Ланселот и Элейна
Повествование это очень грустное. Мне кажется, здесь даже стиль Теннисона изменился. Вот он пример того, как личностные отношения способны неожиданным и роковым образом повлиять на очень многое. Такой поворот сюжета смог бы предсказать Мерлин? Кстати, ещё о Мерлине. Мерлин сделал удивительные пророчества, известные всей средневековой Европе, но почти полностью забытые сейчас. Цитировать не буду. Хотя бы потому, что в том издании, которое у меня на руках, содержится грозное предупреждение о нарушении «авторских прав». В данном случае не вполне понятно о чьих конкретно правах речь? (Если Мерлина, то дело серьёзно…). Все попытки расшифровать пророчества, исходя из познаний средневековой символики и геральдики, могут ли быть успешны? Позволю себе уклониться от темы, и дать пояснение.
Итак. Рассказ, автор Карел Чапек. «Поэт». Около полувека назад я видел видео сюжет, снятый по этому рассказу. Он отличен от авторского текста, но перескажу его, так проще.
Поздним вечером, на безлюдной улице автомобиль сбил женщину. Водитель позорно скрылся с места ДТП. Единственный свидетель – местный поэт, настолько пьяный, что допрос пришлось отложить на утро. Утром поэт ничего не мог вспомнить, тем не менее, ночью сочинил стихи, вполне похожие на пьяный бред. Но последние слова такие: «О шея лебедя, о грудь, о барабан, и эти палочки». Догадливые полицейские после некоторых размышлений смогли определить цифры номера: 230 11. О чём речь? Полицейские и поэт были современниками, сумели провести «дешифровку», а если речь о той литературе, которая отделена от нас столетиями, верно ли и всеми она была понята и раньше, а тем более в современную «эпоху гаджетов?». А вдруг, то, что нам кажется фантастикой, на самом деле вполне конкретная информация? Вот только расшифровать её не так-то просто, как «переключиться» со своего уровня мышления на уровень автора? Об этом речь как-нибудь после…
Кстати. Однажды появившееся на сайте предупреждение о «преследовании по закону…» прошу воспринимать не более чем дань современным традициям. Я сам от таких словосочетаний чувствую себя неуютно.
- - - - - - - - -
Элейна Белокурая,
Дева Прекрасная из Астолата,
(За красоту её прозвали Лилия)
Хранила тайно верность Ланселоту.
Забрезжит только утра слабый свет,
Чуть замок освещающий с востока,
Достаточен и он для пробуждения
Когда сон беспокоен и тревожен,
Себя в порядок привела она,
И волосы шнурком собрала.
Ларец, покрытый шёлком достаёт,
Прекрасен вид его, и потому
Не для посуды оловянной предназначен.
Как шкура рыси у него расцветка,
И содержимое достойно интереса.
Она его смотрела каждый день
Внимательно, от всех уединившись,
Старательно секрет оберегая,
Его смотрела с детским любопытством,
Воспоминаньям предаваясь ей приятным,
Но с лёгкою тревогой рассуждая,
Что было бы, когда б удар копья,
И взмах стремительный меча
Последствия имели бы другие
При Камелоте, Карлионе и Карлайне?
Но слава Богу! Всё случилось так,
А не иначе. Противники повержены.
Тревоги прежние остались позади.
Коротким очень было их знакомство,
Но всё-таки её избрал он дамой сердца,
Участие в турнире принимая
Очередном, устроенном Артуром,
Надеясь выиграть самый ценный приз.
Однажды странствовал Артур,
Ещё до обретения короны,
По землям королевства Лионесского.
Петляя между каровых озёр,
Вела дорога в горное ущелье,
Где камни тёмные и мрачные на вид.
Молва дурная шла о месте этом.
Сражались здесь родные братья двое,
Стремясь друг друга насмерть поразить
В борьбе за королевскую корону,
И проклятым считалось это место,
Где кости человечии лежат,
Оставлены они без погребенья.
Увидели случайно под утёсом
Скелет и череп, и корону,
Вид у неё по-прежнему парадный,
Как раньше, не на мёртвом, на живом.
Блестит она, как и вода ручья,
Который протекает по ущелью,
И слышится в журчании его:
«Смотри, какой бывает участь короля…».
Впоследствии, когда Артур в короне
Являлся рыцарям своим,
Он говорил им: «С той поры,
Как этим я сокровищем владею,
Судьба моя и судьбы Королевства
Одно и то же, и за годом год
Стараюсь лучше править я народом,
И так же вы, оружием своим
Владеть учитесь в совершенстве,
Для этого зову вас на турниры.
Еретику подобен тот, кто говорит:
На Божью помощь полагаясь,
Управимся с делами как-нибудь».
Свой двор Артур предпочитал держать
У берегов какой-нибудь реки,
Где более красивая природа,
А вот поля для рыцарских турниров
Близ Камелота были наилучшие.
Как раз сейчас для этого настало время,
Очередной турнир Артур готовил.
Он с Королевой говорил об этом:
(Она была в то время не здорова.)
«Моя сейчас болеет Королева,
Придётся от поездки воздержаться,
И пропустить турнир?». «О, да – она сказала –
Мой Лорд меня, надеюсь извинит».
«Конечно, – он сказал, – Но очень жалко,
Что подвиги и доблесть Ланселота,
Которые по нраву вам всегда,
На сей раз не придётся наблюдать».
Тут Королева, словно бы случайно
На Ланселота взгляд перевела.
(Стоял он за спиной у Короля.)
Такие чувства будит взгляд невольно:
Сердечный приз турнирного ценнее,
И вынудил сказать он Ланселота:
«Сир Кинг, полученная мной когда-то рана
Открылась снова, и пока что
Не следует садиться мне в седло».
Король окинул взглядом его, её,
Был пристальным недолгий его взгляд.
Потом Король простился и ушёл.
Она тотчас заговорила с Ланселотом.
«Сэр Ланселот, наверно вам досадно
Такой турнир прекрасный пропустить,
Где рыцари сойдутся наилучшие,
А ваши недруги распустят слухи злые:
Решил беречь себя Любимец Короля».
Ум простодушный был у Ланселота,
Но всё же ум достаточно большой.
«Позвольте мысль продолжить Королева.
С тех пор, как вы впервые нежным чувством
Меня почтили, королевский двор
Сомнительными слухами наполнен.
Конечно же, без должных доказательств
Во всеуслышанье не станут обвинять
Того, кто славой рыцарской покрыт.
Опасно Ланселота задевать,
Но Гвиневеру проще опорочить».
Сказал, при этом улыбаясь мило:
«Возможно, кто-то думает сейчас:
Бывает жемчуга прекрасен вид,
Хотя на самом деле он фальшивый.
Когда сей слух дойдёт до Короля,
Как оправдаться, и что будет дальше?
На нас сейчас он странно посмотрел,
И может быть впервые он подумал:
Не безупречен его лучший лорд?».
Ответила она с насмешкой лёгкой:
«Артур, мой господин, Король наш безупречный,
Он праведный, мой добрый лорд,
Но долго ль могут выдержать глаза,
Когда взгляд устремлён на солнце в небе?
Пока что он ни словом, ни намёком даже
Не высказал сомнение во мне.
Да, странен взгляд его прощальный был сегодня,
Но это ни о чём не говорит.
Проблемы Круглого Стола,
Присяге верность, соблюденье клятв –
Он ими озабочен постоянно;
Искать ему придётся там измены.
Меня же он всего на свете больше любит,
Уверенный, что эта страсть взаимна,
Не замечает, что мой свет слабее
Того, которым сам он светит мне,
Поскольку мой – всего лишь отражённый.
Все слухи обо мне, пусть неприятны,
Как неприятными бывают паразиты,
Но не опаснее укусов мошкары».
Ответил Королеве Ланселот,
Первейший между рыцарей всех прочих:
«Сумел сейчас найти я отговорку
От Камелота ради Королевы,
Но если я нечестен с Королём,
То значит я бесчестен перед Богом?»
«Пусть даже так, – сказала Королева – но
Морали детские годятся не вполне,
Когда решают взрослые проблемы.
Известно имя Ласелота всем,
Излишне даже хорошо известно,
Но каждый рыцарь первым быть желает,
И потому, как ни старайтесь вы
Дружить со всеми, стать для всех любезен,
Какой-нибудь предлог найдётся у кого-то
Поставить под сомненье вашу честь.
Однако, совершая подвиг новый,
Который вашу славу преумножит,
Вы раз за разом мнение о вас
Склоняете тем самым в свою пользу».
Совсем не тот был результат,
Который Королева ожидала.
На самого себя сэр Ланселот был в гневе.
Решение своё переменив,
Тотчас стал собираться он в дорогу,
Но торопясь, сердясь, переживая,
Дорогу выбрал он совсем не ту,
Которая короче и удобнее.
Она, причудливо петляя меж холмов
Сначала привела его туда,
Где жил отшельник в полном одиночестве,
А после к замку Астолат.
В рог протрубив у западных ворот,
Он встречен сообразно этикету,
Был впущен, а затем препровождён
К владельцу замка. Лорд и сыновья
Торейн, Лавейн учтиво встретили его,
И лорда дочь Элейна Белокурая
Его приветствовала тоже,
И даже более сердечно, чем обычно
Она приветствовала рыцарей других.
Вот только не было в том доме матери.
Затем лорд Астолата предложил:
«Мой гость, не будет вам угодно
Открыть своё мне имя, так же статус,
Хотя по виду вашему возможно
Предположить: меж рыцарей Артура,
Его собрания Круглого Стола
Навряд ли кто найдёмся благороднее».
Ответил Ланселот, из рыцарей первейший:
«Известен я Артуру, как и он мне,
А щит, принадлежащий мне
Известен очень многим, потому,
Не многие со мной сразиться пожелают.
Не узнанным мне лучше на турнир явиться.
Быть может щит у вас найдётся без девиза,
Тогда прошу вас одолжить его».
Сказал лорд Астолата: «Сын Торейн
При первом же участии в турнире
Был ранен тяжело, и потому
Он не спешит сейчас в седло садится.
Навряд ли кто-то помнит его щит».
Добавил Сэр Торейн: «С тех пор я не здоров,
И не спешу щитом воспользоваться снова.
Вы можете использовать его».
Сказал отец: «Ответ такой
Навряд ли рыцаря достоин.
Другое дело младший сын Лавейн.
Отваги полон, и готов сражаться.
Хотя волосья отрастил он как девица,
Упрямства его хватит на троих».
Лавейн ответил: «Добрый мой отец,
Пускай похож я на девицу, но
Совсем не девичьи пленяют меня грёзы.
Пока не стану рыцарем я добрым,
Стыдиться буду самого себя.
Я устремлён к тому, к чему и вы:
Добавить славы замку нашему к той славе,
Которой он уже известен всем,
Победу одержав, впоследствии её
Уже не выпускать из рук.
А потому, отец, позвольте мне
Вот с этим благородным рыцарем
Отправиться совместно в Камелот,
Конечно, если он не будет против,
И чем бы ни закончился турнир,
Пусть для меня и не вполне удачно,
Любой исход послужит мне на пользу».
«Что ж, окажите мне любезность, –
Ответил, улыбаясь, Ланселот, –
Приятен мне такой попутчик,
Которого готов я обучить
Всему тому, что я умею сам.
А что касается турнира,
Я слышал будут ценные призы.
Порадовать девицу постарайтесь,
Которая находиться здесь, с нами».
Добавил Сэр Торейн к учтивой речи:
«Которая подобна королеве».
Элейна, слыша о себе такое,
Краснеет, опустив глаза.
Себя считая не достойной комплимента,
Сказала скромно, вежливо, учтиво:
«Как можно мне равняться с Королевой,
Мечтать об этом даже не прилично.
Она ценнее всех сокровищ не земле,
Она для нас является примером,
Которому должны мы подражать».
В ответ Прекрасная Элейна
Услышала слова о том,
Что никакой причины для смущенья нет,
Когда лица чертами в самом деле
Она с высокой королевой схожа.
К тому же оснований никаких
В том усомниться, что она способна
Всегда быть верной лорду своему.
Таких достоинств редкостный цветок
Не часто нам встречается в природе:
Характер добрый, чуть ли не елейный.
Прилежная во всех трудах,
Не только внешностью, душой прекрасна тоже.
Не прогадает, кто такую леди
В свой холл доставит в качестве жены.
Глаза, сейчас опущенные вниз,
Прекрасны, как у статуи античной,
В замужестве она поднимет вверх,
Румянец только сохранится на щеках.
И будет благодарен тот судьбе,
Кому достанется сокровище такое.
Как только с рыцарем, известным при дворе,
Желающем остаться неизвестным,
Учтивый состоялся разговор,
Какой проводится согласно этикету,
Был рыцарь приглашён на отдых и обед,
Под звуки музыки который состоялся.
Приятно получается вдвойне:
Обедая, послушать менестреля,
И разговор вести про двор и Круглый Стол.
Стараясь избегать при этом
Касаться в разговоре Гвиневеры,
Поведал Ланселот о том,
Как Бэйрон десять лет назад
Язычником похищен для допроса,
Но сыновья и дочь спасли его.
В лесу укрылись, после по реке
Спасались в лодке, и как раз в тот день
Артур наш добрый разгромил
Язычников при Бадон Хилл.
Эмоции, какие юности присущи,
Лавейном овладели, он сказал:
«Высокий лорд, вы, несомненно,
Имели опыт боевой, так расскажите
О войнах благородного Артура».
И Ланселот подробно рассказал
Как долго их оружие гремело
В сраженье грозном в Северном Уэльсе;
О четырёх баталиях славных с Себастьяном,
Где побережье берег Дугласа зовётся;
О выигранной войне, которую
Пришлось вести во мрачном лесе Калидона;
А так же и о замке Гурнион,
Когда Король был в панцирь облачён,
Лик Богородицы на нём, который
Лучистое сиянье окружало,
Которым только изумруд способен
Сиять, сиянье Солнца отражая.
А так же Ланселот сказал: «При Карлеоне
Один Артур способен оказался
Людей сплотить и мужество внушить,
Когда от ржанья дикого коней
Не только воинов бросало в дрожь,
Дрожали стены Кафедрального собора».
Ещё сказал подробно Ланселот
Как на песок прибрежный Траз Треорит
Язычников без счёта уложили,
И наконец, при Бадон Хилл
Сражались вместе с Королём
Во славу Божью, с именем Христа
Все те, кому не безразличен Круглый Стол.
Кто уцелел в сраженье этом,
Впоследствии сказали так:
« Король непобедим, как конь в соревновании,
Породы самой-самой наилучшей.
Но в то же время на турнирах он
Не проявлял к сопернику жестокость.
Всегда был мягок с рыцарем своим.
Жесток бывает только лишь с врагами,
Которые враждой пылают к Богу.
Вот потому вождя иного нам не надо».
Когда он это всё проговорил,
Слова проникли те в девичье сердце.
«Пусть помощь свыше будет вам, высокий лорд».
Так пожелала, выслушав рассказ,
В котором тон возвышенный и бодрый
Порою с шуткою весёлой сочетался,
Порою скорбным был изгиб у губ,
Печаль и меланхолия звучали.
Прекрасная девица постаралась
Вести себя согласно этикету,
Но чувства проявились, их не скрыть,
Какие овладели ей сверх меры.
А после ночью долгою с лица её
По-прежнему румянец не сходил,
Хотя он в темноте и не заметен.
Не просто откровенной быть с собой,
И о мужчине так вот рассуждая, гадать:
Ему равна ты или нет по положению,
Быть может не достойна ты его?
Но если детство кончилось недавно,
Жизнь взрослая лишь только началась,
То голос разума слабее сладких грёз.
Но это после будет, ей сейчас
С Лавейном надо попрощаться.
И вот она в накидке столе
Во двор спустилась по ступенькам вниз
И слышит: Ланселот сказал: «Так, где же щит?».
Тогда Лавейн, спустившись вслед за нею,
Подал его, и убедившись,
Насколько чист и неприметен он,
Потом, его примерив на плечо,
Готов был Ланселот пуститься в путь,
О чём-то рассуждая сам с собою.
Прекрасно он смотрелся, и она
Невольно им сейчас залюбовалась.
Он так же обратил свой взгляд случайный
На ту, которая прекрасна как роса,
Сияя красотою юною, такой,
Которую не просто и в мечтах
Себе представить. Видно волей Бога
Лицо такое девушке досталось.
Невольному поддавшись чувству,
Коня он тронул к ней. Она сказала:
«Высокий лорд, чьё имя не известно,
Позвольте мне вам предложить
Взять что-то из моей одежды
Как знак того, что на турнире вы
Свой подвиг совершаете за даму,
Как поступают рыцари другие?».
Сказал он: «Нет, такого не бывало,
Я знаки дамы на турнирах не носил».
«Тогда тем более никто вас не узнает,
Как сами вы желаете того».
Подумал он немного и сказал:
«Права ты, девочка. Каков твой знак?».
Рукав мой красный, жемчугом украшен.
Его сама, стараясь, вышивала.
Одежду шью всегда себе сама».
От платья отстегнула, подала рукав.
Он взял его и повязал на шлем:
«Впервые мне такой подарок от девицы».
Кровь прилила к лицу её, однако
Вновь обрело оно нормальный цвет,
Когда Лавейн, подавший Ланселоту
Герба лишённый щит, спросил:
«А я что получу от девочки моей?».
Она смеётся: «Одарю вдвойне,
Когда твоим я сквайром стану!».
Смеётся он: «Благодарю за честь.
Не зря тебя Прекрасною прозвали.
Но девочке пора ложиться спать».
Поцеловал её, и вслед за Ланселотом,
Который помахал рукой, прощаясь,
Пустился в путь, её одну оставив.
Она, минуту постояв, неспешным шагом
К воротам подошла, и вслед смотрела.
С серьёзным выражением лица,
На коем нет следа от шутки с братом,
Лишь ощущался след от поцелуя,
Склонилась над оставленным щитом,
И подняла, хранить его желая.
Теперь источником послужит он
Игры воображения её.
И вот, два новых компаньона
Рассвет встречают на лесной дороге,
Которая ведёт их в Камелот.
Там, в этом же лесу отшельник обитал,
В трудах, молитвах время проводя.
Часовню вырубил он там в скале,
И две колонны свод надёжно подпирали.
Устроил там же он себе и келью.
Зелёная лужайка перед ней,
Росли там тополя, росли осины,
Листвой скрывали всякий внешний шум,
Лишь свет зелёный мягкий пропускали.
Четыре года проведя в молитвах,
Он выбор сделал для себя такой.
Когда в день следующий встретили рассвет,
И тени алые ложились на дорогу,
Они общались более свободно.
И Ланселот сказал: «Пора мне рассказать,
Какой достался Вам попутчик.
Я Ланселот Озёрный». И Лавейн,
Известьем поражённый этим,
Смущаясь, запинаясь, говорил:
«Тот самый, Пендрагона лорд любимый?».
Ответ был утвердителен.
«Король, которого все рыцари его
Всех королей превыше почитают,
Первейшим среди рыцарей своих
Того назвал, с кем я делю дорогу,
Кого сейчас я вижу пред собой.
Отказывается разум в это верить».
Пока Лавейн всё это бормотал,
Открылось взору поле для турниров
Пред Камелотом на обширной луговине,
С травой прекрасной, радующей глаз.
Они там сразу же узрели Короля,
Который здесь присутствовал. Узнали
Не только по лицу, что дышит благородством.
Был мантии тяжёлый шёлк на нём,
Как подобает, и корона. На ней
Из золота дракона изваяние
Сработано оно весьма искусно.
Король вооружённым восседал на троне,
Кто подходил приветствовать его,
В почтении склонялся перед ним,
И с вожделением поглядывал на приз,
Стоящий под роскошным балдахином,
А приз был не простой, алмазом он украшен.
Кто овладеет им, пока что не известен.
Ответил юному Лавейну Ланселот:
«Считаете меня первейшим:
Сижу я крепко на коне в седле,
Копьём владею виртуозно, это так,
Но новое приходит поколение,
И будет предъявлять претензии свои –
Вот взять хотя бы мне, к примеру вас.
Кто знает, долго ли пробуду я первейшим».
Лавейна взгляд был полон удивления,
Но тут труба трубит, и оба
Пришпорили коней, и правят их туда,
Где поле огорожено к турниру,
Где силой, мощью меряются так,
Как меряются ею на войне,
И содрогается сама земля
От грохота оружья боевого.
Но Ланселот помедлил, не спешил,
Что б знак его получше разглядели.
Затем стремительно бросается туда,
Где все смешались в общем столкновении,
В котором доблесть лишь важна, не титул:
Король и герцог, граф, барон и ярл
Равны между собой сейчас. Тем более
Равны они сейчас пред Ланселотом –
На землю повергает всех подряд.
Но Ланселот, подряд всех побеждая,
Тем самым недовольство возбудил
У некоторых рыцарей достойных,
Друг друга знающих по Круглому Столу.
Собрались вместе, разговор ведут о нём.
«Да кто же это, кто такой
Сражается так дерзко и умело».
Как жаль, что с нами Ланселота нет». Ё
«А может быть неузнанным явился
Сейчас к нам на турнир сам Ланселот?».
«Ну нет, смотри-ка, видишь, на плюмаже
Рукав девицы у него повязан.
Не таковы привычки Ланселота».
«Не Ланселот конечно он, но всё равно
Один сражаясь на один, его не свалишь».
«Тогда ударим вместе на него».
Пригнули копья и коней пустили в бег,
Так, что по ветру вились их плюмажи,
Как Северного моря диких волн
Во время шторма пенятся их гребни,
И грозный рёв не хуже штормового
Издали нападенье совершая,
И опрокинули на землю Ланселота,
А вместе с ним его былую славу.
Отломлен наконечник у копья,
Пробивший панцирь, и застрял он там.
Тем временем Лавейн поверг
Известного и доблестного рыцаря,
И сразу же в тревоге пребывая,
Коня он к Лансельту направляет,
Туда, где он поверженный лежит.
С трудом в его поверя поражение,
Готов турнир оставить, помощь оказать.
Но те, кто Круглый стол здесь представляли,
Кто партию составили его,
Остановить пытаются, взывают:
«Не может быть раскрашенный рукав,
Пусть даже жемчугом расшитый
Ценнее всех призов турнира.
За них достоин ты бороться».
Ответил он: «Каким бы ни был приз,
Иной я вижу выбор. Бог свидетель!
Здесь выбор между смертию и жизнью,
Пусть даже речь идёт не обо мне.
Я выбор сделал, следую ему».
Сказал он так, и поле для турнира
Покинул вместе с Ланселотом.
Затем он в роще тополиной
Готов был помощь оказать ему,
Чем вызвал удивленье Ланселота.
С трудом дыша, он попросил Лавейна
Извлечь копья застрявший наконечник.
Лавейн сказал: «Сэр Ланселот,
Боюсь неловко сделать это, тогда
Вас быстрая настигнет смерть».
«Я с ним в боку умру ещё быстрее».
Обломок извлечён, кровь следом хлынула,
Теряет Ланселот сознанье. После
Он много дней в отшельника пещере,
Листвой укрытый тополей,
А так же и листвой осин дрожащей
Меж смертию и жизнью пребывал.
По окончанию турнира, рыцари,
Которые сразили Ланцелота,
Из тех земель и островов происходящие,
Откуда родом сам был Ланселот,
Явились к Пендрагону, и сказали:
«Сир, нам приз достался очень тяжело,
Но те, кто без него остались,
Таким решеньем очень недовольны».
Сказал Король: «Бывает так, кому-то
Не шлют удачу Небеса. Тем более
Отсутствовал сегодня Ланселот,
Не оказал в турнире вам поддержку.
Зато был против вас Гавейн,
Он проявил себя блестяще.
Хотя удачливее были вы, но всё же
Решение о призе опрометчиво, когда
Другие рыцари стремились с большей страстью
Достичь победы, доблесть проявить
И ран полученных не замечали.
А вы сражались как обычно,
Не более того, и потому
Колеблюсь я в принятии решения.
Не лучше ли его переменить,
Не вам, другим отдать столь ценный главный приз».
От слова к делу перешёл Артур.
Хотя сомнения на сердце оставались,
Но тем не менее он, с радостью в лице,
Как полагалось в случаях торжественных,
Вручил приз партии другой. Конкретно –
Принц Гавейн он с радостью в лице,
А так же с радостью на сердце,
В котором пели Майские фанфары
Учтиво принял приз, тем самым
Оправдывая прозвище своё: Учтивый.
По доблести его превосходили
Лишь Ланселот, Тристрам, Герайнт и Гарет.
Он был не то, что Модред, брат его,
Который не однажды злился,
Когда никто в компанию его
Не приглашал на поиск приключений,
А так же на банкет после турнира.
Уехал Модред возмущённый как всегда.
Артур на том банкете был задумчив:
«Не Ланселот ли это, несмотря
На самочувствие плохое,
Решил себе добавить славы новой
И новое раненье получив,
Сейчас на грани смерти пребывает».
Тревожился Король. Два дня спустя,
Соскучившись по Королеве,
Вернулся к ней, в объятья заключил, спросил:
«Любовь моя, бледны вы, не больны ли?».
Она в ответ сказала: «Нет, мой Лорд».
«А где же Ланселот?» «А разве он не с вами?»
«Не с нами он, но кто-то был похожий,
Там на турнире». «Кто же это был?».
Король подробности просил сказать.
«Мой Лорд, вослед за вами вскоре
Он отбыл на турнир, а мне сказал:
«Пока копьё в порядке, к новой славе
Стремиться надо, доблесть проявляя.
Слова о ране только отговорка,
Не узнанным явлюсь я на турнир,
Чтоб не имел Король ко мне предубежденья,
Ценя меня за прошлые заслуги».
Король ответил: «Это не серьёзно:
Нечестностью своей мою проверить честность.
Не ждал такого я от Ланселота,
Хотя, конечно, дружба с Королём
Порою переходит в фамильярность.
Но шутка получилась не плохая,
Когда и рыцари другие
Не ведали его секретный план.
Досталось всем: друзьям его, родне,
Кто с ним дружили, кто его любили.
Теперь две новости скажу я Королеве.
Одна плохая – ранен был он там,
Как видно тяжко. А другая новость
Не радовать не может нас –
Обрёл он даму сердца, и рукав
Из ткани скарлет, жемчугом расшитый
На шлеме был повязан у него».
- - - - - - - - - -
Scarlet – так назывался сорт сукна самого лучшего качества. Предназначался для высшей знати. Красился, соответственно, в яркие оттенки красного. Теперь это слово – название цвета.
- - - - - - - - - -
Сказала Королева: «Да, мой Лорд,
Приятна новость». И умолкла,
Поспешно отвернув лицо.
В свои покои поспешила удалиться,
Упала в королевскую кровать.
Не сдерживая слёз, сжимала кулаки,
Предателем назвала Ланселота.
Когда же выплакала слёзы,
Вновь обрела достойный внешний вид.
Гавейн тем временем прогулку совершал,
Везя с собою ценный приз турнирный.
Не обратив внимания на рощу,
Ту самою, он прибыл к Астолату.
Девица внешности не заурядной
Навстречу вышла и спросила: «Лорд,
Что можете сказать о Камелоте,
О рыцаре с приметным рукавом?»
«Он ранен был». Она сказала: «Знаю,
Он побеждён атакою совместной».
Вздохнула, замерла. На остриё копья
Взгляд обратила. Может быть оно
Тот самый нанесло удар?
А он тем временем разглядывал её.
Но вот явился сам Лорд Астолата.
Назвался ему Принц, и рассказал
Каким трудом достался приз турнирный:
Победа явной не была вполне,
Но обстоятельства сложились в его пользу,
По воле случая ему достался приз.
Ответ таков был Лорда Астолата:
«Владейте им теперь, высокий Принц!
Счастливый случай надо заслужить.
Нас рыцарь посещал. Щит свой оставил.
Мой сын уехал вместе с ним.
Быть может вам о нём известно что-то».
Учтивость внешнею как прежде проявляя,
Туманно отвечая на вопрос,
Учтивый Принц подумал о другом,
Не в силах взгляд свой от Элейны отвести,
Её оглядывая с ног до головы:
«Она послаще лакомства любого.
Не для меня ли распустился сей цветок
В тени растущих здесь высоких буков?».
Учтивость всю свою употребив,
Он предложил совместную прогулку.
Бывая постоянно при дворе,
Галантность изучив там в совершенстве,
Произвести стремился впечатление,
И даже песню спел на тему дел амурных.
Тем вызвал возмущение девицы.
Она сказала: «Принц высокородный,
Вы Короля племянник, неужели
Совсем не интересен вам вопрос:
Кто щит оставил здесь, и почему?
Увлечены турнирною забавой,
Пренебрегаете вы службой королевской,
Не бдительны, как сокол на охоте,
Который не упустит цаплю в небе».
Он говорит: «И в мыслях нет пренебреженья,
Сейчас увлёкся жаворонком я,
Чей вид приятней мне, чем вид щита,
Но я, конечно, осмотрю его.
Гавейну щит к осмотру был предъявлен.
Небесную лазурь увидел он,
И золотого льва. Воскликнул: «Прав Король!
Ведь это Ланселот, честнейший из мужчин».
«Права была и я – она сказала –
Мечтая встретить рыцаря такого».
«Я размечтался – говорит Гавейн –
Любви добиться вашей, но теперь – пардон!
Придётся мысли глупые оставит».
Сочувственно ответила она:
«Надеюсь я, останемся друзьями?
Признаюсь честно, мне не так уж много
Известно о любви, и некому подать совет.
Лишь с матерью беседы были раньше,
Но поняла теперь: любовь иную
Не суждено мне встретить никогда».
Сказал он: «Видит Бог, прекрасно вы влюбились,
Но вдруг, кого вы любите, влюблён не в вас?»
«Пусть так» - ответила Элейна.
Уйти хотела, он остановил.
«Одну минуту. Ваш рукав
Принять он согласился для турнира,
И даже я в неведенье остался:
Зачем честнейший человек пошёл на хитрость,
Не потому ли, что любовь свою
Он глубоко и тщательно запрятал?
Не удивляйтесь моему решению,
Его исполнить в ваших интересах.
Вы влюблены в него, взаимно или нет?
Я думаю легко проверить это.
Примите вы турнирный этот приз,
И появитесь с ним вы при дворе,
Используя его как украшение,
Поскольку сам украшен он брильянтом,
И чувство ревности тогда, которое
Сестрицею приходиться любви,
Возникнет если у него,
Иль не возникнет вовсе, подскажет вам
Ответы верные на все вопросы ваши».
Вручил ей приз, и руку целовал,
Которая взяла его подарок,
Который на турнире был добыт.
Сел на коня и в путь пустился,
Любовную балладу напевая.
Двор королевский вскоре посетив,
Сказал он новость королю такую:
«Сир! Действительно тот рыцарь – Ланселот!
Я совершил хорошую прогулку,
Его, увы, не встретив на пути,
Зато с прекрасною девицей пообщался,
И приз ей передал турнирный,
Чтоб он принёс в их отношенья ясность,
Поскольку влюблена она в него.
Как показалось мне, известно ей
То место, где он находится теперь.
Король не часто хмурил брови,
Но он нахмурил их сейчас: «Любезный!
Забыли вы, что королевским призом
Один король распорядиться волен».
Проговорив так, гневный удалился,
Ни слова больше не сказав.
Но гнев не долог. Стал когда спокоен,
Он начал рассуждать, припоминая
События недавних дней, когда
Сомненья у него впервые появились,
Но слухи свежие за ними следом шли:
«Девица Астолата любит Ланселота
Девицу Астолата любит Ланселот».
Те слухи радость пробудили у него,
Другим давали повод для сомнений:
Достойна ли девица Ланселота?
Уместно вспомнить разговор об этом
Одной почтенной дамы с Королевой:
Важнее то, что дарит нам судьба,
Или всего происхождение?
Конечный вывод получился прост:
Поправится как только Ланселот,
Устроить брак его. Других
Для беспокойства нету оснований.
Как только слухи по дворцу распространились,
Огню подобно по сухой траве,
То разговоры стали забываться
О королеве и о Ланселоте,
Зато о Ланселоте и девице
Шли обсуждения настолько оживлённо,
Что не могла быть Королева в стороне.
За внешней вежливостью горе скрыв,
Обдумать свою помощь обещала.
А между тем, девица Астолата,
Не ведала, кому она соперник.
Душою всей стремилась к Ланселоту.
Приняв смиренный вид, к отцу она явилась.
Момент удобный выбрала, когда
Он пребывал в хорошем настроении.
Отцу она уселась на колени,
Сказала: «Вы меня учили
Когда стремишься к цели благородной,
Настойчивость при этом проявлять.
Не ведомо ли вам, чем ум сейчас мой занят?».
«Признаюсь, нет – ответил он –
Я не всегда читаю твои мысли».
«Наш дорогой Лавейн, он до сих пор не с нами».
«Наш дорогой Лавейн известий
Пока что о себе не шлёт,
Надеюсь я, дождёмся его скоро».
«Ах, если бы всё в этом было дело.
Он не один отправился в дорогу.
Они с любезным принцем вместе
Участие в турнире принимали,
А тот, кому достался главный приз,
Просил меня так просто, бескорыстно
Отдать другому. Добрый мой отец,
Я речь веду о том, кто видится мне в грёзах,
Но ограничены возможности мои,
Без вашего содействия нельзя
Осуществить задуманное мною.
Во потому-то, добрый мой отец,
Я помощи у вас прошу,
И позволения заботу проявить
О том, кто на турнире ранен тяжело».
Отец кивает головой, и говорит:
«Весьма, весьма поступок благороден
Отдать другому самый сладкий плод,
Ценя своих его заслуги выше.
Ещё скажу я, доченька моя,
Решение твоё такое
Ухаживать за рыцарем болящим
Одобрит Королева, несомненно.
Ты можешь поступать как пожелаешь,
А вместе с тем ты сможешь навестить
И родственников наших в Камелоте».
Привычно и легко мужской костюм одела,
В дорогу собираясь не простую.
Отец шепнул ей на ушко тихонько:
«Поможет пусть тебе твоё упрямство».
Был столь же тихим искренний ответ:
«Сильней которого быть может только смерть».
Они, как полагалось, за удачу
Отпили по глотку вина.
Затем она сама себе сказала:
«Надеюсь всё-таки останусь я живой».
Сопровождал Торейн её в пути,
Который был и долгим и не лёгким.
Не в лучшем состоянии дорога,
Заросшая кустарником местами.
Близки уже ворота Камелота, вдруг
В лице Торейна радость с удивленьем,
А лошадь чалая Элейны
Игриво сделала курбет. Сама Элейна
Воскликнула: «Лавейн, привет, Лавейн!
А где сэр Ланселот?». Лавейн ответил
Ей как же с удивлением: «Элейна и Торейн?
Как оказалось вам известно,
Что мой попутчик был сэр Ланселот?».
Рассказ Элейны краткий сэр Торейн дополнил.
Затем, в хорошем настроенье пребывая,
Сменили направление движения,
Так не достигнув тех ворот, которые,
Мистическою силой обладая,
Защитою служили Камелоту.
Не навестив родню их городскую,
К которой так же направлялся он,
Лавейн повёл их к роще тополиной,
К пещере, где увидела Элейна
Рукав свой красный, жемчугом расшитый.
Как вымпелом был шлем украшен им,
Не пострадал во время он турнира,
А тот, кому турнирный приз вручить желала,
На волчьей шкуре возлежал едва живой.
Свидание желанное вот так
Обыденно и просто состоялось
Без звука горна и красивых слов;
У рыцаря здорового, конечно,
Не много сходства с рыцарем больным.
Когда с трудом глаза он приоткрыл,
Едва очнувшись, то она сказала:
«Приз главный королевского турнира ваш».
Осмысленнее взгляд больного стал: «За что?».
Тогда она, колени преклонив
Вид скромный приняла и рассказала
О Короле и Принце, о вопросе спорном
Кому достаться должен главный приз,
И этим ограничась, приз вложила
В раскрытую его ладонь. Тогда
Лицо её, склонённое над ним так близко,
Поцеловал как раз в пролитую слезу.
«Ну вот, – сказал он, – знак теперь вам мой
Возможность есть заполучить обратно».
Она сказала: «Мой высокий Лорд,
Не сделаю я это никогда,
Сюда явилась вовсе не за этим».
Его взгляд тёмных широко открытых глаз
Смятенье чувства вызвал у неё:
Больной и слабый, сильно похудевший
Он выглядел совсем не так, как раньше,
И больше ничего сказать не в силах был,
Но сердца женского особенность такая:
Страданий вид усугубит любовь.
Он снова погрузился в сон, она
Сидела рядом, слушая дыхание.
Когда отправилась Элейна всё же
В чудесном городе родню их навестить,
То припозднилась, и ворота,
Покрытые таинственным узором,
Закрыты на ночь. Иль рассвета ждать,
И по полям бродить как приведение,
Иль повернуть обратно к той пещере,
Где много дней, а так же и ночей
Страданья Ланселота облегчала,
Сама терпя не мало неудобств
Не только обстановки не привычной:
Как мать, смиренно нянчая младенца,
Обязанности также исполняла,
Которые не очень-то приятны,
А могут и в смущение ввести.
Особо тяжко было наблюдать
Горячий бред, типичный для больного.
По счастью рядом с ней отшельник был,
Её учил врачебному искусству:
Как применять лекарственные травы,
Ухаживать как надо за больным,
Смущение своё одолевая
Без всякого стыдливого румянца.
Элейной сладкой, другом и сестрой
Её звал рыцарь, даже огорчился,
Когда она собралась уезжать.
Не всякий рыцарь получал такую
Заботу женскую, когда
Меж жизнию и смертью находился.
Впервые в положении таком,
И в обществе как это, оказавшись,
Он тоже и неловкость, и стеснение
Испытывал, конечно, но здоровье
Подорвано ранением, оно
Как кандалами сковывало волю,
И вынуждало полностью отдаться
Тем обстоятельствам, в которые попал.
Болезнь бывает рыцарю полезна:
Склоняет к размышлениям о чести,
О клятвах, рыцарю необходимых,
О тех, которые не следует давать.
Лицо её, склонённое над ним,
Казалося виденьем не реальным,
Но даже в состоянии таком
Кровь, стынущую всё же, горячило.
Девицы образ одухотворённый,
С приветливой улыбкой на устах,
Взгляд ласковый, но вместе с тем тревожный
Отличное лекарство для того,
Кто образ жизни раньше вёл довольно грубый.
Итак, она в обратном направлении
Поехала, печально рассуждая:
«Мечты чем сладостнее, тем они глупее.
Меня не любит он, а это значит
Отсутствие любви мне равносильно смерти».
Надежда упорхнула словно птица,
Мелодия умолкла тихой песни,
Которая в апреле ранним утром
Ласкала слух. Девица среди ночи,
Которая и так полна печали,
Шептала про себя: «Мне без него не жить.
Умрёт он если – вместе с ним умру,
А не умрёт – я всё равно умру».
Сэр Ланселот последствия ранения
Преодолел, сел снова на коня.
И вот опять встречаются они
К взаимной радости обоих. Он сказал:
«Привычный образ жизни возлюбя,
К нему я возвратился снова».
Перед девицей он стоял вполне здоров,
И убедившись в том, что это так,
Она сказала: «Рада я, и даже
Ваш вид цветущий лучше, чем был прежде».
«Моё преображение чудесное
Сердечной вашей добротой произошло.
Действительно, навряд ли кто-то
Будь Принц он, или Лорд такую
Заботу от девицы получал».
Не в силах скрыть смущение своё,
Она краснела и молчала.
Ей Ланселот прогулку предложил
По буковой аллее, не предвидя,
О чём их состоится разговор.
Сказал он: «Время для общения
Сейчас вполне достаточно у нас».
Ответ её ему казался странным:
«Общение не будет ли последним?».
Сказал он ей: «Любое ваша слово
Всегда приятно слышать мне от вас».
Со всею страстью, рвущейся наружу
Она сказала: «Я же вас люблю,
А вы ко мне, похоже, равнодушны».
«Сестра, – ответил Ланселот, – что делать мне?
«Любить меня, – ответила она, –
Любить, как любят верную жену».
Ответил он ей «Милая Элейна,
Вступать в законный брак не рано ль вам?
А что касается меня,
Жениться я вообще не собираюсь».
«Тогда готова я любовницей вам быть,
Согласны если будете на это».
Ответил Ланселот ей: «Нет и нет.
Такое слышать – сердце замирает.
На вашу слабость и неосторожность
Поверьте, покуситься не могу.
Люблю вас только братскою любовью».
«Увы, - ответила она, – так значит
Не суждено мне рядом с вами быть.
Не слышать голос ваш мне никогда,
И вашего лица не видеть, значит
Хороших дней мне больше не видать».
«Нет, нет, девица благородная,
Свои внимательно послушайте вы чувства:
Любовь ли это, или вспышка страсти –
Естественна для юности она,
В другое время пусть другие чувства
Вас посетят, а с возрастом у вас
Прибудет красоты и обаяния.
Меня обязывает рыцаря судьба
Вести определённый образ жизни.
На многое готов я ради вас,
Но только не на то, о чём вы возмечтали.
Пока он говорил, её румянец
Сменился бледностью. Она
Чуть слышно прошептала: «Вот и всё.
Бессильна я тут что-то изменить».
И тут же удалилась в замок.
Потом был разговор с отцом открытый,
Не стала ничего таить: «Сэр Ланселот
Прогулку мне по Буковой аллее предложил.
К нему я там открыла свои чувства.
Отверг он вежливо признание моё.
Та вежливость казалась мне смертельной.
Теперь молиться буду за него,
Чтоб не испытывал он сам таких страданий».
Сэр Ланселот так рассуждает сам с собой:
«Я тоже что-то изменить бессилен».
Но в замок и ему зайти необходимо,
Вернуть свой щит, стараясь не встречаться
С девицею несчастной, и с другими,
Поскольку чувствовал нелепость
Всего, что с ним сейчас произошло.
Услышав ржанье во дворе коня,
Несостоявшийся любовник,
Отвергнувший признание в любви,
Покинул замок он через окно.
Ткань красную от шлема отцепил,
И ускакал, ни с кем не попрощавшись,
Впервые поступив столь неучтиво.
Щита пропажа вскоре обнаружилась.
Девица к ней спокойно отнеслась,
Тем более, что видела случайно
Картину столь поспешного отъезда,
И на приветствие обычное отца
Девица отвечала как обычно
Приветливо и вежливо, а братья
Сказали: «Мир душе твоей, сестра».
И им обычен был её ответ, однако,
Когда она осталася одна,
О смерти снова мысли посетили, так же
О местности о той воспоминания,
Где ивы столь густую тень дают,
А по ночам кричат печально совы.
И тут она невольно и сама
Издала стон протяжный и печальный.
А далее сама собой
Сложилась песня о любви и смерти,
Которую сама она и спела:
«Нас как вино любовь пьянит,
Не буду я её винить
За то, что может опьянить она до смерти.
Любовь бесценный божий дар,
Но может нанести удар,
И погубить, и умертвить ударом этим.
Да, как вино любовь сладка,
Пью до последнего глотка,
И ожидаю приближенье своей смерти.
В любви легка мне будет смерть,
Не устрашусь я умереть
Закончить все свои дела на этом свете».
Сложилась песня и пропета.
В день следующий, на рассвете
Поднялся ветер необычной силы,
Он стены замка сотрясал.
В тревоге пробудились братья и сказали:
«Как будто призрак поселился в доме,
Который завыванием своим
Нам напророчить может чью-то смерть.
Проведаем отца, проведаем сестру».
Как утверждали те, кто знали хорошо,
Вот что случилось далее с Элейной.
Когда отец и братья к ней явились,
Отец, лицо её увидя, произнёс:
«Не узнаю прекрасную Элейну».
Потом за руку её взял и утра доброго желает».
Она, задумавшись, ответила не сразу:
«Сегодня ночью, как ни странно,
Я словно возвратилась в детство.
Весёлая гуляла я по лесу,
Потом была река и лодка на воде.
Была накрыта лодка пелериной
С изображеньем тополиных листьев.
И вот уже сама я в этой лодке,
Потом её течение уносит,
До королевского дворца несёт.
Там лодка наконец остановилась,
Уткнувшись носом в берег, я сошла.
Сама себе сказала почему-то:
«Так наяву должно произойти».
Меня встречали и Король, и Королева,
А с ними королевский двор.
Там был и сэр Гавейн, который
Меня столь безуспешно домогался.
И был сэр Ланселот, которого
Столь безнадёжно возжелала я.
Сердитым мне казался сэр Гавейн,
А Ланселот в глубокой был печали.
Сочувствие мне выразил Король,
И с жалостью смотрела Королева,
И дамы все придворные её
Стремились будто бы меня утешить.
Мне стало на душе легко.
Так завершилось это путешествие».
«Дитя моё, – сказал отец,–
Мне кажется, ты не вполне здорова.
Такое откровение твоё
Как можно принимать вполне серьёзно?»
Порывы ветра стихли в это время,
Но восклицал Торейн ничуть не тише их:
«Он не понравился мне сразу,
Кого ты возжелала страстно.
Готов сразиться с ним на поединке,
И отомстить, коль будет мне удача,
За всё, что он принёс в наш дом!».
Сестра сказала деликатно:
«Брат любезный, сдержи свой гнев.
Сэр Ланселот не может быть виновен
В отсутствии ко мне любовных чувств.
Он слабостью моей воспользоваться мог бы,
Но поступил как благородный человек».
«Он благороден? – говорит отец, –
(Теперь и он повысил голос)
Нет, дочь, ошибочно его ты так назвала.
Не знаешь ты, что стало всем известно людям:
Любовь возникла между ним и Королевой.
Такой позор не смоешь никогда.
Так это благородство или низость?».
Элейна белокурая в ответ сказала:
«Отец мой добрый, пусть я не здорова,
Но клевета опаснее болезни,
Когда кто сами низкие душой
Стремятся вниз высоких опустить –
Легко нажить врагов тому, кто благороден,
А вот друзей труднее обрести.
Отец мой добрый, вы напрасно
Стараетесь в обратном убедить.
Бессильны рассужденья перед чувством.
Я более его люблю лишь только Бога.
И ничего нельзя тут изменить.
Вы лучше исповедайте меня,
Нуждаюсь в этом более всего.
Пусть исповедь очистит мою душу,
И надо написать прощальное письмо.
Тогда смогу спокойно умереть».
Порывы ветра стихли окончательно.
Лавейн с лицом окаменевшим
Спросил: «Письмо для Ласелота,
Для дорогого лорда моего?
Поговорить с ним сам я был бы рад».
Она иронии его не замечала.
«Не только Ланселоту, Королеве,
А так же всем, кто сможет прочитать».
Он записал, всё, что она желала.
Она сложила руки на груди,
Сказала: «Добрый мой отец, винить не надо
Меня вам за фантазии мои,
Сколь странными они бы ни казались.
Когда умру я, вы письмо вот это
Вложите в руку мне, сожмите мои пальцы,
Чтобы я мёртвая держала его крепко.
Когда совсем остыну я,
Кровать, в которой я умру
В любви несчастной к сэру Ланселоту,
Украсьте так, как дроги похоронные.
Достойно я должна явиться
Пред Королевой и двором.
Потом кровать со мной вы поместите в лодку,
Которую покрасьте в чёрный цвет,
Пустите по течению реки.
Река сама укажет верный путь.
Последняя моя прогулка будет
На лодке этой ко дворцу.
Там лодка остановится сама».
Всё высказав, она умолкла.
Отец её фантазии всерьёз не принял,
Счёл проявлением болезни.
Но утро кончилось. В одиннадцать часов
Вложил он всё-таки письмо
Ей в неживую уже руку,
И пальцы сжал ей, как она просила,
И горе поселилось в Астолате.
В день следующий, на рассвете,
Как только солнце приподнялось над землёй,
Два брата совершили скорбный путь,
Сопровождая дроги похоронные.
На лицах их такая ж тень печали,
Как тени первые у раннего рассвета.
А далее была река и лодка.
Тяжёлый шёлк ту лодку покрывал,
И в чёрный цвет покрашена она.
Кровать с сестрою в лодку поместили,
А так же и ларец тот самый, в коем
Она хранила то, что было ей отрадой.
Теперь он пуст. Ей лилию вложили в руку,
Так называли лилией при жизни
Её саму. Теперь она мертва.
Стояли молча братья, а потом сказали:
«Путь добрый, добрая сестра».
Поцеловали в лоб, сказали:
«Прощай навеки, сладкая сестра».
Не сдерживая слёз, укрыли покрывалом
До талии. В одной руке письмо,
А лилия в другой, и волосы её
С ней одинакового цвета.
Она как будто спит. Прекрасное лицо
Живым казалось, а не мёртвым.
Сэр Ланселот в тот день был во дворце,
Ему необходима Королева,
Но как бы страстно ни желал он встречи,
Зависит это от него лишь вполовину.
Расхаживал он нервно по дворцу,
Ловя завистливые взгляды
Оценивающие приз алмазный тот,
Который постоянно носит.
Не до завистников ему сейчас,
Одно желание владеет им:
Согласие высокой Королевы
Принять его сейчас без посторонних.
Готов он ей за это ноги целовать,
Хоть это было не в его привычках,
И пусть потом она потешится над ним.
Их встреча состоялась на балконе,
Увитом виноградною лозой,
И медлить Ланселот не стал.
Он в самом деле преклонил колени:
«Моя сеньора Леди Королева,
Источник радости и счастья для меня,
Которому готов служить своим оружьем,
И чьё оружие сильнее моего.
Я недостоин вас, как все другие,
Как не найдётся в мире ожерелья,
Способного достойно украшать
Изгибы вашей нежной шеи лебединой.
Ничто другое и никто другой
Не вынудят меня лить слёзы,
Одно лишь только недовольство ваше.
Прошу вас выслушать мои слова.
Ходили раньше слухи при дворе:
Не в меру вы мне дарите внимания,
И это несомненно правда.
Но в ход идут теперь другие слухи
О том, что замышляется измена,
Не та, какую совершает
С замужней женщиной мужчина холостой.
Такая ложь становиться опасной.
Пока он речь свою произносил,
Ощипывала нервно королева
Листочки с виноградной лозы,
Потом бросала их зачем-то
На стол, стоящий рядом с ней.
Когда он смолк, рвать листья перестала,
Сама заговорила возмущённо:
«Я доверяла вам, сэр Ланселот Озёрный,
Хотя я есть замужняя жена,
Но вы, страдая мукою сердечной,
Хранить мне вечно верность обещали.
Словам о верности я верила всегда,
Была я вам признательна за это.
А что теперь? Что значит этот приз,
Он от кого, столь дорогой подарок,
И как такое надо понимать?
Похоже, новое у вас есть увлечение.
Любитель вы охоты соколиной,
Другой себе источник вы нашли
На вкус который более приятен?
Ну что ж, готова я вас в этом поддержать,
Хотя могла бы и наоборот.
Лишить очередного удовольствия
Достаточно возможностей моих:
Жена Артура я и Королева,
Но не буду. О наших отношениях теперь
Одно осталось мне сказать: Аминь.
А на прощание готова я добавить
Свой жемчуг к жемчугу тому,
Который шлем однажды ваш украсил.
Пожертвую своё я ожерелье,
Которое по мнению по-вашему
Касаться моей шеи не достойно,
Другую пусть оно украсит шею,
И Божьей матери ещё я помолюсь,
Чтоб всё у вас сложилось превосходно.
Сказала всё с предельным раздражением,
Дав чувствам бурным вырваться наружу,
Не удержав горячий их порыв,
Хотя сама при этом пожелала
Чтоб оказалась не права она.
Не просто распрощаться ей с любовью
Её овладевшей в предыдущей жизни.
А между тем ощипанные листья
Теперь на реку вид не закрывали,
И можно было видеть на воде
Ту лодку с девою из Астолата.
Прекрасна дева и сейчас,
Как звёздное сиянье ночью.
Сквозь слёзы, затуманившие взор
Не видела ту лодку Королева,
Не до того ей было в это время.
А принимали лодку у причала,
Обложенного мраморными плитами
Два рыбака, которых лица
От тяжкого и долгого труда
Нельзя сказать: сияли благородством.
Их разговоры тоже примитивны.
- Что это значит? Королева фейри
Зачем-то нас решила посетить?
- А может быть за нею следом
Появиться Король из Фейриленд?
- Не медля надо доложить Артуру!
- Конечно, мы же помним предсказание:
Артур наш не умрёт, как мы с тобой.
Забрать его должны во Фейриленд.
Когда доклад Артуру состоялся,
Он сразу опоясался мечом, затем
Увидеть лично всё желая,
Идти собрался на причал, однако
В дверях столкнулся с сэром Персивалем,
И сэр Галахад рядом тоже был.
Тогда им поручил Артур
Девицу странную доставить с холл.
И сэр Гавейн им вызвался помочь.
Когда приказ Артура был исполнен,
Заметил он письмо в её руке.
Письмо он взял и стал читать:
«Высокий лорд, сэр Ланселот Озёрный,
К вам обращаюсь я, девица Астолата.
Мы с вами распрощались навсегда,
Но обращаюсь к вам с последней моей просьбой.
Любовь моя осталась без ответа,
Поэтому пришлось мне умереть.
И вот теперь прошу я вас,
А так же Леди Гвиневеру
Молиться о моей душе,
И схоронить меня как подобает».
Все, кто присутствовал при этом,
Не только дамы, лорды тоже,
Кто слушали такое завещание,
Не сдерживали слёз, и взгляды
Не отрывали от её лица
Прекрасного, каким при жизни было.
Конечно, Ланселот не мог смолчать:
«Мой лорд Артур, мой повелитель,
Из всех присутствующих здесь
Мне тяжелее всех узнать
Как довела любовь её до смерти.
Когда я был столь юным существом,
Я мог бы оценить такие чувства,
Которые ниспосланы нам свыше,
Понять мне легче было бы причины,
Ведущие к последствиям таким,
Но с возрастом меняемся мы все
И в зрелом возрасте конечно же у нас
Другие мысли и другие чувства.
Я честный рыцарь, это знают все.
С её отцом и братьями её
Я раньше был в хороших отношениях,
А с ней был честен, откровенен, но не груб,
Хотя и не сумел предотвратить
Последствия её любовной страсти».
Когда он смолк, сказала Королева:
(В душе её стих ветер штормовой)
«Высокий лорд, не думала я раньше
Как можно пораженье потерпеть
Нечаянно кого-то погубив».
Он вскинул голову, но тут же опустил.
Ответил он ей: «Королева,
Боюсь, что вы не верно поняли меня,
Считая, что наш брак мог стать счастливым.
Не мог он быть счастливым для меня,
А ей я объяснил: такая вспышка страсти
Для юности естественна вполне,
Но повзрослев, была б она счастливой,
Когда любовный жар с годами ослабеет?
Мне в положении, в котором оказался,
Не лучше ли поспешно удалиться
В заморские владения мои,
Которые достались по наследству,
Напрасных что бы избежать упрёков».
Когда умолк он, говорит Артур:
«Ты, рыцарь мой, как лучший среди лучших,
Сейчас мне созови наш Круглый Стол.
Нам похороны надо обсудить».
Артура повинуясь воле,
Он круглый стол немедленно созвал,
Но сам он оставался в стороне,
Пока другие обсуждали,
Как похороны лучше обустроить.
Ту музыку, которая должна
Звучать на похоронной церемонии,
Сама избрала Королева.
Когда все высказаны мнения
Сказал Артур: «Достойно пусть
Украшена её могила будет.
Мы на надгробии её
Изобразим щит Ланселота,
А так же лилию в её руке
И содержание письма,
Которое она в другой руке держала.
Надгробья цвет – небесная лазурь,
А буквы золотого цвета».
Умолк он. Лорды обсуждали
Как лучше это всё исполнить,
Кому и что конкретно поручить.
Лишь Ланселот остался в стороне.
Заговорила с Ланселотом Королева:
«Ошиблась я, прошу меня понять,
Не знала я историю любовную».
Он отвечает, голову склонив:
«Вот так любовь проклятьем обернулась».
Хотя и говорили тихо,
Услышал разговор Артур.
Теперь и он, чувств не сдержав, сказал:
«Ланселот, мой Ланселот, тебя
Я уважал как никого другого.
В баталиях мы многих были вместе,
И многих ты с копьём наперевес
Достойных рыцарей поверг и огорчил,
Но и жесток ты не был, не стремился
Противника сражённого добить.
Не только я, тебя все уважают,
Свидетель Бог тому, но вместе с тем,
И этому свидетель тоже Бог,
Тебя жалеют все, не понимая
Как можно при достоинствах таких
Прожить всю жизнь скитальцем одиноким,
Не породив, и даже не пытаясь
Наследников достойных породить,
Которые твою умножат славу.
Позволь простую вещь тебе напомнить:
От жалости короток путь к презренью.
Вот так вот рыцарь мой, сэр Ланселот Озёрный».
«Король мой, – Ланселот ответил,-
Пусть будет так, но я же честный рыцарь.
Девица Белокурая могла
Легко заставит сердце биться чаще
Любого рыцаря – моё молчало.
Как и она свободен я в любви.
Никто и никогда не вправе
Мой выбор делать за меня».
«Сейчас ты волен ,– говорит Король, –
Пускаться в рассужденья о свободе.
Но что ответишь ты пред Небесами?
Нелепую трагическую смерть
Свободой выбора и там ты объяснишь?
Я думаю такой ответ
Там прозвучит не очень убедительно».
Не отвечает Ланселот. Ушёл он молча.
Дворец покинув, вдоль ручья идёт.
К реке он вышел. У реки пещера.
Укрывшись в ней, он размышлял:
«Камыш у берега, но всё же
Сквозь заросли отсюда видно
Ту лодку, что сегодня приплыла.
С девицей вместе мой приплыл позор.
Но почему столь нежное создание
Своей любовью выбрала меня,
Когда я выгляжу довольно грубо?
А Королева, почему она
Всегда была ко мне столь благосклонна,
И ревность вспыхнула, хотя ничтожен повод?
Теперь она за Лилию молиться будет,
А кто молиться будет за меня?
Да, убывающей Луне
Теперь подобна вся моя былая слава.
Как воск свечи она сейчас растает.
Огонь упрёков мне не погасить,
Когда Король, который был всегда
Ко мне так благосклонен, обвиняет
Меня, а я не чувствую вины.
Я детство помню у Озёрной Леди.
Меня целуя, Леди мне желала
Чтоб я прославился не меньше, чем король
Напутствие такое, столь приятное
Звучало как церковный гимн.
И что теперь? Теперь свет славы
Тяжёлою сменился тьмой.
Пусть даже есть упрёкам основание,
Дополнятся упрёки клеветой.
Но это всё не так уж страшно мне.
Пусть будет так. Был светлым, стану тёмным.
Не страшно мне такое превращение.
Как падший ангел силу не утратит,
Сражаться я ещё не разучился.
Артур пусть обойдётся без меня.
А что же далее? Никто не знает это,
Как не сумеет разглядеть никто
С поверхности дно озера Озёрной Леди.
Надеюсь всё же, кто-нибудь когда-то
Помолится и о моей душе,
И Бог услышит, приговор смягчит.
Учтёт мой прежний светлый славный образ».
Так умер Ланселот духовно,
Но тело продолжало жить.
Здесь прозвучало Пендрагон. Звучит это как Главный Дракон. Отец Артура, Утер Пендрагон – Ужасный Дракон. Так это озвучено в переводах. Лоренц Гарднер в очень интересной работе «Царства Властителей Колец» приводит список Пендрагонов Британии. Из него видно, что иногда на смену одному приходил сын, внук, или родственник, но это не было традицией. Между правлением Пендрангонов есть значительные временные промежутки. Что можно сказать о этом? «Должность Пендрагона» не была однозначно наследственной, но тем более не была и выборной. Как мне кажется, такое устройство общества, сотканное из множества королевств, со своими королями, при всех своих внешних особенностях чем-то напоминает по своей внутренней сути совсем другое – древнегреческие священные союзы амфиктионии. Но это конечно моё личное мнение.
Пендрагоном становился тот, кого признавали Пендрагоном. Кстати, У Томаса Мелори есть глава о том, как Артур стал Римским Императором «Через доблесть своих рук».
Да ещё и предки его тоже были Римскими Императорами, за исключением Утера.
Звучит странно, непривычно? Но о этом тоже как-нибудь после.