Гвиневера
Здесь будет упомянут Hengist, он считается личностью вполне исторической. История эта хорошо известна. После ухода римлян из Британии агрессивные притязания северных и заморских соседей возросли. Вожди бритов для защиты от них пригласили воинские дружины племён, известных в истории под именем англо-саксы, рассудив при этом так: пусть другие сражаются и умирают вместо нас, а мы за это поделимся с ними частью своей территории. У пришельцев своя логика. При первом удобном случае их вожди просто перерезали местных вождей и завладели всей территорией.
Покинув Королева Гвиневера двор,
Печаль свою от всех таить желая,
В аббатстве Almesbury нашла приют.
Послушница лишь юная одна,
Которая, как и она, недавно
Здесь появилась, ей служила.
Когда лицо Луны в ночном тумане
От взора спряталось, она зажгла свечу.
Причина для спасительного бегства -
Сэр Модред, проницательность его
С коварным сочетавшаяся нравом,
С умением как зверь сидеть в засаде,
Готовый постоянно к нападению.
Народ пусть хвалит Короля, а Модред
В желании разрушить Круглый Стол
На помощь Лорда Белоконного призвал –
Язычник Hengist – обещал его
Землёй за это щедро наделить.
Склоняла зависть к Ланселоту к вероломству.
Из зависти и ненависть росла.
Однажды отмечали при дворе
Весёлый майский праздник. Модред,
Он весь в зелёное одетый был,
Задумал то, что делал уж не раз.
На стену, зеленью увитую, поднялся
И затаился, тайно наблюдая
За Королевою. Она сидела,
Как между светом солнечным и тьмой,
Меж дамами двумя Энид и Вивиен.
Шёл мимо Ланселот и Модреда заметил,
Возмутился. За дамами подглядывать нельзя.
Сорвал его он со стены не бережно,
Как плод созревший оборвёт садовник.
Как гусеницу вредную с листа
Сорвал, брезгливо наземь бросил.
Но дальше принуждён вести себя иначе.
Узнал он Модреда. Пред принцем крови,
Кровь уважая благородную его,
Принёс какие надо извинения.
Насмешки тени не было при этом.
В те времена, о коих речь идёт,
В правление Артура допускалось
Над кровью благородную шутить
Убогим разумом, а также и шутам,
Чтобы собранье Круглого Стола
Гордилось бы собою не сверх меры.
Пришлось ещё и помощь оказать:
Разбитые колени сэра Модреда
Болели и проблемы создавали.
Сэр Ланселот помог ему подняться,
Одежду мятую привёл в порядок.
Сэр Модред внешнее спокойствие хранил,
Но это как затишье перед бурей,
Как пар в котле, сорвать готовый крышку.
Когда Сэр Ланселот поведал Королеве
О том, что приключилось, та сначала
Смеялась весело, потом,
Хотя не верила нелепым суевериям,
Вдруг вздрогнула, испуганно сказала:
«Трава повянет на моей могиле».
Потом смеялась снова, только смех
Звучал уже не весело как прежде.
Змей ядовитый подобрался близко,
Её теперь в покое не оставит.
С тех пор вид Модреда ей стал невыносим,
Лик лисий и колючий взгляд
Её тревожили теперь повсюду.
Душа в смятенье пребывала,
Не только за себя, и за Державу страшно,
Обманчиво её благополучие.
Ночами слушая дыханье Короля
Такое безмятежное, спокойное,
Спокойствие сама не ощущала.
Тревоги разом две терзали её душу:
Тревога стражника, который на посту
В ночи вдруг посторонний звук услышал,
И страх преступника, крадущегося ночью,
Который понимает, чем грозит
Бесчестных замыслов его разоблачение.
Когда же засыпала, раз за разом
Ей виделся один и тот же сон:
Перед заходом солнца вдруг на нём
Тень появилась и сползла на землю,
Виденье тем ужасно, что при этом
Пропала её собственная тень, а после
Тьму озарили городов пожары.
Но, просыпаясь с криком, плачем,
Вновь лик спокойный видит Короля.
Кошмар ночной терзает как проклятье.
Сказала Ланселоту: «Если любишь,
В свои владенья должен удалиться,
Расстаться надо раз и навсегда,
Чтоб чувств огонь пожар не вызвал настоящий.
О нашей тайне знают только лорды,
Когда-нибудь узнает и Король».
Но Ланселот не рад разрыву отношений.
Она сказала снова: «Если любишь,
Не подвергай меня опасности смертельной».
Договорились встретиться последний раз.
(Король отсутствовал тогда.)
Подслушала их речи Вивиен,
И Модреду тотчас же сообщила.
Когда сидели рядом на её кровати,
Держались за руки и через силу
Слова прощальные готовясь произнесть
Пред тем, чтобы расстаться навсегда,
Людей своих расставил Модред вокруг башни.
Он понял: вот сейчас решится всё.
Срывая голос, заикаясь прокричал:
«Изменник, выходи, попался ты в ловушку».
Конечно, вышел Ланселот,
Сказать точнее, как разъярённый лев
Набросился на Модреда, поверг на землю,
А те, кто Модреду служили,
Поспешно унесли его,
Конфликтовать не стали с Ланселотом.
А после состоялся разговор
Прощальный тягостный меж ним и ей.
Она сказала: «Вот конец всему,
Теперь я опозорена навеки».
Ответил он: «Грех и позор на мне.
Тебя я до греха довёл, теперь
Укрыться мы должны в моём заморском замке.
Он не приступен. Я живой пока
Тебя не дам в обиду никому».
Она ответила: «Грех всё-таки на мне.
Ты холост, Ланселот, я замужем, так пусть
Моим убежищем аббатство станет».
Подвёл её он лошадь ей,
Сам сел на своего коня.
Развилка двух дорог и поцелуй последний.
Прощанье состоялось в ночном мраке.
Он – во владения заморские свои.
Она – в аббатство Almesbury.
По вересковым пустошам дороги две
Всё дальше друг от друга удаляли.
Ему и ей как будто слышен стон,
Как будто бы ночные духи
Печалились невольно вместе с ними,
И говорили: «Это навсегда».
Усилился к утру холодный ветер,
Нагнал он облака, они похожи
На кляксы на чернильные, меж ними
По небу ворон, пролетая, каркал:
«Идут язычники от Северного моря.
Убийства и грабёж – вот их закон.
Доволен я, мне будет много пищи».
Она в аббатстве Almesbury
Убежище просила у монахинь:
«Меня преследуют враги.
Я вас прошу, святые сёстры,
Вопросов мне не задавать.
Настанет время, всё скажу сама».
Изящество манер и внешний вид
В ней выдавали даму благородную.
Вопросы задавать не стали.
В своём жилище новом Королева
Жила уединённо, не общаясь
Ни с кем из обитателей обители,
Не исповедуясь, не причащаясь.
С одною лишь послушницею юной
Случались разговоры вечерами.
Болтушка милая весёлою была
И отвлекала от печальных мыслей.
Той ночью до аббатства слух дошёл,
Слух необычный и тревожный.
Пока Артур сражался с Сэром Ланселотом,
Сэр Модред, коему на время
Артур престол доверил, сверг Артура,
И захватил престол с язычеством в союзе.
Едва сдержала крик, услышав это:
«Должны меня Король и люди ненавидеть».
Потом сказала тихо: «Поздно…»
Послушница её не поняла,
За нею повторила: «Поздний час, да, поздно».
Просила Королева: «Спой мне песню,
Мне слёзы легче лить под пение твоё».
Послушница охотно согласилась.
«Поздний час настал ночной,
Возвратились мы домой.
Если ночка к нам пришла,
Оставляем все дела.
Мы дождёмся утра светлую минуту.
Мой любимый кот опять
Прыгнул на мою кровать.
Нужен котику покой,
Не играет он со мной,
Игры будут утром, в светлую минуту.
Ночь темна и холодна,
Нам для сна она нужна.
Начинаю я дремать,
Не мешает свет мне спать.
Свет увижу утром, в светлую минуту.
Ночью мне приснится сон,
Пусть приятен будет он.
Когда шум дневной утих,
Будет сниться мне жених.
Встречу его утром, в светлую минуту».
Звучала песня. Королева
Склонила голову и плакала.
Окончив пение, послушница сказала,
Утешить постаралась как могла:
«Молитва благородной леди
Даст больше облегчения, чем слёзы.
Смирение бывает всем полезно,
И вовсе не из страха наказания.
Молитвы искренность нам всем необходима,
Тем более любое наше горе
В сравненье с горем Короля ничтожно.
Король войной пошёл на Сэра Ланселота,
Он замок осадил его,
Который все считают неприступным.
Сбежавшую в том замке Королеву
Сэр Ланселот укрыл от Короля.
Пока они друг с другом воевали,
Сэр Модред захватил престол, который
Король ему в своё отсутствие доверил.
Ах, леди добрая, предательство двойное
Душе добавит горечи вдвойне,
Тем более, что Королеве
Король был верен, верил ей,
В то время, как другие знали больше
Того, что знал о Королеве он.
В аббатстве Almecbury не принято у нас
Мирские обсуждать дела,
Но даже здесь немало разговоров
О добром Короле и Королеве злой.
Была бы королевой я,
Я б никогда его не обманула,
И вовсе не из страха наказания,
Я не хочу и не могу быть злой».
Не просто это слушать Королеве:
«Похоже, девочка убить меня способна
Такою искренней, наивной болтовнёй».
Сказала вслух: «Измену Королю
Должна ли лично ты переживать?»
«Конечно да, – ответила девица, –
Сейчас все женщины в смятении у нас.
Не дел семейных недоразумение,
Другое здесь: всем чудесам, делам благим,
Которые случались в Камелоте,
От учрежденья Круглого Стола
Угроза Королевой создана».
Усилилась тоска у Королевы:
«Меня она прикончит болтовнёй».
Но вслух сказала: «Милое дитя,
Возможно ль в возрасте твоём столь юном,
За монастырскою живя оградой
Достаточно подробно знать,
Что Круглый Стол собою представляет?
Знать можешь ты о чудесах откуда?»
Послушница ответила ей живо:
«Не только слух о грешной Королеве
Известен мне, известно и другое.
Отец мой, рыцарь Круглого Стола
От самого момента основания,
Подробно мне рассказывал о том,
Что видел по пути из Лионесса.
Примерно через два часа после заката
Услышал на морском он берегу
Ту музыку, какой не слышал раньше.
Он обернулся, свет от маяка увидел,
Какого не было там раньше никогда.
Спокойным мягким отражённым светом
Светился дальний мыс на берегу,
А в море плавали русалки,
На берегу наяды пели. Великан,
Поднявшись из пещеры, подпевал
Раскатистым на гром похожим басом.
Проказник эльф его передразнил.
Всё это рассказал отец подробно.
Ещё он рассказал, как на рассвете
Трёх коноплянок пение услышал.
Он оглянулся, не увидел птиц:
Лесные три весёлых духа
Так над отцом решили подшутить,
Отвлечь его вниманье от дороги –
На ней кружили эльфы хоровод,
Едва конём на них он не наехал.
Наполнен жизнью мир. А в Камелоте
Вокруг гирлянд воздушные танцоры
Свой хоровод кружили разноцветный.
Их свет достаточен для освещенья холла,
Другого там огня не разжигали.
Когда же состоялся пир, еду на стол
Невидимые руки подавали,
Но более забавным было то,
Что в погребе подвыпившие гномы,
Из винных бочек пробки вышибая,
Старались не пролить вино на землю,
Но не всегда им это удавалось.
Вот так и жили люди, эльфы, гномы
До появленья грешной Королевы».
Рассказ такой добавил Королеве горечь.
«Все вместе веселились люди, духи?
Но вот что странно, слушая пророков
Никто, отец твой в том числе,
Не ведали угрозы Королевству?»
Послушница поспешно отвечала:
«Отец рассказывал ещё мне и такое.
Присутствовал на том пиру и бард.
Немало спел он боевых баллад,
Как флот врага напал на мирный берег,
Тогда там разрешилось что и как
Меж скал и волн, меж гибелью и жизнью.
Ещё он пел про горные вершины,
Про горных духов. Волосы у них
Росой покрытые искрятся и сияют.
Особо он Артура воспевал,
И тех ругал, кто недовольны им.
Его происхожденье вспоминая
Пел, как однажды бушевала буря,
Огромная волна накрыла берег,
Весь берег от Bude до Bos.
Когда отхлынула вода, на побережье,
От замка Тинтагиль невдалеке
Нашли младенца, это был Артур.
Чудесно появление его,
И коронация прошла необычайно,
А также и уход его
Тем более быть должен необычен.
От барда слов дальнейших ожидали.
Ведь Королю нельзя без Королевы.
Достоинствами равная ему,
Его бесспорно приумножит славу.
Но барда вдруг рука скользнула вниз,
И сам потом он начал падать,
Едва его успели подхватить.
Вот так осталась песнь незавершённой
Без слов о Короле и Королеве,
Без слов о Королеве и о Ланселоте».
С тревогой Королева мыслит:
«Её ко мне специально подослали?
Не всё так просто здесь, как показалось».
А вот послушница, печаль её заметив,
Сама себя корила в это время.
Ей замечанья делали не раз
Наставницы её за болтовню,
За язычок не в меру удлинённый.
Тогда она, неловкость испытав,
Сказала так: «Возможно леди доброй
Я болтовнёй немного надоела,
Но если леди позволяет, я продолжу.
Пять лет назад отец погиб, сражаясь,
Но из его рассказов я прекрасно помню:
Он много говорил о благородстве
Всех тех, с кем подружился при дворе.
Хвалил особо Сэра Ланселота.
Моё вы мне простите любопытство,
Кто благородней выглядел в то время
Из них двоих: Король иль Ланселот?»
Теперь уже на девочку внимательно
Смотрела Королева и сказала:
«Сэр Ланселот как рыцарь вежлив с дамой,
Учтив с противником в турнире и в бою.
Король наш благороден как Король,
Он это доказал своим правлением.
Кровь благородная и воспитание
Влияют на изысканность манер,
Но Королю для сохраненья чести
Важнее всё же ум, а не манеры».
«Конечно, – ей ответила девица, –
Бесспорно это. Но о Сэре Ланселоте
Такие разговоры есть, что с ним дружить
Теперь не представляется возможным».
Печально отвечала Королева:
«Огромен мир за монастырскою оградой.
Питаясь слухами, познать его нельзя.
В день солнечный одна всего лишь тучка
Закроет солнышко всего на час –
Не значит это, что плоха была погода.
Вот так и с Ланселотом получилось.
Молись же за него, чтоб ада избежал.
Поплачь о той, кто тянет его в ад».
Ответила ей девочка: «Усердно
За них я за обоих помолюсь,
Но всё же в благородство Ланселота
Теперь поверить трудно, как и в то,
Что Королева грешница сейчас передо мной».
Бывает так: шутливые слова
Боль причиняют вместо облегчения,
Как при неверном выборе лекарства.
У Королевы бледное лицо
Покрылось краской, закричала гневно:
«Твоё коварство трудно разгадать,
Предательски подослана ко мне…»
Не получилось большего сказать.
Сколь гнев велик, столь и велик испуг
Послушницы. Её как ветром сдуло,
Случайно налетевшим штормовым.
Гнев сразу отступил, как после шторма
Оставит берег пенная волна.
Другие мысли посетили Королеву,
Вздыхая тяжко, рассуждала так:
«Пуглив ребёнок. Я её напрасно
В намереньях дурных подозревала.
Мне о грехах своих сейчас помыслить надо,
Ответ мне как держать пред Небесами.
Помогут сами, может быть, они
Понять причины моего паденья,
Раскаянье не ложным быть должно,
Пусть правда будет самой неприятной».
О покаянии недолго рассуждала,
Она другие испытала чувства.
Костюм её для верховой езды –
Он был на ней тогда, когда нежданно
Послом Артура к ней явился Ланселот –
Напомнил дни счастливые поездки.
Оставив свиту позади, они
Тогда скакали двое рядом,
И весело болтали обо всём,
Что только приходило им на ум:
О рыцарских турнирах и охоте,
О развлеченьях всяческих приятных.
А время было майское, поэтому
Конечно, говорили о любви,
Тем более, цветов благоуханье
Невольно побуждало к этой теме.
В полях и рощах по всему пути
Заранее расставлены шатры
Для отдыха в полдневный час и для ночлега.
Но вот однажды, пред заходом солнца
Увидели шатёр Артура и над ним
Стяг Пендрагона и дракон на нём.
Ушло веселье как вода в песок.
А дальше Королева в полудрёме
Виденье видя окончания пути,
Как и тогда, глубокий вздох со стоном
Невольно издала, припоминая:
Король ей выехал навстречу.
На вид высок, бесстрашен, сдержан, горделив
И холоден, не то, что Ланселот.
Так мысленно она вновь согрешила,
Но далее случилось то, что возвратило
Её из прошлого в день нынешний, в реальность.
К аббатству воин конный подъезжал.
Как только он в ворота постучался,
По кельям тут же почему-то
Прошёл между монахинь слух: «Король».
Их голоса едва-едва слышны,
Но всё поняв, она окаменела.
Сидела неподвижно. Вскоре
Шагов знакомых звук и звон доспехов
Услышала у самых у дверей.
Она упала ниц, и волосы свои
Рассыпала руками на лицо.
Шаги остановились рядом с ней.
Не приведения, а голос Короля,
Так хорошо знакомый, прозвучал во тьме.
«Ну что, ребёнок согрешивший
Свою вину собрался отмолить?
Впервые я подумал: хорошо,
Что нет у нас с тобой детей.
Одна измена навлекла другую.
Язычники от Северного Моря,
Которых я совместно с Ланселотом
И с Божьей помощью в двенадцати сражениях
Двенадцать раз разбил, идут на нас ордой.
А Ланселот, на чьей он стороне сейчас?
Сражаться мне пришлось сначала с ним.
Ещё и в благородство поиграл изменник.
Со мною лично биться не хотел:
Не может руку он поднять на Короля!
Я жив, но многие погибли,
Те, кто присяге верность сохранили,
А изменивших мне, примкнувших к Ланселоту,
Погибло, как я видел, ещё больше.
Вдвойне прискорбно: смерть несли друг другу,
На два враждебных войска разделившись,
Друзья и родственники, несмотря на то,
Что дети все они одной земли.
Но есть ещё изменники другие,
Кто Модреду спешили присягнуть.
Я на него тех за собой веду,
Кто преданы как прежде мне, их не предам,
Тех, кто меня любить не перестали.
Тебе я тоже верность сохраню,
И защищать готов, чтоб не упал и волос
С твоей столь низко павшей головы.
Ту клятву я нарушить не могу,
Какую дал тебе, в любви поклявшись вечной,
И, как ни странно, до сих пор люблю.
Что делать, если не способен
Я чувствами своими управлять,
Как не смогла ты сладить со своими.
Законы существуют лишь для разума,
А чувства глупые его сильнее.
Но может к лучшему, что получилось так?
Измены прочие боль от твоей измены
Ослабили. Теперь пора пророчеству
Исполниться о том, что как моё рождение,
Уход мой состоится необычно.
Поэтому стерпи мои упрёки,
Их слыша в первый и в последний раз.
Тебе известно так же, как и мне:
Когда покинули наш остров римляне,
Тогда ушли законы вслед за ними.
Нет худшего, чем жить при беззаконии,
Привычны стали на дорогах грабежи,
Убийства совершались без причины.
Безумию, конечно, поддались не все,
Но каждый вёл борьбу за справедливость
Сам по себе, и толку было мало.
Мне удалось их всех объединить,
Мне одному из многих королей,
В единой воле Круглого Стола,
Весь цвет страны собрался за которым,
Чтобы служить примером для других,
Нести надежды свет отчаявшимся людям.
Все, руку положив на сердце,
Клялись чтить Короля и жить по совести,
Разить язычников, служить Христу,
Не лгать самим, чужую ложь не слушать,
А слушать слово Божие, держать своё,
Всю жизнь одну избранницу любить,
Любовь пробудит жажду подвигов и славы.
Вот то, благодаря чему
Людьми по праву можно называться.
Все замыслы мои так исполнялись,
Пока я не женился на тебе.
Сначала вы грешили с Ланселотом,
Потом Тристрам с Изольдой согрешили.
Дурной пример заразен оказался
И для других. Я ранее бесстрашен был,
Но жизнь свою старался я беречь.
Нужна она для добрых начинаний.
А теперь? Бродить придётся одиноко
По замку своему, в котором
Одежд твоих и украшений,
Разбросанных тобой при бегстве в беспорядке,
Немало сыщется, но звук твоих шагов,
Какие слышал раньше, не услышу.
Мне странно самому, ну почему
Любовь я не утратил, осознав:
Меня ты не любила никогда.
Теперь не только ничего нельзя поправить,
Но и нельзя пытаться поправлять.
Тот людям враг, кто прячет от позора
Ради себя, семьи, ради детей,
За маской благочестия скрывая,
Измену тайную супруги,
Её как прежде непорочной почитая,
И дозволяет в отношеньях с ней
Не замечать того, что очевидно.
Пример такого поведения заразен,
Он юношество будет развращать,
Ещё на мысль наводит на такую:
Когда семейная измена допустима,
Тогда и верность дружбе не нужна.
Но если речь идёт о государе,
Тогда очаг потухший в его замке
От посторонних глаз уже не скрыть.
А попытаться скрыть – вот будет повод
К всеобщему презренью и насмешкам».
Он замолчал. Она молчала тоже,
Лишь подползла к нему и ноги обняла.
Рог протрубил вдали. Артуров конь
На звуки рога ржаньем отозвался.
Король продолжил говорить:
«Оставь опасливую мысль о том,
Что я казнить тебя собрался, Гвиневера,
Хотя казнить тебя, конечно, есть за что.
Но, как ни странно, проклиная
Тебя за преступление твоё,
От жалости готов сам умереть.
Когда узнал – находишься ты здесь,
Ослабла боль, ослаб и гнев,
Сурово требовавший казни.
Господь прощает всё, и должен я простить
У ног моих склонённую головку,
Её за золото волос
Я полюбил, как только лишь увидел,
Не ведая о том, что полюбил
Проклятие, которое легло
На наше королевство, и теперь
Нельзя к тебе мне даже прикоснуться,
Тем более отведать твои губы,
Принадлежавшие когда-то Королю,
Доставшиеся рыцарю теперь.
Свою мне плоть придётся усмирить.
Другую женщину не знал я никогда,
Тебе известно это, Гвиневера.
Вот если б ты могла прочувствовать как я,
Как спор жесток бывает духа с плотью,
Он у тебя недолго продолжался?
А мне пришлось выслушивать, скорбя,
Их два непримиримых мнения, и как
Определить, которое из двух
Боль причинить способно наименьшую?
Не стоит даже и пытать, значит
Не лучше ли не слушать этот спор?
Надеюсь я: небесный наш Отец
Христос нас примирит с тобою,
Когда мы встретимся не здесь –
В безгрешном мире. Когда очистится душа,
Откроются твои объятья снова,
И заключён в них буду только я.
На это я надежды не теряю,
Вообще её не следует терять.
Но в будущем случится это, а сейчас
Пора мне отправляться в путь. Рог протрубил,
Зовёт он Короля на запад.
Недолгим будет путешествие, вот только
Исход его не просто предсказать,
Как и нежданную была его причина.
Мой бывший родственник, он сын моей сестры,
Теперь роднёй его я не считаю,
С язычниками спутался,
С вождём их Белоконным,
Пошли за ним и рыцари изменники.
Мой долг их истребить или погибнуть. Прощай».
Она у ног его лежала неподвижно.
Дыханье Короля коснулось её шеи,
И уловимые едва движенья рук
Её благословили, не касаясь.
И снова звук шагов. Вдали затих он.
От боли побледнев, она к окну спешила,
Шептала: «Последний раз лицо его увидеть».
Увидела, как он садится на коня,
А рядом держат факелы монахини,
Похожие на ангелов скорбящих.
Лицо его увидеть не могла,
Опущено забрало его шлема,
А на забрале – золотой дракон,
Служил который символом Британии.
Король монахиням отдал распоряжение:
Беречь им надлежало Королеву,
Служить ей, помогать во всём.
В ночном тумане, где-то вдалеке
В сиянии огней предстал
Дракон на стяге дома Пендрагонов.
Свет лунный пробивался сквозь туман,
На призрак был похож Король в тумане.
Навстречу роковой судьбе
Он по веленью долга отправлялся.
Молитвенно простёрла руки, восклицая:
«О, Артур!» Внезапно захлебнулся голос.
Вот так воды поток между утёсов
Стремителен, но силу он теряет,
Как русло каменистое минуя,
Впадает в заводь, где вода тиха.
«Ушёл мой лорд, меня покинул.
Грех мой повёл его на смертный бой.
Мне всё простил, не взыскивая долг,
А я в ответ не смела, не смогла
Сказать ему хотя бы ласковое слово.
Теперь лишь мысленно произношу во след:
Король великодушный мой, прощай,
Ты, только ты мой истинный владыка.
Дозволишь называть тебя моим?
Король, как точно ты сказал
О невозможности вернуться к жизни прежней.
Пятно позора мне уже не смыть.
Могу убить себя, но грех бессмертен.
Не только дни, недели, месяцы и годы,
Столетьями он будет жив как повод
К злословию, презренью и насмешкам.
Но думать мне бессмысленно об этом
Когда Король не выказал презрения,
Не посмеялся надо мной, простил,
Хотя прощения нисколько не достойна,
И даже без надежды не оставил.
Не здесь, среди людей, а в лучшем мире
Мы перед Богом сможем обрести
Утраченное безвозвратно здесь,
И только там, тогда, возможно, станет
Очистить душу от греха,
Боль исцелить сердечной тяжкой раны.
Но это там, а здесь мой муж велик
Насколько можно быть великим человеку.
Великодушный к рыцарям своим,
Он совесть воинства, которое стремится
Зло сокрушить, святое защищая.
Но недостаточно оружием владеть
Пусть даже так, как им владеет Ланселот.
В борьбе со злом потребно и другое:
Умение смирять свою гордыню,
Возвыситься над низменным и пошлым,
И наказанье самому себе
Отмеривать как штраф за нарушенье
Необходимых правил этикета.
Тогда возможно будет отвечать
На строгий взгляд, к нам устремлённый с неба
Своим незамутнённым взглядом.
О, Боже, поздно поняла
То, что понять несложно оказалось,
Что снизошло подобно озарению:
На самом деле я любила Короля.
Ушёл он смерть искать, не ведая об этом,
Но в жизни будущей мы встретимся опять,
Тогда и выскажу ему я всё подробно».
Вдруг лёгкая рука легла ей на плечо.
Послушница в слезах молила о прощении.
Она сказала: «Милое дитя,
Как откажу в прощении тебе,
Когда сама прощенье получила?»
Взгляд подняла, увидела монахинь.
Они рыдали, и, рыдая с ними вместе,
Но облегченье чувствуя в душе, сказала:
«Теперь вы поняли, кто я такая.
Злой рок сгубил все начинания Артура,
И этот рок не кто-нибудь, а я.
Не оправданье мне, всего лишь утешенье
Его ко мне неразделённая любовь.
Меня не разлюбил он, как ни странно,
И вот прошу я вас, святые сёстры,
Нет если ужаса у вас передо мною,
Позволить мне остаться навсегда
Здесь, среди вас и жить как вы,
Не покидая стен монастыря.
Молиться и говеть, работы не гнушаться,
Любой работы, даже и ночной.
Всем помогать тем, чем возможно,
Кто бедность испытал, и исцелять больных,
А главное – заботиться о душах.
Познала я душевные страдания,
Какие вряд ли испытал другой,
Не согрешивший более, чем я.
Возможно, так вот отмолю свой грех,
Сгубивший Короля Артура»
Итак, в аббатстве приняли её,
Тем самым ей надежду подарили:
К спасению души пути искать не поздно.
Монахиней простою пребывала,
Пока жива аббатства аббатиса.
Когда скончалась та, её просили
Стать аббатисой. Краткие три года
Она аббатством управляла, после
Скончалась тихо. В мир иной ушла.
У Теннисона семейные отношения Артура и Гвиневеры завершаются не так, как это изложено у других авторов Артурианы, но есть и ещё одна интересная особенность. Попробую объяснить, как умею. В мифологии Британских островов существуют три мира. Тот, в котором живут обычные люди и прочие обычные существа, и происходят обычные события – это Королевство людей. Тот мир, в котором живут необычные существа и происходит всё сверхъестественное – это Королевство фэйри. Тот «сектор», в котором эти два королевства «пересекаются», где сочетаются обычное и необычное – это Серединное Королевство, иначе Средиземье. Из текста Теннисона следует, что до того, как Артур столь опрометчиво заключил брачный союз с Гвиневерой, его Королевство представляло собой типичное Средиземье, а после почти перестало им быть.