Альфред, лорд Теннисон (1809 – 1892)
В английской поэзии, в отличие от нашей, нет общепринятого лидера. Альфред Теннисон – один из величайших английских поэтов. Он далеко не сразу обрёл благосклонность литературных критиков, но в 1850 году удостоился должности придворного поэта-лауреата., а в 1884 году титула лорда.
В предлагаемом вниманию читателей коротком стихотворении «Кракен» Теннисон сумел дать почти все основные «приметы» Кракена. По одной из версий Кракен, поднявшись на поверхность, погибает. Его убивает солнечный свет.
Кракен
Под грохот несмолкаемый волны,
Где моря глубины предела нету,
Как призрак первобытной старины
Там Кракен спит, укрывшийся от света.
Огромна тень его, как тьма над ним,
Морскою губкой, выросшей без меры,
Как губят свет подземные пещеры,
Он губит всё присутствием своим.
Колония бесчисленных полипов,
Посеянных неведомой рукой.
Столетия прошли, но спит он
Как змей чудовищный морской.
Но из глубин огонь его разбудит.
Увидят это ангелы и люди,
Как с рёвом он взметнётся на поверхность
Навстречу смерти.
Кто такой (или что такое) Кракен? Многочисленные подробности описаний встреч с Кракеном не позволяют составить однозначное суждение. Есть сходства, и есть различия. Кракен – это гигантский кальмар или морской змей, многократно преувеличенные воображением? Или это действительно чудовищный организм размером до полутора миль в окружности? Или это сообщество микроорганизмов, подобное описанному в фантастическом рассказе Гансовского «Хозяин бухты»? Это обычное природное явление – внезапное поднятие вулканического острова, или это нечто совершенно необычное, с чем невозможно встретиться в наше время? К сожалению (а может быть, и к счастью), Кракен остался жить в старинных легендах. Упоминания о нём в современной литературе встречаются крайне редко.
Альфред Теннисон – старший из двенадцати детей священника, которому родство с Плантагенетами не прибавляло материальных благ. Учёбу в Кембридже пришлось оставить. Искусству владения речью Альфред учился от отца (но, может быть, что ни делается, всё к лучшему?), а также, живя в бедности, умению сострадать ближнему он учился не на чужом, а на собственном опыте.
Может быть, стихотворение «Марианна» - зарисовка с натуры?
Марианна
(Марианна на заброшенной ферме)
Там, где цветник когда-то цвёл,
Один лишь мох остался.
С гвоздями ржавыми забор
На грушу опирался.
Сарай худой звенел с тоски
Задвижкою разбитой,
И дряхлы даже сорняки
На ферме позабытой.
И скажет между прочим
Она такую речь:
«Жить тяжело мне очень,
Мне лучше умереть!»
Её слеза словно роса,
И высохнет росою.
Она не смотрит в небеса
Вечернею порою.
Летучей мыши перелёт,
Тьма небо покрывает,
Как занавеска упадёт,
Свет звёзд во мраке тает.
И скажет между прочим
Она такую речь:
«Как тяжело мне ночью,
Мне лучше умереть!»
Когда ночная тьма уйдёт,
Закаркает ворона,
Петух песнь звонкую споёт,
И замычит корова,
Но всё равно надежды нет,
Обманчив сон неверный.
Всё ветер красит в серый цвет
На одинокой ферме.
И скажет между прочим
Она такую речь:
«Мой день печален очень,
Мне лучше умереть!»
Вот выпал камень из стены,
Вода вокруг чернеет,
И много их, камней таких,
В болоте перед нею.
Дрожит на тополе листва
Серебряно-зелёна,
Но вся у тополя кора
Груба и искривлёна.
И скажет между прочим
Она такую речь:
«Жить тяжело мне очень,
Мне лучше умереть!»
А если утро ясное,
Умчится ветер прочь,
И всё вокруг прекрасное
Ждёт, что пойдёт вдруг дождь…
Но иногда бывает, погоды лучше нету,
И тополь обласкает её тенистой веткой.
Но скажет между прочим
Она такую речь:
«Мне хуже будет ночью,
Мне лучше умереть!»
Так проводил дни старый дом,
Скрипела тихо дверь,
И пели птицы за окном,
И грызла мышь панель.
Стареет бледное лицо,
И шаг тяжёлым стал.
Все в щелях двери и крыльцо,
И голос вновь звучал.
Звучала между прочим
Её такая речь:
«Жить тяжело мне очень,
Мне лучше умереть!»
Чирикнет с крыши воробей,
Откликнется петух.
Срывает ветер с тополей
И прочь уносит пух.
Но это всё не в радость ей,
Не в радость солнца свет:
Что толку от хороших дней,
Когда в них счастья нет?
Заплачет, снова скажет
Она такую речь:
«Когда же смерть, когда же,
О, Бог, пошли мне смерть!»
Следующее стихотворение «The Lady of Shalott» - пересказ одной из многочисленных легенд о Камелоте. Без знания самой легенды текст может быть не вполне понятен. Стихотворение уникально по своей форме. Для сохранения её пришлось при переводе заменять «леди» на «красавица». Но это не является грубой ошибкой. В середине стихотворения есть особо трудное для понимания место, требующее дополнительных пояснений.
Леди Шалот
Часть 1
В той стороне река бежит,
Поля там ячменя и ржи.
У местности приятный вид,
Дорога меж полей лежит,
Дорога в Камелот.
Проходят множество людей
И видят лилии в воде,
За ними остров видят здесь
С названием Шалотт.
К воде нагнулись ветви ив,
Как будто взмахами руки
Навеет ветер сумерки
На остров посреди реки,
И город Камелот.
Четыре башни и стены,
Цветы на них посажены.
Надёжно защищать должны
Они леди Шалотт.
Где ивы тянутся к воде,
Увидеть можно лошадей,
Что тянут баржи по реке,
А также много кораблей,
Плывущих в Камелот.
Она на берег не придёт,
Рукою вслед им не махнёт,
Хотя все знают – здесь живёт
Красавица Шалотт.
Созреют зёрна ячменя,
Их соберут и сохранят,
И песни громко прозвучат.
Как над рекой они звенят,
Услышит Камелот.
В вечернем воздухе Луна
Свой урожай собрать должна,
«Прекрасней нет, - шепнёт она, -
Красавицы Шалотт».
Часть 2
Из колдовства и волшебства
Сеть паутины сплетена.
Звучат зловещие слова,
И скоро силу их сполна
Узнает Камелот.
Но знает всё-таки она:
Чтоб сеть её была прочна,
Быть осторожною должна
Красавица Шалотт.
Прозрачно зеркала стекло
Перед лицом её легло.
Расскажет зеркало о том,
Как движется речной поток,
Стремится в Камелот.
Вода водоворот кружит,
У старой церкви мрачный вид,
Торговок красные плащи –
Всё видит в нём Шалотт.
Толпа девиц как войско в ряд ,
На иноходца сел аббат,
А молодой пастух кудряв
Надел малиновый наряд-
Спешат все в Камелот.
Но стало вдруг стекло темней,
И виден рыцарь на коне,
И подозрителен он ей,
Красавице Шалотт.
В том удовольствие нашла:
Вершить волшебные дела,
Когда ночь тёмная пришла.
Но громкой музыка была,
И весел Камелот.
«При виде пары молодой
Под восходящею Луной
Я чувствую себя больной»-
Сказала так Шалотт.
Часть 3
Скакал отважный рыцарь днём
В полях, покрытых ячменём,
И латы звонкие на нём
Сияли золотым огнём,
Сэр славный Ланселот.
Защитник благородных дам,
Был путь его и прост, и прям,
По жёлтым ячменя полям,
И видит всё Шалотт.
Блестит уздечка у коня
Не хуже звёздного огня,
На сбруе бубенцы висят,
И очень весело звенят,
И славят Камелот.
И герб его знаком для глаз,
Серебряного рога бас
Услышала не в первый раз
Красавица Шалотт.
На небе чисто и светло,
Сиянье с неба снизошло
На драгоценное седло,
На шлема пышное перо.
Он ехал в Камелот.
Так метеор ночную тьму,
Как и положено ему,
Вдруг ярко освещал, мелькнув,
И удивлял Шалотт.
Был лоб его высок и чист,
Конь боевой горяч и быстр,
А шлем сияющий лучист,
И тёмный локон падал вниз.
Он ехал в Камелот.
«Этой речки берега
Видит зеркала хрусталь
Tirra Lirra by the river» -
Так пел сэр Ланселот.
Возможно, как утверждают словари, «Tirra Lirra» действительно аналог русского «тра-ля-ля», или «тирли-лирли» но, как видно из дальнейших событий, речь идёт о каком-то магическом заклинании.
Оставив паутины сеть,
Она бежит по комнате
И видит лилии в воде,
И перья шлема видит те,
Чем славен Камелот.
Разбилось зеркала стекло -
Всё волшебство её ушло.
«Проклятье на меня легло!»-
Заплакала Шалотт.
Часть 4
Восточный ветер вдруг подул,
Деревья он в лесу нагнул.
Реки теченья слышен гул,
А с неба сильный дождь плеснул
На город Камелот.
Она находит лодку там,
Где спрятана она в кустах,
И направляет по волнам
Красавица Шалотт.
И вот несёт её поток,
Поток широкий, словно рок,
И безразличен и жесток,
Как будто в транс вошёл пророк,
Стремится в Камелот.
Был неудачен этот день,
День, проведённый на воде.
Поток уносит всё быстрей
Красавицу Шалотт.
Как будто в снежную пургу
На левом – правом берегу
Не видно ничего вокруг.
Ненастной ночью она вдруг
Приплыла в Камелот.
Со своей лодкой она здесь,
Где ивы на холмах не счесть,
И песнь последнюю пропеть
Готовится Шалотт.
Напев и скорбный, и святой
Звучит то громкий, то глухой,
И стынет кровь от песни той.
Бросает взгляд последний свой
Она на Камелот.
Морским приливом песнь плыла
На все прибрежные дома,
И с этой песнью умерла
Красавица Шалотт.
Свет бледный город освещал,
Стояли башни вроде скал,
А силуэт её мерцал,
По галереям проплывал
Безмолвно в Камелот.
Когда же на причал пришли
Милорды, дамы, рыцари
На лодке имя все прочли
Красавицы Шалотт.
Перекрестились в страхе все:
Зачем она явилась здесь?
А рядом в замке смолк оркестр,
В честь короля не кончив песнь,
Притих весь Камелот.
Лишь Ланселот спокоен был.
Сказал он – Бог её любил,
За красоту он всё простил
Красавице Шалотт.
В следующем стихотворении «Лотофаги» не названо имён, нет указаний на время и место действия, и только упоминание о Трое наводит на мысль о плавании Одиссея.
Иногда страну лотофагов отождествляют с Египтом, иногда с каким-то островом. Но в Египте произрастает не лотос, а гигантские кувшинки. А страна лотофагов во времена Гомера «находилась» в западном средиземноморье, на побережье Африки, скорее всего на территории современного Алжира.
Лотофаги
‘Смелее!’ – сказал он. Их волны несли,
Катились к берегу, рёвом ответили.
Достигли вечером поздним земли,
Которую в полдень они заметили.
Был воздух над берегом тихим и сонным
Он дрему дыханьем своим навевал.
Луна над долиной полна и огромна,
Поток по долине как дым проплывал,
И странным были вокруг очертания скал.
Достигли земли! На которую дымка упала.
Во мраке пред ними мелькали неясные тени,
Как медленный взмах прозрачного покрывала
Подобно тихо клубящейся пене.
Река устремилася к морю в сиянье мерцающем.
Три горных вершины далеких синели,
Три башни, покрытые снегом нетающим.
Обильные росы в свете заката блестели,
Высокие сосны бросали на рощу огромные тени.
Легло на долину вечернее очарованье
Меж горных вершин протекая алеющим светом.
Казалось – из золота здесь над холмами сиянье,
И пальмы под еле заметным дыханием ветра.
Был луг ароматом тончайшим пронизан,
Земля на другую ничем не похожая.
Корабль родной им казался похожим на призрак,
Во мраке бледнеющий в пламени розовом.
Пришли лотофаги на призраки тоже похожие.
С собою несли они стебли волшебные,
Плоды и цветы на них произрастали.
Они успокоят волненья душевные,
Кто пробует их – забывает печали,
Уходят все чувства и всякое скорбное слово.
Здесь берег чужой, здесь всё непонятно
И голос звучит как из мира иного.
Они будто спят, но пение слышится внятно.
Мелодия эта и слуху, и сердцу приятна.
Луна между тем уже солнце собой заменила.
Уселись все на желтый песок побережья,
И грезы сладки об отечестве милом,
О детях, о жёнах, о приятелях прежних.
Но море им так надоело, и так утомили их весла,
Что все как один сказали: «Скитаться больше не будем».
И все как один сказали: «Пусть остров нам домом будет.
Для новой борьбы с волнами сил не осталось просто».
Песня
I
Мелодия нисходит к нам прекрасная,
Подобно розы лепесткам, упавшим на траву.
Пусть сменит шторм ночной погода ясная,
И свет пусть озарит ночную тьму.
О, музыка, которой нет прекрасней!
Прикроют веки утомленные глаза.
О, музыка, которую нам дарят небеса,
Она как влажный мох мягка,
Как плющ везде способна проникать,
И каплями росы она на лепестках цветка,
И маком красным на крутых уступах скал.
II
Зачем же будем мы в печали пребывать
И тяжело по прежнему страдать,
Когда страдания возможно избежать?
Здесь отдых, ранее лишь труд нам был знаком,
Тяжелый труд, пока не оказались здесь,
И был лишь вечный стон,
Пока несчастьем новым не был прерван он.
В душе своей не слышали мы песнь:
«Не отвергайте счастье!»
Так почему страданьям в жертву мы должны себя принесть?
III
Смотрите! Посредине леса
Изящные листья в бутоны собраны произрастают.
На стеблях зеленых, склоняясь под ветром,
Свободно растут, заботы не зная.
Согреты в полдень солнечным светом,
Луна их питает ночною росою.
Благоуханье их все наполняет собою,
Тончайшим сладким летним ароматом.
В нем сока спелых яблок сладость,
Туманов осенних ночных прохлада.
Так постоянно видим здесь мы:
Растут цветы на этом месте
И нам не надо к ним прикладывать труда,
На этой почве будет так всегда.
IV
Зачем нам посреди морей
Под небесами темно-синими,
Скитаясь до скончанья дней,
Такие прилагать усилия?
Такая вот дорога, ведущая вперед.
И губы наши были сомкнуты в молчании.
Такой вот путь. Таков был наш поход.
Мы знали наперёд то, что случиться может с нами.
К тяжелой доле и несчастьям путь ведёт.
Так было. Но какая радость нам
Бороться с роком? Когда мир наш так устроен,
И за одной волной он новой поднимается волною.
Изведав горе, каждый отдыха достоин.
Пройдёт и горе, всё пройдёт,
Когда нам смерть желанный отдых принесёт.
V
Какие сладкие бывают нам виденья,
Глаза закрыты, в дрему погруженье,
Как будто бы реальны сновиденья!
За дремой дрёма, свет янтарный
И мирра аромат благоуханный,
И голос тихий слышит каждый,
Вкусивший лотоса однажды.
Приходим снова на морской песок,
Отведаем как сливки сладкий сок.
Отдали мы сердца и души
Возможности нежнейший голос слушать.
Состарилися мы, так пусть же
Могильный холмик над травой зелёной
Воспоминаний пепел скроет в урне похоронной.
VI
О семьях наших память сохраняли,
Как жёны нас в последний раз обняли
И были слёзы горечи, но всё переменилось.
Очаг домашний наш теперь остыл,
Нас дети не узнают, всё забылось.
Им возвращенье наше в радость вряд ли.
Такой бы шаг наш слишком дерзок был.
Останется о нас лишь песнь поэта
Как десять лет мы с Троей воевали.
Про наши подвиги, об этом песня эта.
А здесь на острове о чём же нам жалеть?
Всё обращается когда-то в прах,
За нас решили Боги так,
Мы подчинились этой высшей воле.
В сравненьи с прошлым нам теперь неплохо.
За болью боль была, за горем горе,
И до последнего работа вздоха.
Болят сердца, уставшие от ужасов войны,
И путь искать по звёздам утомились мы.
VII
Но лёгкий путь, обманчивый порою,
Как сладок воздух пред грозою,
Пока всё покрывает тишина.
Под небесами тёмными святыми
Река прозрачная течёт неторопливо.
Её вода вблизи пурпурного холма
Ведёт с росой как эхо разговор.
Вода по цвету – виноградная лоза,
Как изумруд воды поток,
Сплетенье струй – божественный венок.
Ласкает взор далёкая зарница
И шелест сосен сладостно струится.
VIII
Цветенье лотоса в долинах этих
Дыханием своим разносит ветер.
Доносит тихим музыкальным тоном
Он в тишину аллей уединённых
Вокруг и всюду ароматы листьев Лотоса зелёных.
Имели мы достаточно сражений
С волнами, бьющими то в левый борт то в правый,
Чудовищами пенными, чьё бешено движенье.
Все наши клятвы прежние теперь пустые разговоры -
На лотоса земле лишь Лотос нам теперь опорой.
Здесь, на Божественной земле, забыть мы обо всём имеем право.
Теперь у них возможность есть для наслаждения нектаром.
Там над долинами подобно локонам витают,
Сияя, облака над новым домом их, и забывают
Они с улыбкою потерянную землю, где
Болезни, бедствия и катастрофы подстерегали их везде,
Сраженья, пламя городов, молитвы горькие в беде.
Но улыбаются они, и лишь слегка горька их песнь.
Несправедливость и неправду – всё забывают они здесь.
Что происходит в мире прежнем - сюда к ним не доходит весть,
О тех, кто верными остался своей стране, своей земле,
Кто урожай растя, проводит дни свои всегда в труде
До самой смерти, после, страдая, сходит в ад.
Другой в награду за мученья Элизиуму будет рад.
Да, лучше грёзами забыться, а не трудиться тяжело
В безбрежном океане спорить с волнами, работая веслом.
Да, моряки, вам повезло.