Глава шестая настаёт,
Героям пора собираться в поход
В древнейшей Спарте вечер поздний
По небесам рассыпал звёзды.
Потом тягучий Мрак ночной
На двор дворцовый лёг пустой.
На звёзды глядя, во дворе
Стоял печальный Тиндарей.
Ночною тёмною порою
Он, звёзд исследуя узор,
Неторопливо сам с собою
Повёл печальный разговор.
- Всё чаще меня посещает тоска.
Как всё-таки жизнь у людей коротка!
И скоро уже я расстануся с нею,
Я быстро старею, я быстро старею.
От Смерти, увы, спасения нету,
Но дело не в этом, но дело не в этом…
Как воздух прозрачен, как тихо и тёмно,
Как много на небе созвездий знакомых.
Вон Андромеда, а рядышком с нею
Созвездье Кита и созвездье Персея,
Созвездья Цефея, Кассиопеи –
Андромеды злосчастных родителей.
Персей был Кита того победителем,
Того чудовища, что на страну
Наслал Посейдон в наказанье Цефею
За гордость жены его Кассиопеи.
Тогда Цефей, чтоб спасти страну,
В жертву отдал Киту тому
Дочь любимую Андромеду.
Странно, что дочь отдал - не жену.
Персей одержал над Китом победу.
Могучим героем Персей был рождён,
Но сколько мы терпим от наших жён!
Геракл – какая, казалось, сила –
Жена его сдуру случайно сгубила.
Вон, кстати, его можно видеть фигуру,
Одетую в крепкую львиную шкуру.
А вон притаилась, сейчас еле видна,
Смертельная ядом Лернейская Гидра.
Она и на небе боится героя
Её погубившего давней порою.
А вон показалось созвездье Собачки.
Очень людей тем Зевс озадачил,
Взяв на небо простую собачку.
Так иль иначе, но он решил так.
Видим на небе теперь верный знак.
Если Собачка на небо взошла –
Летняя скоро начнётся жара.
«Собачка» на небо восходит лишь летом,
Ранее вы не слыхали об этом?
Если не знали, то знать вам пора –
Мы говорим «собачий холод»,
У греков была «собачья жара».
А там, где с небом сомкнулась земля,
Сейчас показалась корма корабля.
По звёздному небу который уж год
Корабль аргонавтов «Арго» плывёт.
Мои сыновья аргонавтами были,
В походе бессмертную славу добыли.
Поспорив с самой всемогущей Судьбой,
Сумели живыми вернуться домой,
Но избежать её возмездья…
Тут очертания созвездий
Расплылись, словно бы в тумане,
И Тиндарей сдержал дыханье.
Катилась по щеке слеза,
На миг ослепшие глаза
Уставилися в место то,
Где, ослепительно сияя,
Отцу привет свой посылая,
Взошло созвездье Близнецов.
Созвездье это между прочих
Одно из лучших, между прочим.
Стоял так долго Тиндарей,
Печалясь о судьбе своей,
Поднявши вверх своё лицо,
Потом зло сплюнул на песок.
- Нет сыновей. Я стар и слаб.
Погибли глупо. Из-за баб…
Вдруг слышен шорох во дворе.
Насторожился Тиндарей.
Рукой сжав рукоять меча,
Он очень строго проворчал.
- Кто тут крадётся в темноте?
А, ну, иди сюда, ко мне.
А, Менелай. Тебе, похоже,
Сейчас, как мне, не спиться тоже.
Ну, что ж, любезный Менелай,
Поговорим с тобой давай.
Молчишь? Я вижу – ты в печали,
Захочешь говорить едва ли.
Но мы с тобою всё ж родня,
Ты всё же выслушай меня.
Ты помолчи сейчас пока,
А я начну издалека.
Я после смерти сыновей
Расстался с властию своей.
Тебе власть в Спарте передал,
Зачем? Тут невелик секрет.
Чтоб смерти ты моей не ждал,
Других наследников ведь нет!
Затем, чтоб много дней подряд
Ты бы не думал обо мне,
Про похоронный мой обряд,
Как схоронить меня пышней,
И сочиняла б голова
Проникновенные слова,
Что я хорошим тестем был,
И очень ты меня любил.
Молчи. Тебя я не корю,
Я знаю, что я говорю.
Уж так устроен род людской
К всеобщему для нас стыду.
А значит, что и мы с тобой…
Нет, не имею я ввиду,
Что б ты готовил яд иль меч,
Но вот торжественную речь
Над свежевырытой могилой…
Признайся-ка мне честно, милый,
Что ты давно не против, в общем,
Поплакать над могилой тёщи,
Хотя она ещё жива.
Верны иль нет мои слова?
Нет – нет, тебя я не корю,
Я знаю, что я говорю.
Что тут поделать, милый мой,
Уж так устроен род людской.
Желая отвратить беду,
Всегда имей это в виду.
Тебе я мог бы обо всём
Подать разумные советы
Идти как жизненным путём,
Но вряд ли ты воспримешь это.
Ты очень молод, ну так что ж,
Состаришься - всё сам поймёшь.
Давай, однако, ближе к делу.
Сейчас обязан ты всецело
Себя настроить на войну.
Не для того, чтобы жену
Себе вернуть, иль за измену
Казнить безмозглую Елену.
Ты это не держи в душе,
Зря не терзайся. И вообще…
Баб мало что ль на этом Свете?
Забудь ты глупости все эти.
Парис, вне всякого сомненья,
Нанёс не просто оскорбленье -
Деянье совершить сумел
Чернее самых чёрных дел.
Не просто он жену отбил –
Всю Грецию он оскорбил.
И ты, ни много и ни мало,
Попал в центр этого скандала.
Теперь не может быть сомненья,
Не может быть другого мненья:
За оскорбление такое
Пускай заплатит кровью Троя.
Вот такова твоя задача,
И только так, никак иначе.
Терпеть бесчестие такое
Недопустимо для героев.
Я после смерти сыновей
Власть передал тебе, о ней
Не пожалел бы никогда,
Когда б не эта вот беда.
К удаче ты найдёшь пути?
Судьбы ловушки обойти
Сумеешь? Молод ты. Ну, что ж,
Что сделано, то не вернёшь.
Теперь же в деле трудном этом
Могу помочь я лишь советом.
Сейчас твой брат в Микенах правит.
Явись к нему, он не слукавит.
Тебя поддержит несомненно
Твой брат любимый Агамемнон.
Вы вместе с ним сзывайте тех,
Кто, понадеясь на успех,
Произносил однажды клятву,
Которую не взять обратно.
Елены недовольны мненьем
В тот день они глядели хмуро.
Теперь вздохнули с облегченьем –
Тебе досталась эта дура!
Теперь сзывайте с братом тех,
Кто клятву дал. Сзывайте всех!
Когда вы будете сзывать
Героев благородных рать,
Не забывайте – есть у вас
Ваш старый верный друг Калхас.
Наш самый лучший прорицатель,
Наш ясновидец и гадатель,
Конечно, он поддержит вас
Своим искусством в трудный час.
И не забудь, всем нам известный
Живёт в Пилосе старец Нестор.
Как я, с Гераклом он дружил,
Он славу честно заслужил.
Он много пережил сражений
И всяких прочих приключений,
Всю крепость тела сохраня,
Увы, в отличье от меня.
Что я могу ещё сказать?
Когда, собрав героев рать,
С врагом вы вступите в сраженье,
Рази врагов без сожаленья.
Как будешь разорять их край,
Внимания не обращай
На вражьи стоны и проклятья.
Война – суровое занятье,
В сраженье жалость не нужна,
Война – она и есть война!
И это вы понять должны –
Свои законы у войны.
Суди хоть эдак иль хоть так,
Но если явится к нам враг…
Троянцы, коль вас победят,
То никого не пощадят.
Иначе и не может быть.
Они заявятся к нам мстить.
Покроет нашу землю тлен,
И наши семьи возьмут в плен.
Взывай тогда к богам бессмертным
О жалости к невинным жертвам!
А, ну, скажи-ка мне, пожалуйста,
Так говорю я иль не так?
Болтает на войне о жалости
Или предатель, иль дурак!
Пусть кровь врага течёт рекой,
Чем наша. Так-то, милый мой.
Рази жестоко, мощно, смело,
Сражайся дерзко и умело.
А враг начнёт одолевать,
Ну, что ж, бывает, что скрывать,
Я сам всё это испытал
Не раз меня пронзал металл,
Не повезёт тебе в сраженьи –
Умри, как жил, без униженья!
Случиться может на войне,
Я это испытал вполне,
И неудача. Но пока
Меч держит верная рука,
О чём жалеть, чего бояться?
Сражаться надобно, сражаться!
Тебе совет вполне мой ясен?
И Менелай сказал: «Согласен.
Когда произошло такое,
Я понял сам, что для героя
Война – не худшее из зол».
Сказав так, Менелай ушёл.
В древнейшей Спарте ночью поздней
На небесах сияли звёзды.
И долго-долго во дворе
Стоял печальный Тиндарей.
Ну, что ж, любезный мой читатель,
Коль ты хороший наблюдатель,
Ты всё внимательно прочёл,
Запомнил, взвесил и учёл,
И вник во все ты обстоятельства,
В то, как искусно, умно, тщательно,
Сплетя в один клубок события,
На первый взгляд малозначительны
Судьбой готовилась война,
То, если истина важна,
Все современные спецслужбы,
Признаться в этом честно нужно,
Любые, из любой страны
Учиться у неё должны!
Подкравшись исподволь, незримо,
Война уже неотвратима.
Увы, дороги нет обратной.
Вот Менелай явился к брату
В златообильные Микены.
И брат любимый Агамемнон,
Обидой гневною пылая
Ничуть не меньше Менелая,
Совместно с братом бросил клич,
И клич тот вскоре смог достичь
Всех, кто давал когда-то клятву,
Которую не взять обратно.
Одним из первых на призыв,
Свои войска вооружив,
Откликнулся Аякс Большой.
Аяксом Малым называли,
Что б вы их чётко различали,
Царя Локриды. Также он,
Призывом страстным увлечён,
Свои войска готовит в бой.
И вот уже Аякс Большой
Готов к отплытью. Теламон,
Его отец, (да, кстати, он
Как раз был мужем Гесионы,
Забрав насильно её в жёны),
Царь престарелый Саламина
Пришёл проститься сродным сыном.
Аякс подходит к кораблю,
Украсив голову свою
Блестящим крепким шлемом медным,
И с видом гордым и победным,
Ступая твёрдо и бесстрашно.
Нёс щит огромный, словно башня.
Отец ему наказ давал,
И между прочим он сказал:
- Я разрушал троянцев стену,
Которую твой строил дед
Эак, и пусть же непременно
По истеченью стольких лет
Ещё раз сбудется пророчество,
И пусть при этом неизменно
Тебе сопутствует удача,
И боги пусть хранят тебя,
Как охраняли и меня.
Ответ Аякса озадачил
Отца и прочих всех людей.
- Удача? Что ж, я дружен с ней,
Но боги пусть хранят других,
Мне не нужны услуги их.
Ответ таков, как ясно нам,
Едва ль понравился богам.
В поход сбирался Диомед,
Готовя Трое много бед.
Среди Елены женихов
Он, кажется, один таков –
Елену искренне любил
И оскорблён он лично был
Коварным, дерзким похищеньем.
Он жаждал искренне отмщенья.
Он – сын Великого Тидея,
Искусством воинским владея,
Получше многих, много бед
Готовил Трое Диомед.
А также прочие герои
Вооружались против Трои.
И с Крита царь Идоменей,
Известный резвостью коней,
И афинянин Менесфей,
Известный сладостью речей,
И друг Геракла Филоклет,
Ему знакомый с детских лет,
И все другие женихи,
Все взялись за мечи таки.
Итак, на призыв откликаясь геройский,
Героев собралось огромное войско.
Собралось оно деловито и скоро.
Авлида являлась местом их сбора.
Бывало и ранее, что для сражения,
Чтоб между собой прояснить отношения,
Чтоб правоту свою доказать,
Героев сбиралась огромная рать.
Но войска, какое собралось в Авлиде,
Мир древний до тех пор пока что не видел.
Гомер, говоря про его многочисленность,
В сто тысяч назвал приблизительно численность.
Историков берёт сомнение:
Да было ли столько тогда населения?
Неважно, было или нет…
Авлида, утренний рассвет.
Заря сменяет Ночь
И Ночь уходит прочь.
Зарю сменяя вскоре,
Поднявшися из моря,
Блюдя законы Мирозданья,
Свой лучистое сиянье
Над Миром Гелиос простёр.
На берегу стоит шатёр,
О берег плещется волна,
Ленивая, как после сна,
А в небесах орёл кружит.
К шатру сходилися вожди
Между собой совет держать,
Как надо дальше поступать.
Но вот увидели орла,
Оставили свои дела
(Такая привычка у греков была:
Судьбу узнавать по полёту орла).
Агамемнон: Как видно, Зевс посылает для нас
Какую-то весть. Прорицатель Калхас!
Ну, чем нас порадуешь в этот раз?
Калхас: Глядя на этот полёт орла,
Вижу, что это дурная весть.
Будут плохи наши дела
Предостережение коль не учесть
Так иль иначе, но мы должны
Не торопиться с началом войны.
Агамемнон: Ты нам, между прочим,
Как-то не так сейчас напророчил.
Калхас: Войско у нас многочисленно очень
Но прежде, чем нам отправляться под Трою,
Должны мы привлечь ещё двух героев.
Их имена Одиссей и Ахилл.
Агамемнон:Ни тот, ни другой не произносил
Ту клятву, какую когда-то мы дали.
В поход они соберутся едва ли.
Калхас: Они не клялись. Однако, друзья,
Без них воевать нам никак нельзя.
Они не клялись. Но, как вам известно,
Ни я, ни почтенный наш старый Нестор
Тогда не клялись в толпе женихов,
Но мы сейчас здесь вместе с вами.
Нестор:Знайте, герои, совет мой таков:
Думаю, мы сумеем речами
Мудрыми иль Одиссею польстить,
Иль пристыдить его, иль пробудить
Так иль иначе в нём подвигов жажду.
Агамемнон: Да, нам известно – ты не однажды
Мудрость свою доказал на деле.
Ну, и конечно, мы бы хотели,
Чтобы за это дело ты взялся.
Нестор: Я бы конечно для вас постарался,
Но есть у меня на примете другой,
Тоже очень разумный герой.
Моложе меня он, и в этом случае
Справится с поручением лучше.
Деда наследуя опыт и нрав,
Стал Одиссей и хитёр, и лукав.
Над Одиссеем в споре победу
Всё-таки легче достичь Паламеду,
Навплия сыну.
Агамемнон: Скажи, Паламед,
Сможешь помочь в этом деле иль нет?
Паламед:Отец мой, как вы все знаете,
Неутомимый был мореплаватель.
Проплыв все моря своим кораблём,
И опыт, и мудрость он приобрёл,
Разных народов жизнь наблюдая,
Нравы различные их постигая.
Мудрость свою смог оставить в наследство
Мне мой отец. То надёжное средство
Против какого угодно коварства,
Против обмана, против лукавства,
Коль Одиссей к ним захочет прибегнуть,
Всё же похода ему не избегнуть.
Нестор: Ну, а потом Одиссея лукавством,
Или обманом, или коварством
Сможем мы и Ахилла завлечь.
Агамемнон: Это очень разумная речь!
Но кто на Итаку проводит нас?
Нестор: Как это кто? Прорицатель Калхас.
Пускай тот остров очень мал –
Нагроможденье белых скал –
Калхас своим провидца зреньем
Его разыщет без сомненья.
Хоть не был Одиссей провидцем,
Гадателем и ясновидцем,
Узнав про сбор в Авлиде,
Недоброе предвидя,
Судьбу свою хотел узнать,
Оракул начал вопрошать
И получил ответ такой,
Что на войне жестокой той,
Пусть даже если не убьют
Его в каком-нибудь бою,
Воротится к родной земле
Не на своём он корабле.
Тут Одиссей решил схитрить:
«Мне, что ли, дома плохо жить?
Совсем недавно я женился,
Совсем недавно сын родился.
Бросать семью, бросать страну?
Плевать хотел я на войну!»
Вот Агамемнон, Менелай,
А с ними Паламед, Калхас,
В недобрый Одиссею час,
Явилися в один из дней
На островок среди морей.
Но хитроумный Одиссей
Тех новоявленных друзей
По своему решил встречать.
Запряг он в плуг вола с ослом,
Как повредившийся умом
И землю стал он засевать
При этом солью, не зерном.
С безумного – чего же взять,
Как на войну его забрать –
Не польза будет, только вред.
Но не поверил Паламед,
Что Одиссей ума лишился,
И испытать его решился.
- Когда пришли мы за тобою,
То заболел ты головою,
А перед тем ты был здоров?
Ты не держи нас за ослов!
И вот, что сделал Паламед,
Известный мудростью своею:
Младенца сына Одиссея
Он перед плугом положил,
И Одиссей остановил
Своих, впряжённых в этот плуг,
Вола с ослом. - Ну, здравствуй, друг -
С ним поздоровались друзья
- С таким лукавством на войне
Полезен будешь ты вдвойне!
Одиссей: Какой войне? Причём здесь я?
Вы ошибаетесь, друзья!
Зачем явились вы ко мне?
Ведете речи о войне?
Я не играл у Тиндарея
В дурную вашу лотерею!
Дурацкой клятвы не давал!
И на Елену я плевал!
Мне ваши речи не понятны!
Калхас (подойдя к Одиссею, шепотом):
Ты забываешь, вероятно,
Кто эту клятву сочинял?
Я до сих пор о том молчал.
Не поздно и сейчас напомнить,
Я помогу об этом вспомнить.
Что тут поделать? Одиссей
Уплыл в компании друзей.
Покинул он свою страну,
Покинул юную жену,
Покинул сына Телемаха,
Но затаил при том, однако,
Большую злобу к Паламеду.
Он не простит ему победу
Вот в этом споре над собой.
Но он, как истинный герой,
Попав в такое положенье,
Войска готовить стал к сраженью.
Сторонником войны он стал,
К войне всех громче призывал
Свирепо, гневно, горячо…
Но нужно им привлечь ещё
К войне и юного Ахилла.
Его Фетида мать укрыла
На Скиросе у Ликомеда,
Она-то знала: до победы
Её Ахилл не доживёт,
Когда на ту войну пойдёт,
Ведь сердца матери чутьё,
Какое было у неё,
Вернее всяких предсказаний,
И прорицаний, и гаданий.
Известно Одиссею стало,
Что им Ахилла не хватало.
Он в ту же самую минуту,
Чтоб честь умножить и сберечь
И мудреца, и плута,
Сам вызвался его найти
И в стан военный привести.
Он, отправляясь к Ликомеду,
С собой Аякса, Диомеда
В дорогу эту пригласил
И очень кстати. Ведь Ахилл
В родстве с Большим Аяксом был
(Был Теламон – отец Аякса,
Пелей – Ахилла был отец,
И оба были сыновья
Того Эака, что построил
Когда-то часть стены для Трои).
Короче, прибыли друзья
На остров Скирос. Одиссей
Блеснул вновь мудростью своей.
Короче, Одиссей с друзьями
Переоделися купцами,
Корабль покинули, и вот,
Оставив у дворца ворот
Всех воинов, что с ними были,
Под руководством Диомеда,
«Купцы» явились к Ликомеду.
Свои товары разложили
(Для женщин все товары были).
Вот Ликомед их пригласил
Явиться в женские покои.
К ним женщины сбежались все,
Какие были во дворце,
И среди женщин этих был,
Не удивляйтесь, сам Ахилл!
По воле матери своей
Он, будучи послушен ей,
Был в платье женское одет.
В свои-то он шестнадцать лет
На девушку и впрямь похож
Своею внешностью, но всё ж
Наивно женское стремленье
Судьбы избегнуть. Вне сомненья,
Не оправдалась та надежда –
Ахилл и в женской той одежде,
Как бы Фетида не хитрила,
Остался всё-таки Ахиллом.
Одиссей ( Аяксу шёпотом):
Послушай, милый, я боюсь –
Ещё чуть-чуть – и засмеюсь.
Тут всё понятно мне сполна:
Девица – ростом со слона!
Аякс (Одиссею шёпотом):
Его я раньше не встречал,
Но тоже я его узнал.
Но если истина важна –
Чуть-чуть поменьше он слона.
Одиссей: Сейчас нам точность не важна,
Сейчас лишь хитрость нам нужна.
И Одиссей, прервавши речь,
Меж украшений женских меч
Как бы случайно положил.
Ахилла меч приворожил.
Он так и впился в него взглядом,
Пока все женщины с ним рядом
Смотрели прочие товары.
Чего терять тут время даром,
Коль всё Судьбой предрешено?
Знак подал Одиссей в окно.
Знак был замечен. В тот же миг
Раздался звон мечей и крик,
Раздался грозный шум сраженья –
То диомедовский отряд,
Изображая нападенье,
Вовсю старался. И не зря
Переполох он учинил.
Тотчас при звуке грозном этом
Всех женщин словно сдуло ветром.
Тотчас же меч схватил Ахилл.
Одежду женскую сорвал,
И взгляд его огнём пылал.
Друзья, увидев этот взгляд,
Слегка отпрянули назад,
Но в тот же миг не удержались
И очень громко рассмеялись.
И стало ясно всё Ахиллу,
Что здесь сейчас происходило.
- Ну, здравствуй, друг, - друзья сказали,-
Как видишь, нас к тебе послали.
Такой герой, как ты, втройне
Полезен будет на войне.
Ахилл: Друзья, признаюсь честно вам:
Я на войну хочу и сам.
От вас пришлось таиться мне
По воле матери моей.
Я маму очень уважаю,
Я ей ни в чём не возражаю.
Но хитрость разоблачена.
Я думаю, поймёт она:
Теперь нельзя мне отказаться
Теперь обязан я сражаться,
Дороги нету мне назад.
Одиссей: Умишко женский слабоват –
Давно известно всем об этом.
Мать, замышляя хитрость эту,
Весьма наивною была,
Что лезть в мужские ей дела,
Зря напрягать свой слабый ум?
Ахилл: Мне помешал вот этот шум
Расслышать, что ты говорил.
А, ну, давай-ка повтори,
Что ты сейчас сказал о ней,
Любимой матери моей?
Одиссей: Да, надо воинам сказать,
Чтоб перестали громыхать,
Мечами о щиты звенеть.
Он подал знак – утихла медь,
И шум, и крики смолкли враз.
- Я говорил уже не раз,
Давно известно всем об этом,
Что, замышляя хитрость эту,
Фетида мудрою была,
И развалить нам все дела
Её бы мог великий ум…
Короче, в тот же день Ахилл
В компании друзей уплыл.
Любезный читатель, признаюсь не ложно –
До этого места, насколько возможно,
В своём сочинении очень и очень
Старался я быть, по возможности, точен.
Мифографов древних ценя и любя,
Я лишь по чуть-чуть добавлял от себя
Живей что б представить все эти сюжеты.
Но кое-чего, к сожаленью, в них нету.
В сюжетах я тех ничего не исправлю,
Но кое-что важное в них я добавлю,
Чего у писателей древности нет,
Что через три тысячи двести лет,
Когда уж промчались все эти века,
Виднее мне всё-таки издалека.