеть, значит
Хороших дней мне больше не видать».
«Нет, нет, девица благородная,
Свои внимательно послушайте вы чувства:
Любовь ли это, или вспышка страсти –
Естественна для юности она,
В другое время пусть другие чувства
Вас посетят, а с возрастом у вас
Прибудет красоты и обаяния.
Меня обязывает рыцаря судьба
Вести определённый образ жизни.
На многое готов я ради вас,
Но только не на то, о чём вы возмечтали.
Пока он говорил, её румянец
Сменился бледностью. Она
Чуть слышно прошептала: «Вот и всё.
Бессильна я тут что-то изменить».
И тут же удалилась в замок.
Потом был разговор с отцом открытый,
Не стала ничего таить: «Сэр Ланселот
Прогулку мне по Буковой аллее предложил.
К нему я там открыла свои чувства.
Отверг он вежливо признание моё.
Та вежливость казалась мне смертельной.
Теперь молиться буду за него,
Чтоб не испытывал он сам таких страданий».
Сэр Ланселот так рассуждает сам с собой:
«Я тоже что-то изменить бессилен».
Но в замок и ему зайти необходимо,
Вернуть свой щит, стараясь не встречаться
С девицею несчастной, и с другими,
Поскольку чувствовал нелепость
Всего, что с ним сейчас произошло.
Услышав ржанье во дворе коня,
Несостоявшийся любовник,
Отвергнувший признание в любви,
Покинул замок он через окно.
Ткань красную от шлема отцепил,
И ускакал, ни с кем не попрощавшись,
Впервые поступив столь неучтиво.
Щита пропажа вскоре обнаружилась.
Девица к ней спокойно отнеслась,
Тем более, что видела случайно
Картину столь поспешного отъезда,
И на приветствие обычное отца
Девица отвечала как обычно
Приветливо и вежливо, а братья
Сказали: «Мир душе твоей, сестра».
И им обычен был её ответ, однако,
Когда она осталася одна,
О смерти снова мысли посетили, так же
О местности о той воспоминания,
Где ивы столь густую тень дают,
А по ночам кричат печально совы.
И тут она невольно и сама
Издала стон протяжный и печальный.
А далее сама собой
Сложилась песня о любви и смерти,
Которую сама она и спела:
«Нас как вино любовь пьянит,
Не буду я её винить
За то, что может опьянить она до смерти.
Любовь бесценный божий дар,
Но может нанести удар,
И погубить, и умертвить ударом этим.
Да, как вино любовь сладка,
Пью до последнего глотка,
И ожидаю приближенье своей смерти.
В любви легка мне будет смерть,
Не устрашусь я умереть
Закончить все свои дела на этом свете».
Сложилась песня и пропета.
В день следующий, на рассвете
Поднялся ветер необычной силы,
Он стены замка сотрясал.
В тревоге пробудились братья и сказали:
«Как будто призрак поселился в доме,
Который завыванием своим
Нам напророчить может чью-то смерть.
Проведаем отца, проведаем сестру».
Как утверждали те, кто знали хорошо,
Вот что случилось далее с Элейной.
Когда отец и братья к ней явились,
Отец, лицо её увидя, произнёс:
«Не узнаю прекрасную Элейну».
Потом за руку её взял и утра доброго желает».
Она, задумавшись, ответила не сразу:
«Сегодня ночью, как ни странно,
Я словно возвратилась в детство.
Весёлая гуляла я по лесу,
Потом была река и лодка на воде.
Была накрыта лодка пелериной
С изображеньем тополиных листьев.
И вот уже сама я в этой лодке,
Потом её течение уносит,
До королевского дворца несёт.
Там лодка наконец остановилась,
Уткнувшись носом в берег, я сошла.
Сама себе сказала почему-то:
«Так наяву должно произойти».
Меня встречали и Король, и Королева,
А с ними королевский двор.
Там был и сэр Гавейн, который
Меня столь безуспешно домогался.
И был сэр Ланселот, которого
Столь безнадёжно возжелала я.
Сердитым мне казался сэр Гавейн,
А Ланселот в глубокой был печали.
Сочувствие мне выразил Король,
И с жалостью смотрела Королева,
И дамы все придворные её
Стремились будто бы меня утешить.
Мне стало на душе легко.
Так завершилось это путешествие».
«Дитя моё, – сказал отец,–
Мне кажется, ты не вполне здорова.
Такое откровение твоё
Как можно принимать вполне серьёзно?»
Порывы ветра стихли в это время,
Но восклицал Торейн ничуть не тише их:
«Он не понравился мне сразу,
Кого ты возжелала страстно.
Готов сразиться с ним на поединке,
И отомстить, коль будет мне удача,
За всё, что он принёс в наш дом!».
Сестра сказала деликатно:
«Брат любезный, сдержи свой гнев.
Сэр Ланселот не может быть виновен
В отсутствии ко мне любовных чувств.
Он слабостью моей воспользоваться мог бы,
Но поступил как благородный человек».
«Он благороден? – говорит отец, –
(Теперь и он повысил голос)
Нет, дочь, ошибочно его ты так назвала.
Не знаешь ты, что стало всем известно людям:
Любовь возникла между ним и Королевой.
Такой позор не смоешь никогда.
Так это благородство или низость?».
Элейна белокурая в ответ сказала:
«Отец мой добрый, пусть я не здорова,
Но клевета опаснее болезни,
Когда кто сами низкие душой
Стремятся вниз высоких опустить –
Легко нажить врагов тому, кто благороден,
А вот друзей труднее обрести.
Отец мой добрый, вы напрасно
Стараетесь в обратном убедить.
Бессильны рассужденья перед чувством.
Я более его люблю лишь только Бога.
И ничего нельзя тут изменить.
Вы лучше исповедайте меня,
Нуждаюсь в этом более всего.
Пусть исповедь очистит мою душу,
И надо написать прощальное письмо.
Тогда смогу спокойно умереть».
Порывы ветра стихли окончательно.
Лавейн с лицом окаменевшим
Спросил: «Письмо для Ласелота,
Для дорогого лорда моего?
Поговорить с ним сам я был бы рад».
Она иронии его не замечала.
«Не только Ланселоту, Королеве,
А так же всем, кто сможет прочитать».
Он записал, всё, что она желала.
Она сложила руки на груди,
Сказала: «Добрый мой отец, винить не надо
Меня вам за фантазии мои,
Сколь странными они бы ни казались.
Когда умру я, вы письмо вот это
Вложите в руку мне, сожмите мои пальцы,
Чтобы я мёртвая держала его крепко.
Когда совсем остыну я,
Кровать, в которой я умру
В любви несчастной к сэру Ланселоту,
Украсьте так, как дроги похоронные.
Достойно я должна явиться
Пред Королевой и двором.
Потом кровать со мной вы поместите в лодку,
Которую покрасьте в чёрный цвет,
Пустите по течению реки.
Река сама укажет верный путь.
Последняя моя прогулка будет
На лодке этой ко дворцу.
Там лодка остановится сама».
Всё высказав, она умолкла.
Отец её фантазии всерьёз не принял,
Счёл проявлением болезни.
Но утро кончилось. В одиннадцать часов
Вложил он всё-таки письмо
Ей в неживую уже руку,
И пальцы сжал ей, как она просила,
И горе поселилось в Астолате.
В день следующий, на рассвете,
Как только солнце приподнялось над землёй,
Два брата совершили скорбный путь,
Сопровождая дроги похоронные.
На лицах их такая ж тень печали,
Как тени первые у раннего рассвета.
А далее была река и лодка.
Тяжёлый шёлк ту лодку покрывал,
И в чёрный цвет покрашена она.
Кровать с сестрою в лодку поместили,
А так же и ларец тот самый, в коем
Она хранила то, что было ей отрадой.
Теперь он пуст. Ей лилию вложили в руку,
Так называли лилией при жизни
Её саму. Теперь она мертва.
Стояли молча братья, а потом сказали:
«Путь добрый, добрая сестра».
Поцеловали в лоб, сказали:
«Прощай навеки, сладкая сестра».
Не сдерживая слёз, укрыли покрывалом
До талии. В одной руке письмо,
А лилия в другой, и волосы её
С ней одинакового цвета.
Она как будто спит. Прекрасное лицо
Живым казалось, а не мёртвым.
Сэр Ланселот в тот день был во дворце,
Ему необходима Королева,
Но как бы страстно ни желал он встречи,
Зависит это от него лишь вполовину.
Расхаживал он нервно по дворцу,
Ловя завистливые взгляды
Оценивающие приз алмазный тот,
Который постоянно носит.
Не до завистников ему сейчас,
Одно желание владеет им:
Согласие высокой Королевы
Принять его сейчас без посторонних.
Готов он ей за это ноги целовать,
Хоть это было не в его привычках,
И пусть потом она потешится над ним.
Их встреча состоялась на балконе,
Увитом виноградною лозой,
И медлить Ланселот не стал.
Он в самом деле преклонил колени:
«Моя сеньора Леди Королева,
Источник радости и счастья для меня,
Которому готов служить своим оружьем,
И чьё оружие сильнее моего.
Я недостоин вас, как все другие,
Как не найдётся в мире ожерелья,
Способного достойно украшать
Изгибы вашей нежной шеи лебединой.
Ничто другое и никто другой
Не вынудят меня лить слёзы,
Одно лишь только недовольство ваше.
Прошу вас выслушать мои слова.
Ходили раньше слухи при дворе:
Не в меру вы мне дарите внимания,
И это несомненно правда.
Но в ход идут теперь другие слухи
О том, что замышляется измена,
Не та, какую совершает
С замужней женщиной мужчина холостой.
Такая ложь становиться опасной.
Пока он речь свою произносил,
Ощипывала нервно королева
Листочки с виноградной лозы,
Потом бросала их зачем-то
На стол, стоящий рядом с ней.
Когда он смолк, рвать листья перестала,
Сама заговорила возмущённо:
«Я доверяла вам, сэр Ланселот Озёрный,
Хотя я есть замужняя жена,
Но вы, страдая мукою сердечной,
Хранить мне вечно верность обещали.
Словам о верности я верила всегда,
Была я вам признательна за это.
А что теперь? Что значит этот приз,
Он от кого, столь дорогой подарок,
И как такое надо понимать?
Похоже, новое у вас есть увлечение.
Любитель вы охоты соколиной,
Другой себе источник вы нашли
На вкус который более приятен?
Ну что ж, готова я вас в этом поддержать,
Хотя могла бы и наоборот.
Лишить очередного удовольствия
Достаточно возможностей моих:
Жена Артура я и Королева,
Но не буду. О наших отношениях теперь
Одно осталось мне сказать: Аминь.
А на прощание готова я добавить
Свой жемчуг к жемчугу тому,
Который шлем однажды ваш украсил.
Пожертвую своё я ожерелье,
Которое по мнению по-вашему
Касаться моей шеи не достойно,
Другую пусть оно украсит шею,
И Божьей матери ещё я помолюсь,
Чтоб всё у вас сложилось превосходно.
Сказала всё с предельным раздражением,
Дав чувствам бурным вырваться наружу,
Не удержав горячий их порыв,
Хотя сама при этом пожелала
Чтоб оказалась не права она.
Не просто распрощаться ей с любовью
Её овладевшей в предыдущей жизни.
А между тем ощипанные листья
Теперь на реку вид не закрывали,
И можно было видеть на воде
Ту лодку с девою из Астолата.
Прекрасна дева и сейчас,
Как звёздное сиянье ночью.
Сквозь слёзы, затуманившие взор
Не видела ту лодку Королева,
Не до того ей было в это время.
А принимали лодку у причала,
Обложенного мраморными плитами
Два рыбака, которых лица
От тяжкого и долгого труда
Нельзя сказать: сияли благородством.
Их разговоры тоже примитивны.
- Что это значит? Королева фейри
Зачем-то нас решила посетить?
- А может быть за нею следом
Появиться Король из Фейриленд?
- Не медля надо доложить Артуру!
- Конечно, мы же помним предсказание:
Артур наш не умрёт, как мы с тобой.
Забрать его должны во Фейриленд.
Когда доклад Артуру состоялся,
Он сразу опоясался мечом, затем
Увидеть лично всё желая,
Идти собрался на причал, однако
В дверях столкнулся с сэром Персивалем,
И сэр Галахад рядом тоже был.
Тогда им поручил Артур
Девицу странную доставить с холл.
И сэр Гавейн им вызвался помочь.
Когда приказ Артура был исполнен,
Заметил он письмо в её руке.
Письмо он взял и стал читать:
«Высокий лорд, сэр Ланселот Озёрный,
К вам обращаюсь я, девица Астолата.
Мы с вами распрощались навсегда,
Но обращаюсь к вам с последней моей просьбой.
Любовь моя осталась без ответа,
Поэтому пришлось мне умереть.
И вот теперь прошу я вас,
А так же Леди Гвиневеру
Молиться о моей душе,
И схоронить меня как подобает».
Все, кто присутствовал при этом,
Не только дамы, лорды тоже,
Кто слушали такое завещание,
Не сдерживали слёз, и взгляды
Не отрывали от её лица
Прекрасного, каким при жизни было.
Конечно, Ланселот не мог смолчать:
«Мой лорд Артур, мой повелитель,
Из всех присутствующих здесь
Мне тяжелее всех узнать
Как довела любовь её до смерти.
Когда я был столь юным существом,
Я мог бы оценить такие чувства,
Которые ниспосланы нам свыше,
Понять мне легче было бы причины,
Ведущие к последствиям таким,
Но с возрастом меняемся мы все
И в зрелом возрасте конечно же у нас
Другие мысли и другие чувства.
Я честный рыцарь, это знают все.
С её отцом и братьями её
Я раньше был в хороших отношениях,
А с ней был честен, откровенен, но не груб,
Хотя и не сумел предотвратить
Последствия её любовной страсти».
Когда он смолк, сказала Королева:
(В душе её стих ветер штормовой)
«Высокий лорд, не думала я раньше
Как можно пораженье потерпеть
Нечаянно кого-то погубив».
Он вскинул голову, но тут же опустил.
Ответил он ей: «Королева,
Боюсь, что вы не верно поняли меня,
Считая, что наш брак мог стать счастливым.
Не мог он быть счастливым для меня,
А ей я объяснил: такая вспышка страсти
Для юности естественна вполне,
Но повзрослев, была б она счастливой,
Когда любовный жар с годами ослабеет?
Мне в положении, в котором оказался,
Не лучше ли поспешно удалиться
В заморские владения мои,
Которые достались по наследству,
Напрасных что бы избежать упрёков».
Когда умолк он, говорит Артур:
«Ты, рыцарь мой, как лучший среди лучших,
Сейчас мне созови наш Круглый Стол.
Нам похороны надо обсудить».
Артура повинуясь воле,
Он круглый стол немедленно созвал,
Но сам он оставался в стороне,
Пока другие обсуждали,
Как похороны лучше обустроить.
Ту музыку, которая должна
Звучать на похоронной церемонии,
Сама избрала Королева.
Когда все высказаны мнения
Сказал Артур: «Достойно пусть
Украшена её могила будет.
Мы на надгробии её
Изобразим щит Ланселота,
А так же лилию в её руке
И содержание письма,
Которое она в другой руке держала.
Надгробья цвет – небесная лазурь,
А буквы золотого цвета».
Умолк он. Лорды обсуждали
Как лучше это всё исполнить,
Кому и что конкретно поручить.
Лишь Ланселот остался в стороне.
Заговорила с Ланселотом Королева:
«Ошиблась я, прошу меня понять,
Не знала я историю любовную».
Он отвечает, голову склонив:
«Вот так любовь проклятьем обернулась».
Хотя и говорили тихо,
Услышал разговор Артур.
Теперь и он, чувств не сдержав, сказал:
«Ланселот, мой Ланселот, тебя
Я уважал как никого другого.
В баталиях мы многих были вместе,
И многих ты с копьём наперевес
Достойных рыцарей поверг и огорчил,
Но и жесток ты не был, не стремился
Противника сражённого добить.
Не только я, тебя все уважают,
Свидетель Бог тому, но вместе с тем,
И этому свидетель тоже Бог,
Тебя жалеют все, не понимая
Как можно при достоинствах таких
Прожить всю жизнь скитальцем одиноким,
Не породив, и даже не пытаясь
Наследников достойных породить,
Которые твою умножат славу.
Позволь простую вещь тебе напомнить:
От жалости короток путь к презренью.
Вот так вот рыцарь мой, сэр Ланселот Озёрный».
«Король мой, – Ланселот ответил,-
Пусть будет так, но я же честный рыцарь.
Девица Белокурая могла
Легко заставит сердце биться чаще
Любого рыцаря – моё молчало.
Как и она свободен я в любви.
Никто и никогда не вправе
Мой выбор делать за меня».
«Сейчас ты волен ,– говорит Король, –
Пускаться в рассужденья о свободе.
Но что ответишь ты пред Небесами?
Нелепую трагическую смерть
Свободой выбора и там ты объяснишь?
Я думаю такой ответ
Там прозвучит не очень убедительно».
Не отвечает Ланселот. Ушёл он молча.
Дворец покинув, вдоль ручья идёт.
К реке он вышел. У реки пещера.
Укрывшись в ней, он размышлял:
«Камыш у берега, но всё же
Сквозь заросли отсюда видно
Ту лодку, что сегодня приплыла.
С девицей вместе мой приплыл позор.
Но почему столь нежное создание
Своей любовью выбрала меня,
Когда я выгляжу довольно грубо?
А Королева, почему она
Всегда была ко мне столь благосклонна,
И ревность вспыхнула, хотя ничтожен повод?
Теперь она за Лилию молиться будет,
А кто молиться будет за меня?
Да, убывающей Луне
Теперь подобна вся моя былая слава.
Как воск свечи она сейчас растает.
Огонь упрёков мне не погасить,
Когда Король, который был всегда
Ко мне так благосклонен, обвиняет
Меня, а я не чувствую вины.
Я детство помню у Озёрной Леди.
Меня целуя, Леди мне желала
Чтоб я прославился не меньше, чем король
Напутствие такое, столь приятное
Звучало как церковный гимн.
И что теперь? Теперь свет славы
Тяжёлою сменился тьмой.
Пусть даже есть упрёкам основание,
Дополнятся упрёки клеветой.
Но это всё не так уж страшно мне.
Пусть будет так. Был светлым, стану тёмным.
Не страшно мне такое превращение.
Как падший ангел силу не утратит,
Сражаться я ещё не разучился.
Артур пусть обойдётся без меня.
А что же далее? Никто не знает это,
Как не сумеет разглядеть никто
С поверхности дно озера Озёрной Леди.
Надеюсь всё же, кто-нибудь когда-то
Помолится и о моей душе,
И Бог услышит, приговор смягчит.
Учтёт мой прежний светлый славный образ».
Так умер Ланселот духовно,
Но тело продолжало жить.
Здесь прозвучало Пендрагон. Звучит это как Главный Дракон. Отец Артура, Утер Пендрагон – Ужасный Дракон. Так это озвучено в переводах. Лоренц Гарднер в очень интересной работе «Царства Властителей Колец» приводит список Пендрагонов Британии. Из него видно, что иногда на смену одному приходил сын, внук, или родственник, но это не было традицией. Между правлением Пендрангонов есть значительные временные промежутки. Что можно сказать о этом? «Должность Пендрагона» не была однозначно наследственной, но тем более не была и выборной. Как мне кажется, такое устройство общества, сотканное из множества королевств, со своими королями, при всех своих внешних особенностях чем-то напоминает по своей внутренней сути совсем другое – древнегреческие священные союзы амфиктионии. Но это конечно моё личное мнение.
Пендрагоном становился тот, кого признавали Пендрагоном. Кстати, У Томаса Мелори есть глава о том, как Артур стал Римским Императором «Через доблесть своих рук».
Да ещё и предки его тоже были Римскими Императорами, за исключением Утера.
Звучит странно, непривычно? Но о этом тоже как-нибудь после.
Королевские идиллии. Книга 7
Святой Грааль
Грааль, как известно, изготовлен из камня, который во время восстания ангелов Архангел Михаил вырубил огненным мечом из короны Люцифера. Пока камнем владел Люцифер, он почему-то оставался непобедим.
В одном голливудском приключенческом фильме с уклоном в мистику Грааль оказался простой деревянной чашей плотника. В этом нет ошибки. Грааль – не предмет материального мира. Являясь людям, принимает любые внешние формы, не обязательно чаши. Ошибка в другом. Грааль увидеть могут многие, но к Граалю не смеет приблизиться недостойный.
У Теннисона ещё менее, чем у Мэлори, соблюдена «хронология», последовательность событий. Связь некоторых эпизодов неочевидна, некоторые поступки и высказывания героев малопонятны. Но это на наш современный взгляд.
Читатели Лорда Теннисона свою мифологическую историю знали достаточно хорошо. Не нуждались в дополнительных пояснениях.
Повествование здесь ведёт Сэр Персиваль. Возможно, он выбран автором не случайно. Хранителем Грааля был предок Персиваля Титурель.
- - - - - - - - - -
Премного доблести явив и на турнирах,
И в битвах на войне, Сэр Персиваль,
Которого прозвали Безупречный,
Оставив Камелот, в аббатство удалился.
Сменил он шлем на рясы капюшон,
И грохот битв на тихую молитву.
Остаток дней своих он здесь решил прожить.
Случилось так, один монах, который
Уважителен, любезен, любопытен
Во время отдыха случайного,
Когда вдвоём они апрельским утром
Под тисом старым от внезапной непогоды
Укрылись, а ветер ветви дерева качал,
И всё вокруг как будто в полумраке,
Монах по имени Амвросий,
Монашество он принял много лет назад,
С вопросом обратился к Персивалю:
«Любезный брат, уже полсотни лет,
Застигнутый обманчивой погодой,
Под деревом я этим укрываюсь.
С тобою вместе только первый раз.
Не ведаю о том, что происходит
За монастырской нашею оградой,
А ты к нам прибыл прямо от двора.
По-прежнему Артур гостеприимен,
По-прежнему щедр, смел и справедлив?
Те, кто питаются от Круглого стола
Всё с той же страстью служат нашей вере?»
Ответил рыцарь: «Более того.
Святой Грааль, видение чудесное,
Отвлёк нас от турниров благородных,
В которых бились мы за благосклонность дам,
Полученные раны не считая.
Со страстью большей, чем любая прежде
Мы пожелали Небесам служить».
Сказал ему монах: «Святой Грааль
Как многократно я желал увидеть,
Взор к небесам в молитве устремляя.
Возможно, ваше рыцарство — вот так же,
Которое конечно не безгрешно,
Желая к святости высокой приобщиться,
Усилием большим воображенья,
Как это было раз у нас в трапезной,
Фантом увидели за чашею с вином?»
«Нет, не фантом, – ответил Персиваль. –
Хотя, конечно же, у наших лордов
За ужином их чаши не пустуют,
Но день от ночи отличить способны,
Как и смертельное дыханье Мориган
От ароматов той земли, откуда
Святой Иосиф прибыл к нам Аримафейский,
Аббатство Гластонбери основавший
В день рождества первейшего из Лордов.
Недолго думая, решили мы тогда
Забыть полученные раны на турнирах,
А также и про чаши не святые.
На радость Небесам во время странствий
Зло побеждать или самим погибнуть».
Сказал монах: «Из старых книг я знаю:
Святой Иосиф был преклонных лет,
Помог ему построить Гластонбери
Язычник местный, Принц Арвирагус,
А для начала возвели часовню
На пустоши среди болот.
Но, то дела давно минувших дней,
А кто же первым в наши времена
Увидеть удостоился святыню?
Вот это мне хотелось бы узнать».
«Монахиня, – ответил Персиваль, –
Моя единокровная сестра,
Которая и с самых юных лет
К молитве страстной склонность проявляла,
Любви земной при этом сторонясь,
А также и невежества людского,
Всего, что грубо, глупо, примитивно.
Лишь то, что свято деву привлекало.
Молитвенно колени преклонив
Во время строгого поста,
Однажды получила откровение
О том, что ждёт Артура Круглый Стол:
Опасности, интриги и коварство.
Об отвращении опасности она
Ещё усерднее молилась в своей келье.
Её духовник, возраста столетнего,
На исповеди отпустив грехи,
Какие были совершенно незначительны,
Легенду рассказал ей о Граале,
О временах явления Господня,
И как Артур Стол Круглый утвердил.
Тогда, конечно, души были чище,
А грех, не дремля, существует. Потому,
Как и Христос, вновь должен нам явиться он;
Явлению Грааля состояться
Необходимо вновь, чтоб побудить
Со злом бороться с новой силой!
«Отец, – девица вопрошала, –
Зло победят молитвы и посты?»
«Нет, мало этого, – ответил он. –
Хотя душа должна быть чистою как снег,
Чтобы моления её, как мыслю я,
Достигли предназначенной им цели».
«В день следующий встречи попросив,
Вот что тогда она мне рассказала,
Когда глаза прекрасные её
Как будто излучали свет,
Которого я раньше в них не видел.
Она сказала: «Брат мой, Персиваль,
Любезный брат мой, видела Грааль.
В ночь позднюю меня вдруг будит звук,
На звук похож серебряного горна,
Не раз звучавший над окрестными холмами,
Но поняла я – не Артура горн,
Зовущий утром начинать охоту.
Скорее арфы звук какой-то необычный.
Но нет, сравненья невозможны, руки,
Какие не были б искусные, бессильны
Заставить инструменты так звучать
Тому подобно, как звучало в келье.
Дальнейшее сказать словами невозможно,
В столь сильном пребывала я волнении.
Явился луч серебряный и осветил
Предмет, укрытый палантином золотым,
И вот сердцебиение такое
Впервые испытала я тогда, когда
Со мною рядом был священный тот предмет.
Ещё усерднее молитвы прозвучали.
Брат мой, и рыцарям всем следует являть
Усердие в молитвах непрестанно,
Чтоб удостоившись видения такого,
Духовные недуги излечить.
Ты должен всем об этом рассказать».
«Пересказал монахини рассказ
Всем тем, кому я только мог,
И сам впоследствии молился и постился,
Надеясь в будущем когда-нибудь
Увидеть столь чудесное явление.
Когда однажды рыцарь наилучший
Галахад между нами появился,
Артур сказал: «Кто внешне так хорош,
Надеюсь, лучшим будет среди лучших».
И юношу он тут же посвятил.
Был принят в рыцарство Галахад, и тогда
Пересказал ему видение сестры.
Весьма он изумлён был, и, похоже,
Рассказу верил больше, чем я сам.
Известно нам – нет у него сестры и брата,
Зато такие сведенья и слухи
Однажды птицы нам нащебетали:
Он – Ланселота сын, которого
Зачал наш Ланселот во время странствий,
Хотя он странствовал совсем с другою целью,
И похотливым не был никогда.
Но дама сладкая отняла непорочность.
Она не только волосы умела расчесать,
Которые до пола ниспадали,
И заплести косу, и нитку вдев в иголку,
Наряды знатные пошить себе сама
Под цвет румянца на лице её,
Улыбка на котором лучезарна.
Увидев рыцаря такого пред собой
Сказала: «Подарок Небесами послан мне,
Он сердце заставляет биться чаще.
Любовь мою не сможет он отвергнуть,
Ответит он любовью на любовь.
Сумею привязать его к себе,
Не зря я обучалась при дворе
Магического Сити короля».
Огнём пылала страсть в её глазах.
Случилось, как она хотела.
О, брат, скажу теперь о наших чудесах.
Сидение одно у нас вакантным было.
На всех других – устроил Мерлин так,
Чтоб имя отпечаталось того,
Кому сиденье это предназначено.
Одно лишь оставалось безымянным,
Какое Мерлин «Гибельным» назвал:
Кто сядет на него, исчезнет без следа.
Так в подтвержденье слов его случилось
Когда один из нас, к большому сожалению,
Ошибку роковую совершил,
Рассеянность нечаянно явив.
Когда узнал Галахад Мерлина слова,
Воскликнул: «Место для меня!»
Когда той летней ночью пир состоялся наш,
Галахад восседал на Гибельном сиденье.
Теперь на нём сияло его имя.
Всё остальное было как обычно.
Вдруг слышится какой-то странный звук,
Как будто треснул потолок над холлом,
И ветра сильные порывы ощущались.
Гром дальний басом прозвучал, а после
Разлился свет, какого не бывает днём,
Но тот предмет, который появился,
Сиянье испускал намного ярче:
Святой Грааль, накрытый палантином,
И облако клубилося над ним.
Неспешно он по воздуху проплыл,
И рыцарям не надо пояснений,
Что именно предстало перед ними,
Такая сила ощущалась от него.
Светились умилением все лица,
Его сиянья отражённым светом.
Не скоро рыцари способность обрели
Произнести положенные клятвы.
Со всеми вместе клятв я не принёс,
Грааля сам не видел, потому что
В отъезде был, гостил я у сестры.
Грааль увидел я намного позже,
Когда готовился монашество принять,
Сестры своей примером вдохновлённый.
Другие поклялись, и среди них
Сэр добрый Борс, Галахад, Ланселот.
Как никогда те клятвы искренне звучали».
Монах тогда вопрос ему задал:
«А что сказал Король, произносивший клятву?»
«Отсутствовал Король, – ответил Персиваль. –
В тот самый день преследовал бандитов,
Устроивших убежище в пещере
И дерзко нарушающих закон.
Девица помощи просила против них.
Когда она явилась к нам в наш холл,
Причёска у неё была не в лучшем виде,
А одеяние со множеством прорех
Молочного когда-то цвета было,
Теперь же в пятнах цвета спелой ежевики.
Всё это оттого, что тайно
Похитили её, в неволе содержали,
Но удалось освободится всё же.
Туман её укрыл и непогода.
Тогда она явилась в Камелот
И гневно к справедливости взывала.
Девицу выслушав, Король воскликнул:
«Её защитником туман был, а не мы!»
Он тут же рыцарей повёл с собой немногих,
Достаточно вполне число их было,
Законный что б порядок навести.
Конечно же, тебе, брат мой, известен
Сакральный холл, который много лет назад
Воссоздал Мерлин в Камелоте для Артура.
Видны всем издали над башнями его
Сияньем золота украшенные шпили,
И парк вокруг – камыш по берегам ручья;
Неплохо всё устроил мудрый Мерлин.
Там статуи безмолвные стоят,
Но смысл весьма глубокий сохраняют:
Изображают тех, злодейством кто известны,
И воинов в сраженьях славных павших,
И тех, кто победителями были.
Там место есть для статуи Артура,
Но пустует. Так Мерлин говорил:
«Не следует спешить, пока по жизни
Его звезда полярная ведёт;
Потом пребудет статуя в короне,
И память, и восторг, и изумление
Достигнут мест и самых отдалённых,
Признают это даже и язычники,
Что был он наилучшим Королём».
Ах, брат. Ты знаешь сам значение
Собранья нашего для судеб всех земель.
Победные двенадцать битв Артура –
Трофеи их украсили наш холл.
Есть у Артура меч Экскалибур.
Оружие в восточных странах дальних
Не сыщется подобное ему,
Способное удары наносить
И отражать смертельные удары.
Кто удостоился владеть таким мечом,
Для добрых дел его употребить обязан,
Из всех путей достойный выбрать путь.
Когда вернулся в холл Король
Немало удивился он, увидев:
Сидение, отмеченное Мерлином,
Погибельным теперь быть перестало.
Тогда воссел он на своё сиденье,
Украшенное золотым драконом.
Изображения такие ж были
На снаряжении его и на венце,
Который красил внешность благородную.
Поскольку шумно в холле было,
А я к нему всех ближе находился,
(Я тоже возвратился в холл тогда),
Король сказал мне: «Персиваль,
Узнать желаю, что здесь происходит».
Я всё сказал подробно, начиная
С видения родной моей сестры.
Лицо его тогда печальным стало,
И в голосе я радость не услышал:
«Ждут впереди большие перемены:
Не мне на верность прозвучали клятвы».
Я должен был признаться: «Мой Король,
Со всеми вместе клятв я не принёс».
«Ах, вот как, и Грааля ты не видел?»
«Так получилось, света я не видел,
Который испускал Святой Предмет,
И потому я клятвы не давал,
Но, тем не менее, готов и я поклясться».
Он обратился к рыцарям другим.
Един от всех звучал ему ответ:
«Граалю клялись мы не пустословно!»
«Я понял вас, – сказал Артур. –
Теперь отправитесь вы странствовать по свету».
Тогда Галахад встал, подал свой голос,
Который прозвучал всех громче в холле:
«Когда я видел, Сир Артур, Святой Грааль,
Услышал голос, исходящий от него.
Назвал он имя моё дважды:
«Галахад, о Галахад!» -
Он за собой меня позвал!»
Сказал Король: «Галахад, ах Галахад,
Явившийся сюда совсем недавно…
Рассказ монахини святой,
Вам в пересказе не святого Персиваля,
И то, что здесь произошло, и ваши клятвы
Ломают Ордер, утверждённый мной,
И я теперь вам не авторитет, -
(Он посмотрел на рыцарей сурово)
Хотя здесь много клятв от вас я слышал разных.
Эй, Ланселот, для всех ты был примером,
Ты не Галахад, и не Персиваль.
(«Зачем Король меня вторым
Вслед за Галахадом назвал?»)
Теперь опять ты подавал пример,
Произнося вот здесь другую клятву?»
«Нет, нет», – поспешно Ланселот ответил.
«Но сам конечно ты поклялся,
Других при этом не предостерёг.
Не надо быть особо прозорливым,
Гадая, как поступите вы далее.
Двенадцать битв мы выиграли победно.
Теперь пьянить вас будет зов Грааля
Не хуже, чем напиток «Лошадь белая».
Поддавшись страсти, вязкой как трясина,
Отправитесь скитаться вы по свету
И в ближних, и в далёких странах.
Не многие в скитаньях живы будут,
И, уцелев, воротятся назад.
Ну, и совсем немногие из вас
Достичь сумеют столь неясной цели.
Пусть не пророк я, я не предсказатель,
День завтрашний туманен для меня,
И всё, что остаётся мне сейчас:
Желать удачи всем, ведущим Поиск;
Одно вам, рыцари, скажу определённо:
В единстве пребывала наша сила –
Оно разрушено, к большому сожаленью,
Прощальным наш сегодня будет пир».
Потом, когда с восходом солнца
Турнир у нас прощальный состоялся,
Все рыцари Артура в нём
Как никогда сломали много копий.
Такого зрелища не видел Камелот
Во времена правления Артура,
И как обычаем старинным повелось,
Кричали зрители, тем самым выражая
Свои симпатии, и лучшими тогда
Галахада назвали и меня.
И снова был рассвет очередной.
Ты знаешь, Камелот построен
Ещё при наших старых королях,
Познал и неприятности, и славу,
А к ней пришлось идти
Неровною и трудною дорогой.
Намного проще всё бывает на турнирах,
Хотя за благосклонность леди,
Следящей за турниром с галереи,
Приходится здоровьем рисковать.
Но если чистить мир от тёмной силы,
Никто тебе не кинет вслед цветы.
Без праздных зрителей такое происходит.
Не так-то просто усмирять драконов
Реальных, а не тех, что на щитах
Подобно львам и прочему зверью
Изобразят, чтоб узнанными быть.
Потом поэт прославит твой успех,
Или тебя помянет скорбной песней.
Печален наш Король, как никогда:
Себе избрали разные дороги
С одною целью рыцари его,
И даже Ланселот покинул Королеву.
Уехал прочь, подальше от соблазнов,
А также и от службы Королю.
Обратного пути искать не пожелал.
Тогда и я, в турнирах проявлявший доблесть,
Копьём немало славных рыцарей сразив,
По зову сердца своего решил:
Покуда голубеют небеса,
Пока земля растит зелёную траву,
Горячей остаётся моя кровь,
Стремиться буду к свету я Грааля.
Прощанье с Королём прошло не просто.
Его печаль передалась и мне.
Моё убавилось при этом вдохновение.
В путь отправляясь, совершенно неизвестный,
Доверился тогда коню.
Пусть сам он выбирает нам дорогу,
Хотя бы и опасную смертельно.
Сам в размышленьях пребывая, вдруг
Увидел я, куда привёл меня мой Поиск:
Песчаная пустыня предо мной,
А на её иссохшей почве
Произрастает лишь один чертополох.
Когда продолжил путь, томимый жаждой,
Вдруг вижу пред собой ручей,
И яблони со зрелыми плодами
По берегам его растут.
«Оазис это», – так подумал я,
Возможно утолить и жажду здесь, и голод.
Но только я хотел припасть к воде,
Но только потянулся я к плодам,
Туманным облаком растаяло видение.
Иссох ручей, и яблонь нет с плодами.
Вокруг по-прежнему я вижу лишь песок,
Растёт на нём один чертополох.
Продолжил путь. Вдруг вижу дом.
Открыта дверь, и женщина у двери
Прядёт спокойно, сидя, свою пряжу.
Увидела меня, оставив рукоделье,
В дом пригласила, обещала отдых,
Какой приятен будет у неё.
Я как дитя наивное поверил
В реальность новоявленных видений,
Но снова облако упало на меня,
Нет никого, и снова я один.
Продолжил путь, а всё сильнее жажда.
Вдруг вижу я возделанное поле,
Поля вокруг пригодны для турниров.
Противника я вижу пред собой.
Хотя клонились солнце уж к закату,
Эмблему разглядел его щита.
Сказал я: «На закате солнца
Нельзя нам биться». Он ответил: «Можно,
Пока друг друга различим в его лучах».
Не мог я отказать ему тогда,
Лишь попросил: «Открой мне своё имя».
Просил напрасно. Он мне обещал
Открыть его лишь после пораженья,
Какое от него я претерплю.
Оружие своё я тщательно готовил.
Лорд с виду был отважен и силён,
Но только устремились друг на друга,
Опять как будто облако упало.
Вокруг опять растёт чертополох.
Когда я снова свой продолжил путь,
Вдруг вижу город на холме высоком,
И на высоких башнях вижу шпили,
С которыми равняться красотой
Немногие другие бы смогли.
С почётом встретили у городских ворот:
«Добро пожаловать, Сэр Персиваль,
Ты наилучший самый из мужчин!»
Приятно слышать возгласы такие,
И я спросил: «Кого я встречу здесь?
Надеюсь, тех, кто помощь подадут
Мне в поисках Священного Грааля?»
«Конечно, – возгласы звучали, –
Рассчитывай вполне на нашу помощь!»
Один почтенный старец мне сказал:
«Я укажу тебе вернейший путь».
Но только въехал я в ворота городские,
Руины я увидел, а не город.
Рассеялось виденье словно дым.
Я от того холма спустился вниз, в долину.
Горячность чувств понизилась во мне.
Часовня там, в ней обитал отшельник.
Ему видения свои я рассказал.
Конечно, не безмолвен он остался.
Вот так со мною он заговорил.
«Сын мой, смиренье проявлять
Не так-то просто, силой обладая.
Особо тем, рожденьем кто высок.
Тот путь, прошёл который я,
Тебе сейчас пока что не доступен.
Все озарения мои, какие были –
Они тебя пока что не коснулись.
Вот в чём твой вижу главный грех:
Галахаду подобен быть желаешь.
Но, сын мой, как и фазы у Луны,
Достоинства людей всегда различны.
Какой ты есть, таким и дальше будешь».
Как только это произнёс отшельник,
Как будто в подтвержденье его слов
Галахад у часовни появился
В сияющих доспехах и с копьём,
Которое у двери он оставил.
Когда входил, колокола звучали –
Обедню было время совершать.
Конечно, слышал наш он разговор,
И заявил: «Да, я, как видите, Галахад.
Случайно оказался здесь.
Грааль Священный в путь меня позвал.
Его я удосужился увидеть,
И новорожденным ребёнком
Тогда почувствовал себя:
Как мало познан мною этот мир.
Душа моя стремится к совершенству.
И день за днём, и ночь за ночью
Одна лишь страсть – очиститься от скверны.
Немало сделал на своём пути.
Языческие орды даже
Не в состояньи были путь прервать.
Но, может быть, сейчас настало время
Вернуться мне в сакральный город тот,
Где королевская корона
Не прочно держится в отсутствии меня».
Пока высказывал он это,
Мне пристально смотрел в глаза.
Звучали искренне его слова.
Клонился день к закату, тем не менее
Нам путь дальнейший надо продолжать.
Легла пред нами горная дорога,
И вдруг подул холодный зимний ветер,
Который становился всё сильнее.
Дыханье смерти чувствовалось в нём.
Доспех теперь блестел лишь в вспышках молний,
И запах появился необычный.
Воняло будто бы болотной тиной
Или гниющей плотью мертвецов.
Нам зрение так мало помогало,
Что мы соединили наши руки,
Так по заветам древних королей:
Любые тяготы, любые испытания
Не так страшны, когда их делят с другом;
Как свяжут берега мосты,
Так воды бурные не станут тем преградой
Совместной цели кто достичь стремится.
Надёжнее Галахада опоры,
Пожалуй, невозможно отыскать.
Я приободрился. Во время вспышек молний
Всё ярче серебром блестели
Доспехи наши, а в раскатах грома
Хотел расслышать голоса небес,
И может быть Священного Сосуда
Видение увидеть в этой мгле.
Но нет, другая появляется надежда.
Бывает так, что прибивает лодку
Во время шторма к берегу нежданно.
Шторм стих внезапно, как и начинался.
Путь свой продолжил снова в одиночестве,
На этой лодке, может быть, достичь
Удастся мне желанный самый берег,
А там, на этом берегу,
Поскольку лодка появилась не случайно,
Находится сакральный город,
Где на хранении Святой Грааль?
Надежды оказались преждевременны.
Принёс меня морской прибой
Туда, где был вполне обычен берег,
Там туже самую часовню
Нашёл я вскоре, а потом
В молитвах я и в размышленьях
Решил: в часовню мне открыта дверь,
Другие двери для меня закрыты.
Решил поворотить коня:
Довольно насмотрелся я фантомов,
Сражаться за Артура – вот реальность».
«О, брат, – сказал монах Амвросий, –
Познал я истину из древних книг,
Которых прочитал не мало
О том, что поиски Грааля
Доступны будут не для всех.
Такая страсть не хуже омута
Незрелый ум способна затянуть,
Но только вот в полёте ласточку
Не просто за крыло поймать
И даже изловить в гнезде не просто.
Ты не прими, брат мой, за болтовню
Суждения мои такие эти.
Я воспринял их вовсе не младенцем
Под пенье колыбельной песни,
Которою баюкали меня.
Поскольку мы с тобою не на рынке,
Где можно поболтать о пустяках,
Скажу тебе предельно откровенно,
Порадуйся: коварные фантомы
Не только тело, душу погубить способны.
Твой Поиск мог закончиться плачевно.
Ты лучше расскажи мне – Сэр Галахад,
Кого он встретил на своём пути?».
Сэр Персиваль ответил так:
«Надеюсь, брат, не будешь упрекать
Меня ты за общения с фантомами,
Когда я клятвы всё же не нарушил?
В густой траве, под сенью лопухов
Скрываться может безобидная улитка,
А может ядовитая змея.
Не скажут зря: как фазы у Луны
Меняется всё в жизни постоянно.
Не так-то просто различить добро и зло,
Не встретив их реальную природу,
Не побывав ни разу между них.
Вот так же в незнакомом замке
Не ведаешь, войдя в него впервые,
Принцессу встретишь милую иль ведьму.
Я вот о чём подумал: отчий холл,
Как он бы не был скромен с виду,
Волнует душу, сердце бьётся чаще.
Но сердце бьётся чаще и тогда,
Когда воспоминанья о девице,
С какой однажды встретился случайно,
С которою ни раз не целовался
И клятвенно ничто не обещал,
Нахлынут снова, как их не гони,
Рубцы всё новые на сердце оставляя.
Об этом ничего она не знала
И слёз по мне она не пролила.
Но вот однажды утром, на рассвете
Я снова очутился как раз там,
Где, как обычно, во своём саду
Она тогда прогулку совершала.
Сам не могу понять, случайно или нет
Во время странствий там я оказался,
Когда решился: Рыцарь я Артура,
Окончу Поиск, возвращусь к нему.
Но вместо этого я повстречал её.
Желая поцелуев и объятий,
Я тайных отношений не искал.
Прилюдно преклонив пред ней колени,
Всё высказал подробно, так, как смог:
«Послушайте внимательно меня.
Один из лучших рыцарей Артура,
Которого не раз другие леди
Улыбкой благосклонной одаряли,
Теперь вот эту леди умоляет
Позволить стать покорным ей слугой
И увести в Артура королевство».
О, брат, коротким был ответ:
«Галахад, Поиск свой ведя, здесь побывал.
Теперь не хочет на других она смотреть».
Сказал монах: «Мы в святочный мороз
И малому огню бываем рады.
Порою малый добрый знак Небес
Унять способен сильную тревогу.
А также, дружеская помощь
Не важно, делом иль советом
Сумеет отвратить беду, однако
Бывает, к сожалению, обратное,
Когда надейся только на себя.
Как в огороде собственном сорняк
Ты выполоть всегда обязан лично,
Проблему личную сердечную решить
Изъятьем из души сумеешь только сам,
Иль жить с ней будешь до скончанья дней.
Не знаю, брат мой, по какой причине
Наш скромный монастырь ты предпочёл другим,
А, впрочем, одинаково строги уставы
И в малых, и в больших монастырях.
Но келья всё ж не камера тюремная,
А главное – не зол ты на судьбу.
Ну, а теперь не мог бы ты поведать
О приключеньях рыцарей других?»
Ответил Персиваль: «Поведаю охотно.
Однажды ночью сбился я с пути, и вдруг
Знак пеликана вижу в лунном свете.
Сэр добрый Борс мне встретился случайно.
Я спешился и с ним заговорил,
Его спросил о сэре Ланселоте.
Сэр добрый Борс вот так ответил мне:
«Не так давно мы повстречались с ним.
Мне показалось, выглядел он странно,
Как будто был он не вполне здоров.
Его спросил я: «Поиск твой успешен?
Он дальше поскакал, ответив лишь:
«Мой путь – путь льва, а ты мне не мешай».
Сэр добрый Борс был явно опечален
Таким ответом странным Ланселота,
Тем более, что с ним они родня.
Сэр добрый Борс сам выглядел уставшим,
Но он в себе разочарован не был,
При этом очень просто рассуждая:
Раз сам Сэр Ланселот пока что
При всей своей не малой мощи,
Как видно, в поиске успеха не достиг,
Тогда, возможно, и ему придётся
Последовать другой небесной воле:
Не о Граале, о своей душе
Заботиться, смиренно вознося
Молитвы в церкви, свой оставив Поиск?
Тем более, что странным приключеньем
Сэр добрый Борс немало озадачен.
Во время странствий кровь не проливал
Свою, а также и чужую,
И происшествий не было таких,
Которые могли добавить славы.
Но вот однажды видит он скалу,
В её пещерах обитают люди,
Жилища там устроили свои.
Представился он им, как полагалось:
Он, рыцарь Круглого Стола,
На поиски Священного Грааля
Отправился, как должно по обету.
В ответ ему ответили, смеясь,
Что поиск он ведёт совсем не там.
Здесь не найдёт ни почестей, ни славы,
Какие ранее снискал себе в сраженьях,
Кровь проливая и чужую, и свою.
Вполне простой народ здесь обитает,
И не с кем поразвлечься в поединке,
Хотя от власти тёмных сил
Порою тоже им нужна защита,
Но увлечённым поискам Грааля
Конечно, дела нет сейчас до них.
Приветливо с ним всё же обошлись,
С дороги пригласили отдохнуть.
Хорош был ужин, хороши напитки.
Заботу проявили о коне.
Вопросы задавали об Артуре,
О нашем братстве Круглого Стола,
А после на ночлег определили,
Который, кстати, был весьма удобен,
Хотя постель стелили на камнях.
Но вот что дальше. Будит странный звук
Его средь ночи. Толь раскаты грома,
Иль колокольный звон не в меру громкий.
Нет никого вокруг, одни лишь камни.
Такое с ним случилось приключение.
Подумал он: не лучше ли вернуться».
Сказал монах: «Теперь припоминаю,
Знак пеликана, смысл его глубокий.
Досадное случилось приключенье
С тем, кто не только мощью знаменит,
Но поведением достойным и разумным
И на войне, и в мире, потому
Рассчитывать везде он может
На самый лучший дружеский приём.
Но небеса порой скрывают тучи,
И света луч не виден из-за них,
А без него найдёшь ли верную дорогу?
Нет, не напрасно вам Артур
Про поиски нехорошо пророчил».
Ответил Персиваль: «Скажу правдиво,
Не так упорен я, как Ланселот.
Когда я возвратился к Королю,
И многие к нему вернулись тоже,
Конь еле брёл мой, спотыкаясь.
Вот если образно сказать,
Не только я, он тоже был печален,
Как потерявший рог единорог.
Как будто после встречи с василиском,
Дыханья ядовитого отведав,
Не в лучшем здравии вернулись мы в наш холл.
Когда Артур собрал нас в тронном зале,
В том самом, где, прощаясь с нами,
На Поиск нас он провожал,
Смущенье наше наблюдая,
Нисколько этому не удивился.
Сказал: «Конечно, я не прорицатель,
Но кое-что предвидеть смог.
Дивлюсь на вас, ушедших в Поиск.
Как брод чрез водную преграду –
Найти его и перейти,
Тут рыцарских достоинств мало,
Вы зря надеялись на них,
Тем более забыли вы: пока что
Не плесенью покрылись те слова,
Которые нам Мерлин мудрый говорил:
«Святой Иосиф в Гластонбери
Доставил нам Святую Чашу»,
А вы искали её где?»
Я промолчал. Идущие от сердца
Слова не в силах вымолвить уста.
Стоял со мною рядом Сэр Гавейн.
Ему достался следующий вопрос:
«Гавейн, как проходил твой Поиск?».
Сказал Гавейн: «Не так, как мне хотелось.
Желал я повстречать в пути
Людей, кто мудры и безгрешны, с ними
Вести беседы о спасении души,
Но вдруг увидел я на поле павильон,
Покрытый шёлком. В павильоне
Весёлые девицы обитали.
Радушно встретив, не желали отпустить.
Неплохо проводил я с ними время,
Мне год там показался днём одним.
Теперь, конечно, я раскаиваюсь в этом».
«Его выслушивать, как видно было,
Не выказал желания Артур.
Со мной тогда стояли рядом
Сэр добрый Борс, сэр Ланселот.
На них взгляд обратил Король.
«Эй, Борс, правдивостью известный,
Вот ты скажи мне откровенно,
Как Поиск твой Грааля проходил».
«Никак». Ответил тот, и, как ни странно,
Увидел слёзы я в его глазах.
Остался не опрошен Ланселот.
Известно всем: и шторм не остановит
Того, кто сам подобен шторму.
Нет оснований никаким сомненьям,
Что в Поиске готов он был
Добраться и до Ханаана.
Спросил его Король: «Друг мой,
Из Поиска хотя бы ты
Извлёк себе какую пользу?»
Тяжёлый вздох звучал в ответ.
Ему же с мыслями собраться надо.
При этом взгляд его казался мне
Каким-то не вполне нормальным.
Но вот сказал он: «Мой Король, как счастлив я –
Меня ты называешь другом.
В ответ грех быть свиньёй неблагодарной,
Чьё поведенье кажется нам странным.
Но та, валяясь по канавам,
Тем самым утоляет шкурный зуд.
Вот так и рыцарю, кто исполняет клятвы
Во искупление грехов своих,
Отвагу, смелость проявляя,
Капризничать брезгливо не пристало,
Терпя в скитаньях массу неудобств.
Куда важнее не впадать в тщеславие,
Неистовству не дать себя увлечь.
Важнее чувствами владеть, чем телом.
Во время странствий был я одинок,
И не нуждался я ни в чьей поддержке.
Труднее становился путь, но я терпел,
Хотя, конечно, беспокойство нарастало,
О том, что рыцарская мощь
В скитаньях постепенно убывала.
Усталость сделала заметно тяжелее
Мой меч, моё копьё. Вдруг вижу берег моря.
Пустынен берег, а на нём утёс.
Подул вдруг ветер, сильные порывы
Заставили глаза мои слезиться.
Поверхность моря вспенилась как пиво.
Утёс казался мне при вспышках молний
Холмом могильным – не простой скалой.
А как же мне продолжить путь, когда,
Нахмурившись, темнели небеса,
И рёв стоял, как грохот водопада,
Но не река, а море предо мной.
У берега вдруг вижу лодку я, она
Качаясь на волнах, к себе манила.
Пусть голос разума мне сразу подсказал:
Сейчас, как никогда, ты близок к смерти,
Но я решился: в море пусть потонут
Грехи мои. Я лодку отвязал.
Семь дней над мрачною пучиной
Меня носило. Плеск волны,
Луна и звёзды – вот все развлечения.
А на седьмую ночь стал слышен шум прибоя,
И вижу башни. Понял я – Карбонек,
Прекрасный замок на скале стоит.
Он величав, не хуже, чем скала.
Высокая волна подхватывает лодку,
И вот я с ней уже на берегу.
Мне полная Луна достаточно светила.
Вот вижу я портал в скале,
И лестницу, к нему ведущую,
Двух львов, которые портал оберегают.
Я перед тем, как подниматься по ступеням,
Конечно, обнажил свой меч.
И львов зашевелились гривы,
На лапы задние приподнялись,
Загородив проход, и голос прозвучал:
«Вперёд ни шагу. Порвёт тебя зверьё в куски».
Пришлось мечом прокладывать проход,
В котором не мои куски лежать остались.
Когда вошёл я в холл, звон колокольный слышал.
Холл пуст, нет ни одной скамьи и нет стола,
Но рыцарей щиты там украшали стены.
Свет лунный из открытого балкона
Их освещал достаточно вполне.
Звон стих. Тогда с высокой башни
Мне песня слышится, как будто
Её оттуда жаворонок пел.
Прислушался – да, жаворонок это.
Тогда на самый верх я подниматься стал.
Ступеней оказалась ровно тысяча.
Достиг я дверь, сквозь щель бил яркий свет.
Раздался голос: «Радуйся.
Святая Чаша рядом здесь с тобой».
В безумии я дёрнул дверь, войти пытаясь.
Свет ослепил меня и жёг так сильно,
Как будто я упал в кузнечный горн.
Почти слепой, жестоко обожженный,
Почти что я сознанье потерял.
Вот так приветствовал меня Святой Грааль.
Не так всё было, как тогда, когда
Явился нам, покрытый пышным шёлком.
Ну, что же тут сказать. Для тех, кто грешен,
И встреча с ангелом приятна не всегда».
Рассказ закончив, Ланселот ушёл.
И в холле тишина, пока Гавейн –
Нет, брат, я не могу сказать
О нём каких-то слов не добрых,
Хотя ведёт себя порой он странно –
Молчание нарушил и сказал:
«Не повод Королю для огорчений,
То, что Гавейн успеха не достиг,
Ведь это не в сраженье пораженье.
И даже Персиваль вёл Поиск неудачно.
Зато сестра его, не отправляясь в поиск,
Увидела Грааль – так значит надо.
А нам теперь возможность есть прекрасная,
Учтя наш не вполне успешный опыт,
Жизнь новую как новый день, начать.
А чтоб не слепнуть новым днём, как филин,
Не быть глухими к голосам небес,
То с этих пор смиренные молитвы
С восторгом небу большим возносить».
«Глухими, – говорит Король, –
Быть очень просто, голоса не слушать,
Который предвещает неудачи,
Пусть даже с неба голос прозвучит,
Но правду слушать нет у нас желанья,
Когда она не очень-то приятна.
Намного проще слышать голоса,
Какими всех нас воспевают барды.
Струна любая, если постараться,
Любой звук музыкальный издаёт,
Но мы-то сами знаем о себе,
Чего все мы на самом деле стоим».
«Мне кажется, – сказал Гавейн, –
Не прав был всё же Ланселот,
Равняя несоизмеримое:
Тех рыцарей, которые в бою
За дело правое отдали свои жизни,
И тех, кто подрывает рылом корни,
И губит так созвездия цветов».
«Где научились рыцари мои
Вести речь складно будто бы пророки?
Когда на Поиск проводил я вас,
Без ваших я подсказок обошёлся.
Пока бродили вы по диким дебрям,
Я мыслию нигде не заблудился.
Распался Орден, и теперь единство
Не просто будет нам восстановить.
Во время продолжительных скитаний,
Какие совершали в одиночестве,
Заботились вы каждый о себе.
Теперь придётся вашим воспитанием
Мне озаботиться серьёзно.
Напомнить: не для украшения
На голове моей вот эта вот корона».
«Но если мудр по-прежнему Король,
Тогда и мы не разучились мыслить.
Мы, клятвы новые однажды принеся,
О прежних никогда не забывали.
Вот так же, как у нас мечи
Прошли добротную закалку
После того, как их сковали,
Вот так же души наши тоже
Большую твёрдость обрели в скитаньях.
Готовы снова мы служить
Опорой верной Королю,
А вере нашей ещё лучше.
Скажу предельно откровенно,
Пусть провалили мы экзамен,
Свидетель Бог: мы будем строже
Оценивать самих себя,
Готовясь к новым испытаниям.
Ты вскоре убедишься в этом сам».
«Довольно, – говорит Король, –
Что толку мне от этих откровений».
- - - - - - - - - -
Как утверждал Менелик II, император Эфиопии (годы правления 1889 – 1909), народ защищается не только оружием, но и своими книгами. Возможно, на эту мысль его навели англичане, которые во время Англо-Эфиопской войны (1867-1869 гг.) «приватизировали» древние эфиопские рукописи. Но не все. Выиграв решающее сражение, англичане вынуждены были эвакуировать войска из Эфиопии.
Сами англичане мыслили шире: лучшая защита – нападение.
Тут вспоминается один из персонажей Стивенсона: «Я двадцать лет плаваю по морям, но никогда не видел, чтобы добродетель принесла человеку хоть какую-то пользу. Прав тот, кто ударит первым».
Тем не менее, кому охота выглядеть плохими парнями. Всякую экспансию надо как-то оправдать. Для этого, как нельзя лучше, пригодилась Артуриана, согласно которой Король Артур, победив Луция, став «императором через доблесть своих рук», учредил в городах Римской империи свои новые порядки. Но это как бы светская составляющая. Требовалась ещё и духовная, религиозная. Как нельзя лучше, в Артуриану вписались легенды о Святом Граале от Иосифа Аримафейского до Галахада, потомка Иосифа в десятом колене. Таким образом, появляется не только право, но как бы обязанность создания новой всемирной истинно христианской империи.
Так грамотно литературно обработанная и вовремя «раскрученная» легенда способна оказать значительное влияние на судьбу нации, а через это и на судьбы всего человечества.